сегодня к новому витку совершенно не хотела проявлять интерес. Под давлением этих мыслей я посмотрела в глаза Джэя и выразила на лице сожаление, поджав губы.
– Не расстраивайся так сильно. В доколумбовы времена человеческие жертвоприношения считались нормой.
Джэй не знал, о чем я сожалею. Но он был так мил в стремлении успокоить меня, что снова виделся мне только желанным и, как прежде, тайно моим.
Спохватившись, Джэй вскинул руку и посмотрел на часы:
– Вот это мы заболтались. Если мы хотим успеть, то нам придется поспешить. Я знаю одно шикарное местечко, оттуда хорошо видно.
По пути Джэй утверждал, что при виде этого необычного зрелища в первый раз он испытал некое ощущение, похожее на духовное просветление. Хоть он и мог говорить о ревностном отношении к своей религии, но в данном случае это ему не мешало, поэтому он приехал в Чичен-Ицу во второй раз, и сейчас мы поторапливались, чтобы успеть к началу.
Мы остановились на возвышенности поодаль от остальных, но с прекрасным видом на пирамиду (почти в одиночестве). Если бы мы встали ближе к пирамиде, то рисковали затеряться среди тысячи туристов. Собой они заполонили открытое пространство перед пирамидой, и теперь сборище людей походило на большую темную массу. В предвкушении начала собравшиеся переговаривались, толпа издавала негромкие звуки, и над этим местом стоял приглушенный гул.
Джэй стоял позади меня, и мне настолько сильно захотела оказаться в его объятиях, что я чуть не попросила его об этом. Опомнившись, решила прогнать такие мысли:
– А что у майя означает «Кукулькан»?
– О, я забыл тебе сказать – «Оперенный Змей».
– И тоже не обошлось без жертвоприношений?
– Тоже. И посвящены они были высшему Богу – Ку куль кану.
На таком расстоянии мне бросились в глаза платформы, напоминающие террасы.
– А эти террасы, они для чего?
– На сторонах пирамиды их всего девять. По одной террасе на каждую область царства мертвых. Так майя представляли себе загробный мир – место, куда они отправлялись после смерти.
Я продолжала себе поражаться. Меня кидало из крайности в крайность. На месте храма воинов я спокойно перенесла поклонение мне, а вот сейчас… У меня моментально участился пульс, появилось волнение. Я понимала, с чем это связано, но боялась осознанно провести хоть маломальскую аналогию между силами Света тут и силами тьмы там. Мне захотелось притвориться перед собой, что я ничего не поняла, и попыталась думать только о Джэе.
Но кто-то словно чувствовал во мне борьбу и не унимался, определенно заставляя Джэя говорить дальше:
– Если принять во внимание календарное значение ступенек пирамиды, как и ее ориентацию по сторонам света, станет очевидным – это сооружение символизирует главную ось, вокруг которой вращается мироздание.
Я качнула головой в знак понимания.
– Видишь змеиные головы? – спросил меня Джэй.
Как пояснял он мне, сама пирамида ориентирована строго по четырем сторонам света. Лестница, сбоку которой стояли мы, приходилась на северную сторону пирамиды, и внизу по краям эта лестница оканчивалась змеиными головами.
– Они являются символом Бога Кукулькана. Такое их расположение тоже не случайно. Смотри на часы.
Как по команде, над местом у пирамиды повисло гробовое молчание.
Я посмотрела на свои наручные часы. Еще утром специально для этого момента Джэй выставил стрелки часов идеально точно. Время отсчитало последнюю секунду. Стрелки указали ровно на 17 часов 15 минут. И, как Джэй и обещал мне, с точностью швейцарского хронометра на ступенях северной лестницы из треугольников света и тени начало складываться изображение гигантского Священного Змея, медленно скользящего к основанию пирамиды…
На балюстрадах пирамиды продолжалась игра солнечного света: появилось полноценное изображение, образованное тенью, что отбрасывалась углом пирамиды. Солнце опускалось ниже, а картина становилась более отчетливой. Так продолжалось ровно пятнадцать минут.
Минута в минуту, в 17.30, семь треугольников света полностью обрисовали семь изгибов огромной извивающейся змеи. Ее хвост находился на верхней платформе пирамиды, а тело тянулось вниз вдоль лестницы. У основания пирамиды тень точно по размерам уперлась во внушительную скульптуру змеиной головы со свирепо разинутой пастью.
Я помнила, о чем говорил мне Джэй: «Такая иллюзия продлится ровно 3 часа 22 минуты». Можно только предполагать, что это могло символизировать для майя. Возможно, таким образом почти волшебное явление древнего божества точно сигнализировало о наступлении равноденствия. А возможно и нечто другое, не поддающееся нашему пониманию.
А дальше мне показалось, что священный Оперенный Змей Кукулькан возвращается к жизни. Я хотела повернуться к Джэю и сказать ему об этом, но не смогла. Мне казалось, что мое тело деревенеет. Это показалось мне забавным. Такие ощущения я испытывала впервые и сочла, что это связано с явлением, похожим на духовное просветление, как и у Джэя в первый раз.
Мое внимание привлекли глаза Оперенного Змея. В них появился взгляд. Он цепко, намертво вонзился в меня. Взгляд не отпускал и не позволял мне даже моргнуть. Я еще раз сделала попытку повернуть голову и опять не смогла. Язык начал наливаться словно свинцом, он тяжелел с каждой минутой. Ощущения передались голове и медленно расползлись по всему телу книзу. Со временем все тело налилось свинцовой тяжестью.
У меня началась истерика. Это происходило на уровне сознания и никак не могло выразиться в моем поведении. Словно в тисках, со всех сторон, сжимало мозг, но только он мог позволить себе трепыхаться в поисках выхода. Он метался из стороны в сторону, ища малейшую лазейку, позволяющую вырваться из этого состояния. Или, может, так себя вела моя душа?
Меня магнитом потянуло к голове Оперенного Змея. Я оторвалась от земли, испытывая на себе то, что когда-то видела в Интернете – левитацию. Странички Интернета пестрели видео, запечатлевшими случаи, что происходили при свидетелях, где человек способен был во время молитвы с легкостью парить над землей. В момент отрыва я почувствовала некоторое облегчение, тут же воспользовалась этим и наконец-то повернулась к Джэю.
Я увидела себя со стороны, стоящую на земле рядом с Джэем, по-прежнему находившимся позади меня. Мы стояли с ним с завороженной улыбкой на устах и любовались явлением. Я медленно двигалась по воздуху в сторону Оперенного Змея, а среди людей внизу никто ничего вокруг не замечал и не видел. Хотя себя, летящую, не замечала даже я сама. Там, внизу, собравшиеся пребывали в обыденном состоянии и тихо перешептывались. А по отношению ко мне одной разыгрывалось нечто – в каком-то параллельном мире.
Меня развернуло в воздухе. Мой взгляд снова намертво приковался к глазам Кукулькана. Он продолжал притягивать к себе и, казалось, пожирал меня уже издалека.
Враз вокруг меня, летящей, пространство погрузилось во тьму. Это нельзя было сравнить с просто темным временем суток, я находилась во всепоглощающей темноте абсолютного мрака. Густая по насыщенности темень являлась плотной и непроницаемой. Одновременно с этим исчез постоянно присутствующий шум. Я не слышала перешептываний туристов, голоса птиц, шелеста листьев; а запахи цветов, травы и деревьев канули в небытие, как если бы я никогда не жила с этим.
Перед собой я видела одного солнечного Светлого Змея, но при этом меня не слепило его светом, и он никак не освещал всеобъемлющий мрак. Во мне проявилась свирепая ненависть. Она была намного сильнее сегодняшней злости на Ллойда. После чего я сообразила, что настоящая злость и тем более свирепая ненависть проявились во мне впервые. Я захотела наброситься на змея Кукулькана и разорвать его в клочья. Но сделать это не представлялось возможным. Мои движения полностью подпадали под Его власть.
