книгу написал.
– За Сотером придется прийти послезавтра, – отвечала Роза, – сегодня у меня только Клавдий.
– Не, – сказал пацан, – Клавдий – это не то. Спасибо, мэм, я приду послезавтра.
Поклонился, прижав ладошку ко лбу, и рыбкой скользнул к выходу.
Второму юному читателю понадобился какой-то Каллимах, ему Роза велела подождать, покуда они найдут гербарии для девочки по имени Селена.
Магдала, покорная мановению Розиного пальца, пошла за нею вдоль ящиков.
– Гербарии – это просто, – сказала миссис О’Ши. – Они не свернутые, а сшитые, как обычные книги.
– А… а где наши книги?
– Ну, где-то здесь, – ответила Роза, обводя помещение локтем, поскольку руки были заняты разбором папирусных богатств. – Где-то тоже здесь, как ты понимаешь…
– Я не понимаю, – сказала Магдала почти жалобно, вытаскивая огромный плоский альбом. – Ничего я не понимаю. Это что – ТА библиотека?
– Это – точно Каллимах, философские и чувственные поэмы и эпиграммы. Пойди и осчастливь того мальца. Интересно, зачем ему Каллимах, он же совершенно не годится детям до шестнадцати, а другого в списках нет.
– Зачем тебе эта книга? – строго спросила Магдала у школьника. Тот изо всех сил старался взгромоздить сокровище на пюпитр. – Эти философы ругались как сапожники. Так миссис О’Ши говорит.
Мальчишка посмотрел на Магдалу:
– Мисс, я буду делать политику этой страны, когда вырасту. Надо учиться уже сейчас.
– Ругаться как сапожник?!
– Уничтожать противника словом, – отрезал он. И, взобравшись на приступку, углубился в чтение.
Тут Роза принесла-таки три гербария, и они с Магдалой вдвоем помогли Селене устроиться на рабочем месте. Потом хранительница внимательно осмотрела притаившуюся библиотеку и позвала Магдалу в подсобку – пить чай.
В подсобке, слава богу, не пришлось добывать огня кресалом, электричество никуда не делось. Хотя на кресле лежала толстая стопа пергаментных «тетрад».
– «Эфиопика», – сказала Роза, прибирая книгу. – Старинный любовный роман про пиратов. С приключениями. Третий век от Рождества Христова.
– А… вы разве понимаете? Я вот ни слова…
– Это греческий. Я когда-то учила. Давно это было. Но кое-что разбираю, конечно. И потом, я его уже читала по-английски. Так что не бог весть какое напряжение уму. Да ты не смотри на меня так, девочка моя. Ну что с тобой такое? Испугалась?
– Угу.
– Это все делает сам корабль. – Роза налила чаю для Магдалы. Чашки тоже остались прежние, английские. – Кое-что он умеет, наш старый вояка. Не только по ночам кряхтеть.
– Я не слышала, чтобы он кряхтел по ночам. – Магдала обожглась чаем, охнула. – И… как это? Разве вообще можно такое?
Роза пожала плечами.
– Ну, собственно, восстановить часть книг Александрийской библиотеки не слишком сложно. Это, в общем, в пределах возможностей современной вычислительной науки. Книг в мире великое множество, и многие авторы цитируют старые книги, ссылаются на них, а те – на другие, еще более ранние, а те – на совсем древние. Арабы называют это «иснад», возведение к источнику. Вот тут происходит нечто подобное. Из ста тысяч томов корабельной библиотеки получаются какие-нибудь несколько сотен тех томов. Я не делала точной переписи, но каждый раз они немного разные, думается.
– Каждый раз? Так вы это уже… уже видели?
– И даже привыкла, моя милая, даже привыкла. Кроме того, наш дорогой корабль хитрит, и большая часть книг тут, конечно, вовсе не уникальная. Ну, я хотела сказать, – тут Роза понизила голос, – не те, которые были совсем уж безвозвратно утрачены, понимаешь?
Магдала обреченно кивнула – мол, и понимаю, и не понимаю, чего уж тут… Чай показался ей сонным зельем, до того разом отяжелели голова, руки и ноги. Миссис О’Ши между тем допила свой и выглянула в библиотеку.
– Дети занимаются, – объявила она, вернувшись, – а месье Шануару придется налить чаю, иначе он совсем рассохнется.
– Он такой…
– Очень старый, – примирительно сказала Роза, доставая из тумбочки еще одну чашку. – Думаю, ему лет сто. Каждый раз он приходит и читает одну и ту же книгу.
– Какую?
– Диодора Косского, «О животном мире отдаленных провинций». Это, девочка моя, один из самых нелепых бестиариев, который когда-либо пылился на полках книгохранилищ… Посиди здесь, пожалуйста, я скоро вернусь.
Магдала, наверное, все-таки задремала на плетеном стульчике. Очнувшись, обнаружила, что все еще сидит одна. Из-за неплотно прикрытой двери в библиотеку раздавались странные звуки. Вроде бы и на разговор похоже, но какой-то нечеловеческий. Как будто на кухне разговаривают чайник и холодильник: «Ииии… ииии… Хр-хр-р… Ииии!»
В библиотеке что-то упало, раздался длинный скрежет.
Магдала встрепенулась, чуть не выронила чашку (так с нею и дремала, вон и лужица на полу, ох…) и поняла, что ей очень страшно. И что высидеть еще хотя бы минуту здесь одной – никак невозможно. Она дернула дверь.
Библиотека была пуста.
То есть ящики с книгами стояли на месте, но ни детей, ни противного скрипучего старика-француза не было. Роза зачем-то высунулась по плечи в большой иллюминатор. Пахло морем и чем-то еще, неприятным, совсем не библиотечным.
– Роза!
Хранительница обернулась, лицо у нее было страшное – в черных потеках, глаза белые. Магдала швырнула в нее первым попавшимся под руку свитком и завизжала.
Доктор Омар все делал молча, не меняя печального верблюжьего выражения лица. Накапал Магдале в толстую рюмочку горьких, пахнущих мятой капель. Положил на глаза Розе какие-то примочки, потому что чернила каракатицы хоть и не ядовиты, но все-таки не божья роса. Капли Магдала проглотила, но что капли, когда тебя хватает за плечи страшное чудовище и прокуренным голосом объясняет, что ничего не случилось, а просто дряхлый библиофил, видите ли, обернулся каракатицей и попросил выбросить его за борт – прогуляться перед ужином, но не удержался и вот – забрызгал, понимаете, все лицо чернилами. Магдала кричала так, что на вопли прибежали и доктор Омар (благо, лазарет был неподалеку), и даже синьор Атилла, первый помощник. И все они видели и слышали это безобразие. И главное, все делали вид, что так и надо. Что гнусный старик, обернувшийся противной скользкой каракатицей, – это, конечно, неприятно, но не конец света. Что библиотека, в которой книги исчезают, а взамен появляются давно сгоревшие свитки – это замечательно и нормально! Магдала злилась на Розу, на доктора и на Атиллу. И ей было очень стыдно. И еще она страшно злилась на себя саму: это надо же, надо же было так глупо попасться на удочку, на спустившийся чуть ли не с небес трап – заходи, девочка, покатаемся по морю, почитаем книжки, фенекиту покушаем…
– Спасибо, доктор, – сказала она, чувствуя, как мятный холод из живота разливается по всему телу. – Я пойду.
И быстро, чтобы не догнала заботливая хищная хранительница, выскользнула за дверь.
От мятных капель доктора Омара сон был скорый, но недолгий. Магдала проснулась и услышала, как наверху вахтенный отбивает склянки. Склянок было много, наверное, полночь. В тепле и тесноте каюты, под одеялом, на чистой льняной простыне Магдала сейчас не чувствовала уже ни страха, ни злости. Но лежала, настороженно прислушиваясь, как в чужом дому: что происходит?
