– Не-а, не хочу, – Анна решительно покачала головой. – Это будет неправильное приключение…
Меж тем окончательно стемнело, зажглись редкие фонари. Отдельные окна засветились, как пещеры Аладдина. Александр шел, краем глаза отмечая: тут ужинают, здесь кто-то стоит у мольберта, а вот тут все залито мелькающим голубоватым светом. Видимо, смотрят телевизор.
– И в этом старом-старом городе смотрят телевизор. Правда же странно? – Анна словно ответила на его мысли.
В первом этаже дома с нацеленными куда-то вверх стрельчатыми окнами едва теплился небольшой свет. То ли настольная лампа, то ли торшер. Комната позади низкой решетки окна выглядела как затихший аквариум. Анна остановилась. Казалось, эту комнату только что покинул художник: в вазе лежали явно искусственные фрукты, небрежными драпировками свисали с огромного стола переливчатые ткани.
– Да-да, художник, – сказала Анна, – а вон и мольберт в углу. Странно, кажется, что он ушел сто лет назад. И в то же время словно только что отлучился. Ты чувствуешь?
Александр кивнул. Темная улочка, бледно освещенная комната, тишина… только далекое цоканье копыт. Действительно, здесь стояло безвременье. То ли вчера, то ли завтра… то ли сто лет назад…
На голос Анны из глубины комнаты вышла крупная собака. Овчарка или что-то похожее. Собака приблизилась к решетке и с интересом посмотрела на них. Лаять не стала, просто рассматривала. Видимо, для нее это тоже было неожиданное приключение.
– А жалко, что ты не веришь, что такое возможно, – сказала Анна, глядя на собаку. – Ну ты же писал когда-то рассказы, ты должен понимать, что правда часто выглядит совершенно неправдоподобно. Особенно по сравнению с изобилием лжей…
– Ты о чем? – Александр не сразу понял, что она обращается к нему, а не к собаке.
– Да про корабль-библиотеку, про что еще… – Анна махнула собаке на прощанье и неторопливо пошла вниз по улице.
Ну, если она так хочет поговорить про корабль, можно и про корабль.
– Ты знаешь, я как раз подумал. Что это очень неплохой образ. Представил себе шестигранные залы этого корабля.
– Откуда ты знаешь про залы? – Анна внимательно посмотрела на него, даже остановилась, но, поймав его недоуменный взгляд, пошла дальше. – А, поняла. Библиотека Борхеса.
– Можно ли считать собаку случайным приключением? – Александр решил подурачиться. Борхес – не самая веселая тема, тем более про Борхеса она, похоже, и сама неплохо знает.
– В принципе, можно и собаку считать приключением. Но только в комплекте с покинутой комнатой. Но я думаю, мы можем найти что-нибудь поинтереснее. Мне кажется, нас что-то ждет у монастыря кармелиток. Помнишь, ту странную маленькую площадь, такую… – Анна смешно повела плечами, будто изображая что- то неуклюжее, – колючую, из одних углов? Бежим?
Они, конечно, не бежали, но спускались вниз по горбатой улочке довольно быстро. Мостовая уходила из-под ног, как будто поторапливая их. Анна даже подскакивала на ходу, словно в нетерпении. Площадь перед монастырем встретила их почти полной темнотой. Она действительно была утыкана со всех сторон острыми углами домов, стоявших как-то странно, бессистемно, следуя причуде очередной кривенькой улочки, добегавшей до площади. Света было мало, и его источник был совершенно непонятен: то ли фонари на этих самых улочках, то ли редкие освещенные окна.
И тут вышла луна. На площади не стало светлее, но луна выбелила капризные очертания крыш. Их меловая линия, изломанная, острая, готическая, отделила черное бархатное небо от черных домов.
– О совершенство черного на черном! – Анна закружилась посреди площади, благо вокруг не было никого. – Правда же, это необыкновенно? Я всегда так жалею, что не умею рисовать! Как тебе такие декорации? Ты можешь написать в них какой-нибудь рассказ. Такой мрачный. Но кончится все хорошо.
– Да, например, о потерянной рукописи, которая спрятана в глубине монастыря… – Александр тоже был очарован этой площадью и художествами луны.
– Ну, можно и о рукописи. Но мне кажется, сейчас еще что-то произойдет. Я, правда, и сама не знаю что.
Последние слова Анны утонули в музыке, которая донеслась из одного из домов. Какая-то очень знакомая фортепианная классика, играемая неплохим, но все-таки любителем.
– Ну вот тебе и Рахманинов, и даже первый концерт. – Анна захлопала в ладоши. – А хорошо, что исполнитель не бог весть какой. Это прибавляет интимности, словно играют только для нас…
– Рассказать об этом – никто не поверит, – Александра захватила волшебная атмосфера ночи. Казалось, прямо сейчас и прямо здесь завяжется узел фантастических событий, которые подхватят их с Анной, как вихрем, и унесут. Куда – неизвестно.
– Да уж, как пить дать не поверят. В правду всегда трудно поверить. Практически невозможно. Дарю тебе эти декорации, владей! – Анна царственно простерла к нему десницу.
– А почему бы тебе самой не написать?
– Мне? Мне?! – Анна ошарашенно уставилась на него. Так смотрят на собаку, которая вдруг заговорила человеческим голосом. – С какой же стати? Я не писатель.
– Но могла бы им стать. Попробуй, у тебя может получиться, – Александр чувствовал себя добрым и великодушным.
– Зачем? Что, у нас наблюдается острая нехватка писателей? Что-то не замечала.
– Ну, тебя опубликуют. Будет у тебя своя книжка или рассказ в книжке…
– Знаешь, мой дорогой, я много раз видела свое имя, набранное типографским способом. Уже давно не возбуждает. Ну а если серьезно, как я хочу писать, я не умею, а как умею – не хочу. Я лучше потанцую вокруг этого фонтана. – И Анна действительно принялась вытанцовывать вокруг фонтана нечто среднее между танго и вальсом. Почти попадая в такт с Рахманиновым.
– Ты пижонка? – Александр, сам не зная почему, почувствовал себя задетым. Он вдруг вспомнил, что она никогда не давала оценок его рассказам. Обходила молчанием, и всё.
– Ага! Я пижонка и чистоплюйка! – Анна продолжала кружиться вокруг фонтана. Попыталась выполнить подобие корявого фуэте, споткнулась, хихикнула, продолжила танец. – Пишущие условно делятся на два класса (скок-скок): одни хотят сказать то, что считают очень важным, другие (скок-скок) – хотят увидеть себя напечатанными… (скок-скок). Обе причины – уважительные, неизвестно, какая важнее. Сказать мне миру нечего, миру уже всякого наговорили, дайте бедняге отдохнуть…
«Ну что за чушь она городит, – Александр раздражался все больше. – Книга – это… книга. Это признание, в конце концов. Что попало не печатают. И все мои знакомые в восторге… Но с чего это вдруг я решил, что она обо мне?..»
Тут он заметил, что Анна уже не пляшет, а стоит молча и смотрит на него с любопытством. Поймав его взгляд, она моментально расцвела дурашливой улыбкой, отставила одну ножку на носок и развела руки угловатым полукругом:
– Третья позиция! Я похожа на балерину?
– О да! Ты похожа на прекрасную балерину! – с готовностью подтвердил Александр. На самом деле Анна на балерину нимало не походила, она выглядела как циркуль.
– Правильно отвечаешь! – Анна смеялась, и ее смех отскакивал от многочисленных углов площади. – Хотя на самом деле я похожа на циркуль, что тоже неплохо.
Она наконец-то перестала дурачиться, остановилась, перевела дух и сказала:
– Ну что, пойдем, что ли, в гостиницу, трахаться?
День четвертый
– Так как, поедем к водопадам? Это просто: сороковая дорога, до упора. – Анна улыбалась, сидя напротив него за завтраком. Она получила свой заветный круассан с ветчиной и теперь разглядывала хлебобулочное изделие, как будто это было произведение искусства.
Ее голос оторвал Александра от созерцания хорошенькой официантки, которая вертелась между столиками. Ну что делать, ну нравилось ему разглядывать симпатичных девушек. Особенно по утрам, в слегка сонном состоянии. Девушка подбежала подлить ему кофе.
– Меня зовут Сюзан, я буду вашей официанткой. – Она была свеженькой и крепенькой, как леденец.
– Откуда вы, Сюзан? – Александр любил такие неожиданные разговоры.
