А когда доктор Омар составил им предписания на двух больших белых листах, Роза сказала: «Вот это – тоже наше с тобой дело. Ты не против?» Магдала не была против. Ее только пугало закопченное лицо боцмана, на котором бледные губы и подглазья выделялись маской, и еще немного побаивалась она той суровости, которая в хранительнице всегда ощущалась, но лишь теперь, когда на руках был больной, проявилась вовсю.
Роза так запросто наладила шестичасовые дежурства и режим, так легко обучила молодого Перейру варить какие-то хитрые сборы с пряностями, так бестрепетно выставляла за дверь свою помощницу, когда надо было заняться деликатной гигиеной, что Магдала только диву давалась.
– В армии служила, – сказал на это повар, притащив очередной завтрако-обед. – Того и гляди, ать-два, командовать начнет.
– А книгу забрала уже?
Повар покачал головой: «Нет». Видно, не до книги было.
В армии. Может быть, что и так. Когда Магдала, страшно потея, впервые в жизни сломала носик ампуле и дрожащей рукой сделала укол в предплечье боцмана, Роза сказала «молодец» таким тоном, каким капрал поощряет новобранца стрельнуть в мишень. И Магдала не выдержала:
– А говорят, вы в армии этому научились, да?
– Вздор, – сказала миссис Роза, потеснив Магдалу и возясь с капельницей. – В армии я не служила. Не в этой, во всяком случае.
– Как это?
– Я, дитя мое, медсестра с дипломом. Меня учили в ордене.
– В каком? – Для Магдалы орден был, конечно, только один – тот, в память которого белый крест со вздвоенными концами называют мальтийским. Ей представилось, как Роза шествует вместе с ряжеными «рыцарями» на празднике в Валлетте. Рыцари-то ряженые, а Роза настоящая…
– У святого Франциска, – ответила Роза, подтыкая одеяло и поправляя подушку. – Есть у него такой «третий орден». Вот я там и… Всё: и латынь, и греческий, и сестринское дело, всего понемножку… Так. Теперь я пойду в медпункт спать, а ты, если что, постучи в стенку. Если очень нужно будет. Увидимся, дитя мое, через шесть часов.
Это было вчера… Вчера? От этих шестичасовок путалось у Магдалы время, и хотя спать пока не хотелось, но как-то уже слегка заволакивало и белый день, и океанскую ночь. Магдала посмотрела на большие настенные часы. Обычно Роза всегда приходила точно вовремя, и сейчас еще было три минуты до полудня, просто Магдала устала. Ничего не нужно было делать, все клеточки в расписании дежурства она зачеркнула, да и читать снова начинать – бессмысленно, много ли за три минуты начитаешь. Так что она просто терпеливо, как кошка возле норы, сидела и глядела на стрелки. Загляделась так, что и полуденные склянки не сразу ее встряхнули. «Бамм-бамм… Бам-бамм… Бамм-бамм». Вот сейчас будет еще «блям» – это Роза.
«Бляма» не было.
Магдала вытянула шею и прислушалась.
За дверью было тихо.
Магдала прождала тридцать секунд, просто соображая, что делать. Посмотрела на больного – тот, кажется, был в порядке, насколько возможно. Да и что с ним станется из-за того, что миссис Роза не пришла? Уж за минуту точно ничего не станется.
Но подойти к двери и выглянуть в коридор Магдала не посмела. Она обошла кровать и высунулась в иллюминатор. Никого. «Постучи в стенку, если что». Постучала. Нет ответа.
Уже две минуты первого. Нужно выйти на палубу, а там уже будет видно, что и как. Магдала очень надеялась, что увидит Розу прямо за дверью. Хранительница, наверное, будет не в духе из-за опоздания, но уж лучше так, чем вот сидеть и слушать, как часы тикают.
В коридоре было пусто. Магдала, напоследок взглянув на дремлющего боцмана: «Синьор Микаллеф, вы как там? Я скоро», – поднялась на палубу.
Там дул сильный ветер. Она крикнула: «Миссис О’Ши!» – два раза, безрезультатно. Пошла вдоль борта, спотыкаясь о ящики с песком – после пожара их стало вдруг много, или просто она теперь стала их замечать – и стараясь удержаться, потому что ветер крепчал. Она дошла до самой кормы и там увидела Розу. Та стояла палубой выше, курила и смотрела в океан. Отсюда Магдала не видела ничего, на что бы можно было так упорно смотреть, но об этом раздумывать было не время. Тут она снова покричала, но, видимо, ветер относил голос. Роза не обернулась и, кажется, даже не слышала ничего.
Магдале стало страшновато. Она привыкла, что корабль время от времени «подшучивает», но сейчас старику было не до шуток. И боцман лежит там один.
Осмотрелась – ага, вот же и лесенка, – бегом помчалась, взобралась наверх и…
– Миссис О’Ши! Роза!
Та наконец обернулась. Дымное облачко пролетело между старой женщиной с покрасневшими от бессонницы глазами и Магдалой. Пролетело и не растаяло, а стало гуще, плотнее, и Магдале даже от лесенки стало видно дымное зарево на горизонте. Недлинная, смутно различимая полоса земли – и над ней тяжелое темное облако.
– Ты что? – спросила Роза, и Магдала совсем оторопела:
– Как «что»? Время! – и она даже пальцем по запястью постучала.
Роза поежилась, поглядела на часы и стала похожа на поперхнувшегося дракона. Окурок полетел за борт, в два шага она оказалась у лестницы.
– Больной?
– Был в порядке, – отвечала Магдала.
– Старая корова, – сказала Роза без особого выражения, и было понятно, что это уж никак не о Магдале.
Магдала посторонилась, пропуская хранительницу, и подумала, что так засмотреться можно было только на что-нибудь совсем уж особенное. И тут она сообразила, что перешла на правый борт.
Башмаки миссис О’Ши уже прогремели внизу. Бухнула дверь. Смену сдал – смену принял, хоть и на свежем воздухе.
Как это они говорили: «Те места, куда ты никогда не сможешь вернуться»?
Задержав дыхание, обмирая от тихого страха и от едкого, как дым, любопытства, Магдала повернулась к правому борту, ожидая увидеть, конечно, родной Гарб – ведь кто попал на «Морскую птицу», тот уже…
Океан рябил и был пуст.
До самого чистого, вымытого волной горизонта.
История с опозданием Розы на дежурство никакого продолжения не имела. Магдала об этом никому не сказала, а спросить хранительницу, что за земля дымилась по правому борту, у нее не хватило духу. Так и дежурили, сменялись, а боцман понемногу пришел в себя и с удовольствием слушал, как Магдала читает ему про сокровища фараонов. Одно только тревожило: чем дальше продвигался корабль к цели, к тихой своей гавани – постоять и собраться с силами, – тем меньше сил оставалось у Розы. Может быть, она просто уставала на дежурстве, но Магдала про себя диву давалась: хранительница старилась на глазах. Заступая на смену, девушка находила ее сидящей на стуле так ровно, будто пошевелиться ей было больно, и ногами она стала шаркать, и голубые глаза погасли. Магдала не знала, в чем дело, – то ли близость когда-то родной земли так действует – это что же, и я теперь? – то ли просто немаленькие годы хранительницы. Должен же человек когда-то стариться, пусть и на волшебном корабле. То ли просто какое-то горе неизбывное, которое она тогда на палубе подглядела краем глаза. Магдала всегда побаивалась Розы, но и слушала с радостью звон ее стальной струны. А теперь звона не было, и Магдале становилось грустно. А еще грустнее оттого, что не знала даже, как спросить, а уж чем помочь – и подавно. За сутки до прибытия в порт Роза отменила круглосуточные дежурства, оставила только ночную вахту. Тут уже Магдала твердо решила, что ночью с боцманом будет сидеть сама.
– А вы в зеркало посмотрите, – не очень вежливо, но зато от души сказала она. – Не то что лица, личины на вас, можно сказать, нет. Синьор Микаллеф уже садиться может, ему уже и капельниц не нужно, а судно подать-прибрать, извините, у меня рука не отвалится, а не позволите мне ночью дежурить, так я капитану Беку пожалуюсь, что вы взялись себя загонять, уж он-то вас вразумит!
Роза не без изумления смотрела на свою выученицу, моргала и морщилась, но спорить не стала. Тем
