Доктор не знает, ка?к управляет он тут собой, а то получил бы он от него. Это еще хорошо, что Доктор не знает.
— С закрытыми глазами п о ш л и в н о ч ь, — вводит новую команду Доктор. — Вызвали зрительное ощущение темноты, ощущение густой темной ночи.
— Только ночь. Только густая, темная, мягкая черная ночь...
Вот такая команда. И хотя они заранее знают о ней и внутренне как-то готовятся, все равно она застает их как бы врасплох. То есть, у них не получается, у него, по крайней мере, не получается, чтобы сразу вот так переключить сознание с предыдущего упражнения и зримо представить себе, у в и д е т ь эту черную ночь.
Не получается это никогда сразу...
И сначала приходится с усилием концентрировать внимание на представлении черного, с усилием вызывать в воображении это черное, эту густую черную ночь. Чтоб только потом, постепенно, после чего-то неясного, после слепой серой мути, чего-то мутного темного наконец-то проявился и очистился настоящий ч е р н ы й ф о н.
— Ночь, ночь... Густая, темная ночь...
— Представили себе ее — эту густую, темную, мягкую черную ночь. Вы одни, и перед вами — только ночь, только темная, черная, мягкая ч е р н а я ночь.
— Представили ее...
Голос Доктора — мягкий сейчас, бархатно-мягкий, бархатно-темный, черный. И говорит он — словно и сам, вместе с ними, уходит все дальше и дальше в эту густую, темную, мягкую черную ночь.
— Только ночь. Только мягкая черная ночь.
— Представили себе ее — мягкую, черную, непроницаемую.
— Близко рассматривайте ее, трогайте ее, касайтесь ее... Ощущайте ее, густую и мягкую, погружайте в нее свои руки — их не видно совсем... Кутайтесь в нее, как в мягкое черное покрывало; входите в нее...
— Только ночь... Только густая, темная, мягкая черная ночь...
Доктор то ходит по тесному их кабинету, то остановится и долго молча стоит. А они — каждый, кто как умеет, у кого как получается, — еще и еще вызывают зрительное ощущение густой темной ночи, вспоминают и стараются удержать в воображении бывшую когда-то им в действительности густую черную ночь.
— Только ночь.
— Только мягкая, черная, теплая ю ж н а я ночь...
Вот такая команда...
И ты, конечно, сама понимаешь, что он-то тут больше других старается представить эту вашу ч е р н у ю ю ж н у ю ночь, вспомнить их, ваши к р ы м с к и е н о ч и. Что всеми мыслями своими, всей неизлечимой памятью своей он давно уже там, в вашем Крыму. Да и где ж ему быть еще, где ему быть?..
Где ему быть еще, если его (через все, через всю его нынешнюю жизнь) постоянная навязчивая мысль — о тебе, постоянная навязчивая память — с тобой, постоянная навязчивая вина — ты. Где ж ему еще быть?..
...И все равно, все равно; все равно он осматривается, ищет что-то глазами, пытается сориентироваться — где? он. Ни на одном сеансе он не может представить какую-то «ночь вообще» и не знает, умеет ли кто. Лично ему всегда надо увидеть какую-то конкретную ночь, в каком-то конкретном месте, где подобная ночь ему в действительности была. Только всегда надо — «зацепиться» за что-то, за какой-то знакомый ориентир.
Темный фон, густая темная ночь. (Белым днем, утром, на четвертом этаже заводской поликлиники, на Урале, в кабинете у Доктора, сидя на стуле, голова на груди, закрытые глаза, расслабленное тело, музыка...)
Но — все равно; все равно — где он сейчас, где? В Симферополе, в Севастополе, в Ялте? ...Или, похоже, в Коктебеле, в Планерском? В свой последний приезд к вам на юг, ночью один на пустом черном пляже?..
Да, кажется, в Коктебеле, за турбазой «Приморье», в Планерском. Ночью — на пустом пляже. Почти каждый вечер поздно уходил сюда на берег, только не на сам пляж, а левее по берегу, в сторону Мертвой бухты; садился там над обрывом, слушал, как накатываются на берег тихие волны залива, и думал о своем. ...И не знал, даже не подозревал, что в эти же самые дни ты была совсем рядом: в Судаке, с мужем, в санатории Министерства обороны. «
(Он бы и мог знать, что ты рядом, да вот не знал: н е с к а з а л и ему. И ждал, ждал конца своего отпуска, когда кончится срок путевки, чтоб лететь в тот древний русский город, где теперь жили вы. А ты была — совсем-совсем рядом. Вот тебе и «судьба»...)
Темная, черная ночь...
Тут, на сеансе, для них она должна быть — только спокойная, только успокаивающая. Уйти в ее темноту, раствориться в ней, слиться с нею, напиться ее покоем — вот их задача. И никакого «ухода», никакого блуждания мыслей.
А у него — почти никогда не получается, чтоб только ночь и покой. Не получается, не умеет отключаться он от тебя. Он не бездарный ученик, многому уже научился у Доктора, кое-что он умеет; но вот этого вот — отключиться в «ночи» от тебя — не умеет он, не получается. Каждое утро, «уходя в ночь», он обязательно в вашем Крыму, обязательно вот сейчас на берегу
...Представь себе эту его ночь.
Вашу темную, черную южную ночь. С теплом от прокаленной за день земли и прохладной сентябрьскою свежестью с моря; со смешанными запахами соленой воды, выжженных трав и горькой созревшей полыни...
В Коктебеле, в этой Волошинской Киммерии, у подножия Биюк-Янышара, недалеко от тебя...
...Или это уже — Керченский полуостров, мыс Чауда? Безводный и каменистый, безжизненный мыс Чауда. И прекрасный пустующий пляж. И он один ночью на этом пляже, один на один с морем, с южной ночью. В первый раз он у моря — и не может он справиться с ним. Не может он наслушаться и постичь извечный шум его волн, не может он чего-то в нем уловить и понять. И чувств своих, что так стиснуты в нем, тоже не может высвободить, выразить их...
Это было еще тогда, в самом начале, он еще не знаком был с тобой, еще не встретились вы. Но все равно, все равно...
Один, как и всегда в этой «ночи», один. И сплошная, непроницаемая, густая черная тьма...
