— Хм-м-м… — скучающим голосом протянул молодой наглец. — Как поживаете, князь? — Красивая голова склонилась в едва заметном поклоне.
Михаил лишь посмотрел на него, сам не зная, оскорбило или позабавило его поведение этого странного создания природы — английского повесы и хлыща. В Санкт-Петербурге таких не бывало, как не было и оппозиционной партии вроде здешних вигов. Разумеется, при императорском дворе тоже хватало бездельников, но как крепостные работали на землях дворян, так и сами дворяне, в свою очередь, считались слугами царя и должны были исполнять различные гражданские обязанности.
Ни один молодой русский дворянин не посмел бы проводить целый день на углу улицы с модными магазинами, рассматривая в монокль проходящих женщин, а здесь, в Лондоне, это было самым обычным времяпрепровождением. Михаил немедленно заподозрил, что этот дерзкий молодой человек провел не один день, лениво предаваясь подобному занятию.
«Плохо, — думал он. — Пустая трата времени и сил». Курков был известен тем, что умел видеть в человеке военный талант, а у этого англичанина были те холодные, острые, бесстрашные глаза, какие он всегда выискивал, отбирая дельных офицеров.
— Лорд Алек? — переспросил князь с обманчиво-любезной улыбкой.
— Да, Александр, как ваш знаменитый император. Но многие зовут меня просто Алек.
— Ну, они зовут вас не только так, — буркнул себе под нос Уэстленд.
— Его светлость так шутит.
— Вы говорите по-русски, лорд Алек? — поинтересовался князь.
— Господи, нет. Несколько слов, только чтобы произвести впечатление на дам.
Уэстленд фыркнул, но Михаил снизошел до короткого смешка над дерзкой живостью этого денди.
— Вы член этого клуба?
— Я бываю здесь, только чтобы играть. Вы играете, ваше сиятельство?
— Немного.
— Видите ли, лорд Алек везде вхож, подходит он для заведения или нет, — прокомментировал Уэстленд. — Регент его обожает, к тому же он брат герцога Хоксклиффа, о чьем последнем билле я рассказывал вам сегодня утром.
— Билли, законопроекты… — воскликнул молодой бездельник. — Ни за что не хотел бы быть герцогом. — Столько работы! Я по натуре стрекоза. А дорогой Роберт теперь превратился в трудолюбивого муравья.
— Я перескажу ему ваши слова, — пообещал Уэстленд и сложил руки на груди. — Они все еще позволяют вам здесь играть, лорд Алек? Я слышал, золотой мальчик попал в полосу неудач.
— Выигрываешь — проигрываешь, ваша светлость. Это как на войне. Или в политике.
— Или, как в вашем случае, лорд Алек, в любви? — парировал Уэстленд.
— На самом деле не так. В этой игре я никогда не проигрываю.
Михаил рассмеялся своим резким смехом. Остроумные реплики повесы его позабавили.
— Не сердитесь, Уэстленд. Неплохо сказано.
— Благодарю вас, ваше сиятельство, — обратился Алек к Михаилу и поклонился, слегка оттаивая от своей прежней позы ледяного высокомерия, но в его синих глазах мелькнул огонек, которого Михаил не понял, но чувствовал, что ему не следует доверять.
Уэстленд отставил кофейную чашку.
— Курков, нам действительно пора. Я договорился представить вас сегодня премьер-министру.
— А, старая треска Ливерпуль! — воскликнул Алек. — Вам легче будет его переварить, если вы заткнете нос.
— Дерзкий мальчишка! Не следует его поощрять, — проворчал Уэстленд, услышав новый смешок князя. — Пойдем, нельзя опаздывать.
— Досви-да-ниа, — проговорил Алек любезным тоном, когда эти двое собрались уходить.
Курков небрежно махнул ему рукой и ответил тем же словом, а Уэстленд нахмурился и сказал:
— Смотрите же, держитесь подальше от моей дочери.
— Да к ней и ангелы боятся подступиться, на что же грешнику рассчитывать тогда?
— Шут гороховый, — пробормотал Уэстленд.
При этой фразе Михаил резко обернулся, но ленивая улыбка Алека оставалась такой же безмятежной.
— Очень интересно, — пробормотал он себе под нос. Князю совсем не понравилось замечание насчет леди Парфении.
Когда они вышли, Алек, сцепив за спиной руки, пошел снова к друзьям.
— Что тебе нужно от нудного старого Уэстленда? — спросил Дрэкс, слегка приподнимаясь, чтобы сделать глоток содовой.
— А… Просто развлекался. Из спортивного интереса. Кстати, завтра я уезжаю в Брайтон.
— Без нас? — хором вскричали молодые люди.
— Мы там встретимся, — успокаивающим тоном пообещал Алек. — Вместо того чтобы толкаться с вами в доме на Блэк-Лайон-стрит, я остановлюсь на семейной вилле к западу от города.
— Что?! — воскликнул Форт. — Не будешь жить с нами?
— Что происходит? — потребовал объяснений Форт.
— Мне просто надо несколько дней отдохнуть. Что в этом дурного? Под одной крышей с вами невозможно даже выспаться!
Да, лучше всего уехать в Брайтон, размышлял Алек, вышагивая по улице с тщательно соблюдаемой миной безразличного равнодушия на лице. Ни казаков, ни кредиторов. Только небо, и море, и прекрасная Бекки. И масса богатых картежников.
«Дополнительное удобство», —думал Алек. Он не мог себе позволить сесть за стол с высокими ставками, пока для начала не раздобудет денег.
С этой целью Алек посетил известный аукцион «Сотбиз». Немного поморщившись из-за необходимости пойти на жертвы, он договорился о продаже своих драгоценных ваз и еще нескольких предметов мебели. Таким образом, Алек простился со своими длительными попытками сохранить лицо, ибо знал: когда эти вещи покинут его жилище, оно совсем оголится. Любой, кто заглянет внутрь, поймет, что оказался на территории кредиторов.
Как ни странно, теперь, в отличие от вчерашнего дня, эта мысль его больше не волновала. Слишком высоки были ставки, чтобы думать о подобных мелочах.
Алек отвел нескольких рослых и крепких грузчиков из аукционного дома к себе в «Олторп», присмотрел за вывозом своего имущества и получил сумму наличными. Потом упаковал одежду для поездки, прихватил все припасы для пистолетов.
В комнате для гостей, где отдыхала Бекки, были такие обои, что девушке казалось, будто она находится в летнем саду. Она оделась в одно из удобных дневных платьев молодой герцогини — простое, но воздушное одеяние из тонкого белого муслина со свободными рукавами и отделкой из голубой ленты по квадратной горловине, с высокой талией и струящимися юбками.
Бекки ждала, пока вернется домой Алек.
В этой идиллической тишине ее мысли были отнюдь не спокойны. Вопрос, который обдумывала сейчас Бекки, сводился к следующему: в чем теперь ее собственный долг по отношению к Алеку?
Он ясно дал понять, что чувствует ответственность за ее благополучие из-за того, чем они занимались ночью. Но если дело обстоит именно так, то не означает ли это, что и она, в свою очередь, несет за него ответственность? Разве справедливо, что он так по-рыцарски идет на все ради ее спасения и в ответ не получает ничего, кроме ее благодарности? Алек прав. Здесь действительно замешана честь. Честь, долг заставили его сделать ей предложение, а ослиное упрямство и гордость обусловили ее отказ.
Но если он примет ее «да» вместо нынешнего отчаянного «нет», это вовсе не будет означать, что такой исход сделает их счастливыми. Нет, связанный и одомашненный, бесшабашный Алек вскоре начнет тяготиться своими узами. Бекки с тяжелой душой понимала, что тогда она сделается для него объектом неприязни и сожалений об ошибке.
С его гедонистическим отношением к жизни, страхом перед скукой легко представить, что их отношения будут становиться все хуже и хуже. Они станут жить раздельно. Она — в Йоркшире. Он в
