Третья шлет письма, в которых имеются описания эротических снов, действий и приглашение приехать в Киев до очередного повышения цен на бензин. Раньше без раздумий уже забронированы были бы билеты на поезд: обменены купоны, куплены недостающие продукты от старшего брата младшей сестре. И дорога в купейном вагоне никак не сказалась бы на исполнении замыслов простодушной хохлушки: слово в слово, дело за делом ее эпистолярные эскизы обрели бы плоть, криками наполнился бы ночной Крещатик или что там у них еще есть ночного? Но, прочитав в прессе о провокациях на Черноморском флоте, узнав от коллег про шаги, предпринимаемые официальным Киевом против Крыма, решительно рву надежды подруги по переписке, беру в руки Ключевского, чтобы восстановить в душе историческую справедливость.
Я смотрю на раздевающуюся на телеэкране женщину. Что, думаю, доигрались, Хотите теперь обратно вернуть наше доверие, заручиться поддержкой? Но планы изменились! Мы снаряжены бипером, у нас в руках радиотелефон, во рту кристально чистая водка, на ногах водные лыжи – они-то и несут нас в горячие точки планеты, на межбанковские конференции, в Канны. Мы оттягиваемся в глуши, на даче в Переделкине недалеко от пульмонологического санатория, рядом с кладбищем, где лежит Пастернак. Мы теперь любим природу, не стреляем в белых лебедей, собираем шишки и делаем гербарий. Иногда, конечно, запираются двери, выгоняется кухарка Света, достаются милые сердцу консервы и открывается празднование юбилея Игорька. Песня про ноздри, стих про птицу: и встает перед глазами брошеная навеки молодость, наливаются кровью И слезами близорукие глаза, хрустят граненые стаканы. Будь счастлив, Игорек, мы еще съездим в Загорск, еще попродаем в таллинском аэропорту презервативы, чтобы заработать денег на скромный завтрак, еще остановим поезд метро посреди Праги, пообещав ропщущим чехам ввести танки в их восточноевропейский Париж. Все еще будет – может быть... А теперь надо позвать Светку, чтобы убрала со стола, вытерла слезы и сварила кофе. Мы теперь другие: мудрые, познавшие смысл жизни. Поэтому редкая эрекция доживет до середины дня – книги, картины, мультфильмы, вот что доставляет радость, выводит из печали, заставляет подметать пол и чистить зубы. Если кто-нибудь думает, что дело свое мы кончили навсегда – будет тот посрамлен. Ведутся переговоры с профессором Вишневским, что вставит он несколько импортных датчиков в нужные части тела, обеспечив тем самым управление мужскими качествами. В любое время суток с помощью прибора, напоминающего пульт дистанционного управления, можно будет обеспечить стопроцентную готовность к обмену генной информацией любой продолжительности. Но пульт этот храниться будет подальше от женских рук: в кабинете, где на стене Брейгель-младший, в столе незаконченная рукопись о последних днях Набокова, в баре – бурбон. Так-то надежнее...
Глава 16. КРУЧИНА
Что заставляет зрелых мужчин и безусых юнцов в самый разгар жизни, при температуре 25 градусов по Цельсию, в условиях нижайшей облачности, а то и при полном ее отсутствии брать в руки стакан? Как раненые звери, подстреляные птицы, ищут мужчины укромные уголки родных мест, чтобы спрятаться, чтобы исполнить интимный ритуал распития. Зря многие думают, что получается это автоматически, по привычке, в результате дурных склонностей, отвратительной наследственности или просто из-за слабости духа. В подвалы и подворотни, в чужие квартиры, на вокзалы и опустевшие склады уводит ребят неизбывная, вечная, как Россия, кручина.
Ну скажите, есть ли у вас доверие к лоснящемуся, выскакивающему из дорогого автомобиля здоровяку в кашемировом пальто цвета глиняного горшка, если случайно узнаете вы, что товарищ этот в рот не берет водки «Родник», не говоря уже о массандровском портвейне? Доверия нет. Потому что пьющий богатей обязательно в какой-нибудь момент алкогольного опьянения подобреет, расслабится и перечислит всю наличность в Фонд сохранения дворика на улице Винокурова, рядом со швейной фабрикой «Москва». Если и не перечислит, то однажды, выйдя из семидневного запоя, обнаружит, что проморгал «черный вторник», и вся валюта превратилась в прах, секретарши перешли на работу в Центробанк, а кореш, помощник министра финансов, приговорен к отставке. И главное, не очень расстроится наш герой, а только кивнет в знак подтверждения худших своих предположений относительно перспектив фондового рынка и своей незавидной доли – что ввергло, собственно, в семидневную кругосветку. С непьющим дельцом ничего такого хорошего никогда не случится.
Ведет нас по пьяной жизни кручина. Дисбаланс добра и зла, отсутствие гармонии даже на Тверском бульваре – все это каждую минуту готово посадить даже недюжинную личность на стакан с алкоголем.
С детства, практически на подсознательном уровне, к пьянству подталкивало неудачное выступление команды «Динамо» во внутренних чемпионатах и на международной арене. Каждая проигранная встреча по футболу, хоккею, баскетболу, водному поло, волейболу, командной эстафете по дорогам Москвы, одним словом, любая неудача любимого клуба отзывалась болью сна-чала в детском сердце, а потом уже и в отроческом. Как только позволил возраст, утешение пришло со стороны, как говорится, бутылки. Алкоголь постепенно стал вымывать горечь поражения, разрушая, естественно, весь остальной организм. Но цель была достигнута: все выступления динамовского коллектива стали тотально по фигу, появился объективный взгляд на вещи, мозг получал удовольствие от самой игры, а не от результата того или иного матча.
Размышляя о сущностях, оказались мы с закадычным другом Павловым на кладбище в центре города. Забрели сюда по случайности, вернее, по наитию. Как знали, перед какой философской проблемой поставит нас безобидная на первый взгляд прогулка, захватили четыре бутылки «Лидии» и бутылку «Тверского» пива «на завтра». На могильной плите семьи Смирновых крепко поговорили мы тогда. Конечность мирского прозябания вдруг перестала пугать, вдруг скоротечность жизни преобразилась во благо. Обретя нити истины, твердым, правым шагом направились мы с Павловым к директору печального ландшафта. Показав документы, устроили разнос Давлету Ахметовичу за безобразное содержание вверенного ему предприятия вообще и могилы почившей в бозе семьи Смирновых в частности. Некрашеные изгороди, кое-где посрезанные кресты, мусор и не заасфальтированные дорожки – счет из длинного перечня недостатков был выдвинут Авакяну. С недоверием отнесся директор спервоначалу к серьезности наших намерений, но когда извлечена была четвертая бутылка «Лидии» и вскрыта резким, не терпящим возражений движением руки и ладони, Давлет притих и новыми глазами посмотрел на глубину вопроса. Тут же были вывалены на стол ватман с планом переустройства кладбища, проекты памятников нового образца «один к десяти» были обнародованы буквально после второго глотка, сделанного начальником. «Понимаешь, Давлет, все мы там будем», – тыкал я пальцем в схему размещения новых захоронений. «Подумай, Давлетик, не о выручке своей сраной, а о душах усопших, к коим и сам ты присоединишься в недалеком грядущем. Возьми кисти, метлы, устрой субботник на территории. Поговори с пьющим своим контингентом. Чтобы по-людски относились к нам, безвременно ушедшим, но не сломавшимся под бременем обстоятельств. Ты понял нас, Давлет?» Авакян ответил благодарностью, даже чистую, незаполненную грамоту вручил лично, не убоялся расписаться под карт-бланшем. После чего мы, используя момент, попросили подобрать и нам местечко на будущее. Без долгих разговоров пошли мы в каптерку к печальных дел землекопам. Без сожаления выставили на стол заветную бутылку «Тверского» и лаконично объяснили, в чем дело...
Бригада землекопов допивала заработанную за день одиннадцатую бутылку водки. Давлетик ничком, раскинув руки, как армянский Христос, лежал на телогрейках и резиновых сапогах, брошенных в угол утомленными могильщиками. Павлов точил лопату, шлифовал черенок. Я сидел и пел песню про разлуку. Постепенно печальный пролетариат стал склоняться на нашу сторону. Искать для нас могилу решено было идти немедленно, копать определили с первыми лучами солнца – так символичнее. Помешала та самая бутылка пива, которая отвержена была копателями с порога. Потеряв бдительность, перед выходом в экспедицию по розыску нашей могилы, хлебнули все по глотку. И сразу отяжелели, расквасились и заснули на месте. Кручина преследует по пятам. Сидит, бывало, радостный, улыбчивый гражданин на берегу Патриарших и кормит хлебом уток и приблудного спаниеля. И вдруг тень кручины наваливается на его надбровные дуги, резким гортанным криком отгоняет он миролюбивого пса, достает из кармана бутыль
