физиком, уже настораживает. Вы уверены, что никогда не слышали о нем?
— Михаил Андреевич Зебатинский? Нет, не слышал. Но это еще ничего не доказывает.
— В том то и дело. Понимаете, один Зебатинский тут, другой там, оба специалисты в ядерной физике, и тот, что здесь, неожиданно меняет свою фамилию на Себатинский. И не просто меняет, требует исправления во всех документах буквы «З» на букву «С». Повторяет одно и то же: «Произносите мою фамилию с буквы «С». И другая примечательная вещь: русский Зебатинский исчез из поля зрения как раз около года назад.
Доктор Кристоф сказал бесстрастно:
— Умер…
— Может быть. Но вряд ли русские дадут умереть ядерному физику. Тут, видимо, другая причина, и не мне открывать ее вам.
— Срочные исследования, сверхсекретные, — догадался Кристоф.
— Вот именно.
— Дайте мне это досье.
Доктор Кристоф потянулся за листом бумаги и прочел его дважды. Потом сказал:
— Я проверю все по Ядерному бюллетеню.
Материалы Ядерного бюллетеня помещались у той же стены, что и научные исследования доктора Кристофа. Аккуратные маленькие ящики были заполнены прямоугольниками микрофильмов.
Служащий КАЭ (Комитета Атомной Энергии) с помощью проектора просматривал каталоги, а Бранд наблюдал, с каким терпением он это делал.
Кристоф пробормотал:
— Михаил Зебатинский, автор или соавтор полдюжины трудов, опубликованных в советских журналах в течение последних шести лет. Ну, а мы получим материалы и, может быть, сможем что-то из них извлечь.
Селектор отобрал нужные прямоугольники. Кристоф расположил их по порядку, просмотрел через проектор, и выражение напряженного внимания появилось на его лице.
— Это странно, — сказал он.
— Что странно? — спросил Бранд.
Кристоф вернулся к своему месту.
— Я предпочел бы пока не говорить об этом. Можете ли вы дать мне список других ядерных физиков, которые исчезли из поля зрения в Советском Союзе в прошлом году?
— Вы на что-то натолкнулись?
— Мне попалась бумага, в которой упоминается человек, участвовавший в программе срочных исследований.
— Кто он?
— Называть его преждевременно.
Бранд насупился.
— Я должен знать, на кого вы натолкнулись.
— Не на кого, а на что. Возможно, этот человек чуть-чуть продвинулся вперед в отражении гамма- лучей.
— Значение этого?
— Если бы изобрели отражающий щит против гамма-лучей, то могли бы построить индивидуальные укрытия, защищающие от радиоактивных осадков. Как вы знаете, реальную опасность представляют именно радиоактивные осадки. Водородная бомба может разрушить город, а радиоактивные осадки медленно убить население на территории в тысячу миль длиной и сотни шириной.
— Ведем ли мы какую-нибудь работу в этой области? — спросил взволнованно Бранд.
— Нет.
— Тогда, какова цена нашим усилиям?
— Ничтожна.
— Что ж, пусть я покажусь безумцем, — сказал Бранд, — но достану вам список исчезнувших ядерных физиков, даже если мне придется для этого переплыть океан.
Он достал список. Он познакомился с материалами исследований каждого из них. Созвали расширенное совещание всей Комиссии, а затем пригласили тех, кто представлял мозг ядерных физиков нации. Доктор Кристоф вышел наконец с заседания, которое продолжалось всю ночь и часть которого прошла в присутствии президента.
Бранд встретил его. Оба выглядели измученными.
Бранд спросил:
— Ну как?
Кристоф кивнул.
— Большинство согласны. Некоторые, правда, сомневаются, но лишь некоторые…
— А вы? Вы уверены?
— Не совсем. Легче поверить в то, что советские физики работают над щитом гамма-лучей, чем убедить себя, что полученные нами сведения не имеют взаимосвязи.
— Было ли принято решение о продолжении исследований по проблеме защиты?
— Да. — Кристоф провел рукой по коротким щетинистым волосам и сухо произнес: — Мы намерены бросить на это все, что у нас есть. Зная о материалах, написанных людьми, которые засекречены, мы сможем пойти прямо по их стопам. Мы сможем даже превзойти их. Конечно, они обнаружат, что мы тоже работаем над этим.
— Пусть, — сказал Бранд. — Это предотвратит конфликт.
— А что с американским Зебатинским-Себатинским?
Бранд покачал головой.
— Нет никаких оснований связывать его со всем этим даже теперь. Черт возьми, мы все проверили. Сейчас он работает в засекреченном месте, и мы не можем оставить его там, даже если он вне подозрений.
— Но мы не можем вышвырнуть его просто так, русские начнут интересоваться им.
— У вас есть какие-то предложения?
Они шли по коридору вниз, к дальнему лифту, в тишине, характерной для четырех часов утра.
Кристоф сказал:
— Я заглянул в его труды. Себатинский хороший человек, лучший, чем большинство, но ему не везло в работе. У него не подходящий темперамент для коллективного творчества.
— В самом деле?
— Он создан для академического труда. Если предложить ему место профессора физики в крупном университете, я думаю, он примет его с удовольствием. Там достаточно несекретных областей, в которых его можно было бы занять. Мы могли бы держать его в поле зрения…
Бранд кивнул.
— Это мысль. Я изложу ее шефу.
Они вошли в лифт, и Бранд позволил себе поудивляться всему происшедшему. Что за конец истории, которая началась всего лишь с одной буквы.
Маршалл Зебатинский задыхался от волнения. Он сказал жене:
— Не понимаю, как все произошло. Неужели они узнали обо мне из мезон-детектора. О, господи, адъюнкт-профессор физики в Принстоне! Подумай только, Софи!
Софи откликнулась:
— При чем здесь мезон-детектор! Талантливого человека находят без детектора.
— Да, но как обнаружить талант, когда ты делаешь обычную нудную работу и ничем не выделяешься среди других?
— Возможно, причиной тому твоя фамилия, — сказала Софи. — Новая фамилия.
