странно. А старуха еще и Анну поминает. Я вас, грешным делом, за этих приняла.
– За каких «этих»?
– А вот за таких. – Мойра обернулась, и Магдала опять увидела ее давешнюю: нахмурена, брови домиком, пухлые щеки втянуты внутрь, рот сжат. – Ну, про которых лишний раз не говорят. Которые из холмов.
– А!
– Тсс!
– Так они же с крылышками…
– Тьфу на тебя три раза, девушка. – Мойра и перекрестилась, и зачем-то показала фигу всем четырем углам лавки. – С крылышками – это вздор все, а настоящие эти – они вот в точности такие, не про нас будь сказано. Садись тут, чтобы свет сюда вот, ага… ты вообще-то вышивать умеешь?
– Учили в школе.
– Гладью?
– Немного…
– Тогда смотри, вот я тебе полотна дам кусок небольшой, на платок примерно, и ты пока карандашиком нарисуй что хочешь, цветы там какие, а потом вон бери нитку, иголку и вот так, смотри…
Она очень ловко пошла обметывать контур веселой птицы – голову, клюв, хитрый глаз, крыло. Потом стала внутри крыла класть редкие стежки поперек. И при этом не умолкала. Говор у нее был певучий, и Магдала иногда даже слов не разбирала – просто прислушивалась, как к музыке.
– …с виду обычные парни или девушки, а то бывает – старуха или старик, или средних лет, детьми только не показываются. Люди как люди, только… как-то рядом с ними аж мороз по коже.
По поперечным стежкам плотно, один к другому, пошли продольные. Крыло поднималось над белой тканью – Мойра будто из воздуха его лепила. Магдала со вздохом посмотрела на свой пустой «платок». В голову ничего не приходило, кроме дурацких слащавых узоров со школьных картинок.
– Ну а потом, как ты сказала, что на корабле, так я уже не так боялась, конечно. Эти – они воды не любят, хотя ученые люди говорят, что они вроде как из воды вышли.
– Может, потому и вышли, что не любят, – сказала Магдала. – Любили бы, так сидели бы себе в той воде.
– И верно! – Мойра засмеялась. – А ты что же не шьешь?
– Не знаю, что нарисовать. А это там у вас что?
– А открыточки. Тут же у каждого, считай, родня где-нибудь далеко. У кого в Австралии, у кого в Америке (она смешно сказала – «в Мерике», но Магдала поняла), куда нас только не занесло. Вот и пишем.
– Мне тоже надо написать, – призналась Магдала. – Можно я возьму?
– Бери, бери. Да ну, брось ты, бери просто так. И когда ты еще за деньгами полезла – я тоже поняла, что вы не эти. Они денег не признают, все какой-то ерундой норовят расплатиться, если покупают что.
– Я что-нибудь особенное хочу вышить… ой.
На одной из открыток – будто старательный, но неумелый ребенок рисовал – высокая женщина в длинном алом платье, руки вытянуты, как будто сейчас пойдет танцевать, и на левой ладони – как цветок – огонь.
– А, так это святая Бригита, добрая Брейд, – довольно сказала Мойра. – Вон, видишь, и плащ при ней, и огонь. Что, неужто ее хочешь вышивать?
– А можно?
– Отчего же нельзя? Ты же мастерица, что решишь, то и будет.
«Знаю, знаю», – подумала Магдала и улыбнулась. Она старательно срисовывала рыжую Брейд на полотно. Получалось не хуже, чем у того, кто открытку делал.
– Да, так вот… – Мойра откусила нитку, заправила новую, пошуршала, устраиваясь поудобнее. – Тетка моя эту Розу вроде как знала. Только все тут думали, что она умерла давно. Они с бабкой Анной подружки были. Анне покойнице было под восемьдесят, стало быть, и Розе твоей никак сейчас не меньше. Бренда, это тетка моя, правда, помнит это все неважно, девочкой тогда была. А жизнь-то у нас тут, знаешь, никогда не была легкая. Три беды, говорят, в Ирландии: голод, нищета да скверная погода. – Она тихонько засмеялась. – Ну, оно кому как, конечно, а только смотри, народ мы крепкий. Вон, на что твою хранительницу полоскало, а в могилу она, похоже, пока не собирается. – И мастерица постучала по столу согнутым пальцем.
– А получилось с нею, – продолжала она, – ну какая у всех женщин доля: замуж да дети. Бренда говорит, двое, что ли… Никого не осталось.
– Как же так?
– Ну как… Вон море, думаешь, оно больно радо, что по нему корабли пускают?
– Не знаю.
– То-то же. – Мойра вздохнула, перекрестилась и снова заправила нитку. – Мужа море забрало, деток болезни. Вот она в мирские монашки и ушла.
– Это как же?
– Ну, есть такие. Чего-то там в монастыре ей не по нраву пришлось, уж я не знаю, что Бренда рассказывала, то и тебе говорю. А это вроде как тоже сестры святого Франциска, только живут себе в миру. Ну, она у них там училась, занималась…
– На медсестру выучилась, – тихонько вставила Магдала.
– О, да ты дальше лучше меня знаешь!
Магдала покачала головой:
– Только что она иногда… Вот боцман наш заболел – она при нем устроила медицинский пост. А так она корабельной библиотекой заведует, и по-латыни знает, и книжку читала по-гречески, и еще на всяких языках. А вот дом свой как-то не любит вспоминать.
– Да полюбишь тут, – фыркнула Мойра, – когда тебе лет всего каких-то двадцать с небольшим, а у тебя уже кругом покойники и ты вдова? Уехала она, уехала, и с тех пор никто ее здесь и не видал. Писала она Анне откуда-то, из Мерики, что ли, а потом и писать перестала…
Магдала вздохнула. Дорисовала святой Бригите пламя на узкой ладони, в другой руке – не то какое-то странное колесо, не то звезду.
– А я еще думала, – сказала, берясь за другие открытки, потому что Брейд на платке выглядела как-то одиноко, – что вы, может, знаете, куда она уезжала.
– Нет, не знаю, – ответила Мойра. – Да и мне-то что? А тебе?
– И мне ничего, конечно, – согласилась Магдала. – Только знаете, я ведь город ваш раньше видела, еще когда мы в океан не выбрались… далеко отсюда, с левого борта. А с правого у Розы какая-то другая земля, и она горит вся. Вот я и думаю, что за земля?
– Ты мне про это не рассказывай, – неожиданно строго отозвалась Мойра. – Не понимаю я, что ты такое говоришь, как это ты могла в другом месте наш город видеть. И знать про это ничего не хочу.
– Да что вы, Мойра, это просто корабль у нас такой…
– И не хочу, не хочу, и не говори ничего, я тут святым делом почти занимаюсь, а ты про всякие видения рассказываешь.
– Да нету у меня никаких видений. – Тут Магдала примолкла, потому что корабль еще и не такое показывал, а если бы она, скажем, про библиотеку обмолвилась или про то, что Роза на борту на добрых сорок лет моложе выглядит? Так или иначе, Мойру надо было успокоить, и Магдала, пошарив за воротом блузки, достала и показала недоверчивой ирландке свой нательный крестик.
– Да я крещеная, глядите!
Мойра опять перекрестилась и что-то зашептала – на знакомую молитву непохоже, она проговорила это быстро, скороговоркой.
– Ну и хорошо, и хорошо, и слава Богу. Но только прошу тебя, не рассказывай мне ничего такого. Платье дочке вышиваю, а мир-то такой тонкий, не дай Бог и Дева Мария, прицепится что-нибудь, в узор вошьется – за всю жизнь потом не отпорешь. – И она снова зашептала над пяльцами.
– Хорошо, я не буду, – сказала Магдала, чувствуя, как волоски на шее встают дыбом, словно от холода.
