Если подобных архаизмов мы мало и очень мало находим в юридических воззрениях населения, в его внешней обстановке и быте, то в области верований это не так. Легче было разрушить правовое воззрение, изменить быт, костюм, пищу, ввести в язык массу чуждых населению слов, чем поколебать, ниспровергнуть верования, которыми жила, дышала так много веков Пудожская земля.

Молодое поколение многим из отцовских верований не придает значения; затемняются верования подчас в головах и у средних лет мужиков, но они живы еще и в полной силе среди женского населения уезда. Женщины, более консервативные и в своей одежде, и в своих песнях, оказались таковыми же по отношению и к верованиям. И теперь еще в праздничные дни крестьянка надевает парчевую душегрейку на шелковый сарафан, украшает голову повязкой унизанной жемчугом, на шею нацепляет прабабушкины жемчужные нитки, а в уши вдевает жемчужные серьги. Женщина-пудожанка сохранила и древние верования подобно тому, как она сохранила свой древний костюм и в настоящее время является пo- преимуществу носительницей прежнего культа. Этим и объясняется, почему большинство сведений о верованиях мы слышали от крестьянок. Мужское население уезда мало их умело передать нам.

Религиозные верования Пудожских крестьян, взятые в общих чертах, мало чем отличаются от верований большинства населения великорусского племени. Оригинальных, характерных фактов – мы здесь не встретим. Те же великорусские домовые населяют дома, тот же водяной живет в глубине озер, тот же леший пугает и заводит путника в дремучих пудожских лесах. Мало оригинального имеют в себе и представления о молнии; затемнилось, как это мы видим почти повсюду, воззрение на светила. Бедно и как-то невидно празднуется тут Иванова ночь; в иных местах на Иванову ночь не происходит никакого праздника и т. д. Одним словом, повторяю, эти верования, взятые в общих чертах, мало дадут нам новых данных, – данных, которые обогатили бы наши сведения о верованиях великоруссов.

Но и тут по некоторым остаткам мы увидим, что это лишь обломки некогда развитых религиозных представлений, узнаем в них остатки прежнего развитого культа. Эти робкие переживания сохранились в народе так долго, устояли лучше других в общей ломке, не поддались напору могучей волны новых идей – главным образом потому, что они принаровлены к быту пудожанина, относятся к тем божествам и святым, которые явились населяющими и правящими в той природе, среди которой приходилось преимущественно жить крестьянину этого уезда, бороться для охранения собственной жизни.

Естественно, что и в древние времена культ именно этих святых и божеств должен был более всего развиться, запечатлеться в умах пудожан и, раз запечатлевшись, устоять, сохраниться все-таки цельнее, чем другие религиозные воззрения, не имеющие такой связи с природой и с главными средствами существования пудожанина.

Пудожский уезд, по крайней мере в северной и северовосточной частях своих, покрыт лесом, выросшим преимущественно на болотистых низинах и отчасти по вершинам и склонам гор, песчаная почва которых благоприятствует развитию хвойных деревьев. Среди этих дремучих лесов, растянувшихся подчас на десятки и сотни верст, раскинуты, словно зеркала, озера, разнящиеся, как размерами, так и глубиной. По берегам более или менее значительных озер стоят деревни, окаймляющие их словно изгороди.

Если не большинство, то многие из этих деревень (как и урочищ, лежащих на всем протяжении уезда) сохранили несомненно финские имена, как напр.: Кулна-волок, Конза-наволок и т. д. В именах рек и озер, мы также встречаем явные следы финского языка, напр. Водл-озеро с рекой Водла, река Шала, Cap-озеро, Тяг-озеро и т. п.

В иных местах и самые местные жители помнят, хотя и смутно, свое финское происхождение; так напр. на Водлозере они сами говорят, что одни деревни происходят от Шведов (шведами называют здесь финляндцев), другие от Чуди, а некоторые были заселены беглецами, «ворами и разбойниками» русскими, и положили тем основание русской колонизации. Жители дер. Гость-Наволок происходят, по словам крестьян, от купцов, гостей, которые приходили торговать сюда и впоследствии остались здесь жить. Другие деревни имеют чисто русское происхождение. К таким относится большинство деревень и поселков, лежащих по берегам Купецкого озера, так наприм.: дер. Авдеевская, Алексеевская, Воробьевка и т. п.

Интересно то, что даже для человека, не занимающегося антропологией, бросается в глаза, что в большинстве селений, носящих финские имена, тип населения носит явные признаки финской расы (так напр., редкость бороды, небольшой рост, белокурость и т. д.) и наоборот в тех деревнях, которые носят русские названия, тип у жителей совершенно другой. Это по преимуществу люди высокого роста, с густой бородой, цвет волос преимущественно темно-русый или черный. Особенно бросается это в глаза, когда направляешься к Купецкому озеру.

Не доезжая 15 верст до последнего, вы проезжаете Сарозеро с деревней того же имени. Если б не русский язык, которым говорят сарозеры, можно было бы их принять за несомненных финнов, приезжаете в дер. Авдеевскую и вы чувствуете себя в другой местности. Тип крестьян похож в общем на тип жителей беломорского побережья.

Загнанный в свои леса и дебри пудожанин поддерживает свое существование рыболовством, хлебопашеством и скотоводством. Значение двух первых из этих занятий колеблется по местностям. В иных местах главное занятие крестьянина рыболовство, и хлебопашество отходит до известной степени на второй план; в других, наоборот, хлебопашество является главным занятием, и рыболовство имеет лишь субсидиарное значение. Что всегда идет параллельно – это хлебопашество и скотоводство.

Где более развито хлебопашество, там развивается и скотоводство. Это и понятно: земля у пудожанина очень плоха, она даже при хорошем удобрении не может обеспечить крестьянина на год, а без удобрения почти ничего не дает. Этой неплодородностью и объясняется необходимость иметь больше скота, чтобы как никак, а обрабатывать землю. Неплодородностью земли объясняется также необходимость обращаться к так называемому лядинному, подсечному хозяйству, которое, доставляя местным жителям много трудов и лишений, которые являются подчас невыносимыми даже для привыкшего ко многим невзгодам пудожанина, дает ему все-таки возможность обеспечить себя хлебом на круглый год.

Итак, борьба с лесом, с бурными озерами поглощает главным образом деятельность крестьянина.

Неудивительно поэтому, что из разрушившихся верований наиболее уцелели те, которые стоят в связи с лесом, с озерами и со скотоводством, как главным подспорьем в хозяйстве крестьянина.

Начну с описания верований, связанных с лесом; верования эти наиболее цельно сохранились до сих пор, так как все-таки подсечное хозяйство встречается в разных степенях на всем протяжении уезда.

Лесовик, обитатель леса, представляется не одинаково. Обыкновенно, впрочем, он представляется ростом с дерево, является людям то в виде военного, то в виде плохо одетого старика. У лесовика свои собачки, маленькие, пестрые, которых, однако, увидеть не легко. В народном представлении он является то добрым, то злым. То он заводит людей в чащах, держа их у себя по несколько дней, то наоборот оказывает заблудившимся благодеяния. Повстречаться с лесовиковой свадьбой обыкновенно считается опасным. Так, рассказывают в Авдеевской, что один мужик, повстречав лесовикову свадьбу, сделался, по выражению крестьян, «глупеньким»… «Целый вечер, прости Господи, просмеялись над ним, передавала рассказчица: говорит, Бог знает что: Я в окошко пойду, да на Вытегру попаду». Но по мнению других, «лесовик праведный, так без причины не подшутит». И если кто будет иметь несчастье повстречаться с его свадьбой, того он оборонит. Вот рассказ одной крестьянки о том, как девушка повстречала лесовикову свадьбу, поехав в лес.

«Едет их много, много, как люди точно, только что почернее наших будут. Старик один соскочил и отвел ея лошадь в сторону. Так и держал все – а они ехали. Кто помоложе из них зашучивал даже с девушкой- то, – теребят ее. А как проехали все, вывел старик ея лошадь на дорогу и уехал сам». Вот это то представление о лесовике, как о существе благодетельном, получает полное развитие и ясность в представлении о лесном царе. Лесной царь – есть глава и управитель лесом; он с своей женой, лесной царицей, правит в своем царстве и ему повинуются все остальные духи (лесовики, боровики, моховики.[258] Этот лесной царь является по существу своему добрым, но согрешивших по отношению к нему он карает. Его, однако, можно смягчить просьбами и жертвами.

Вот что передавала одна баба из собственной жизни (Купецкое оз.): в жаркий летний день, утомившись в лесу от работы по приготовлению места для лядины, эта баба выкупалась в лесном прудике, от чего она скоро заболела. За помощью она обращалась и к местному фельдшеру и к знахарке; но ни лекарства, даваемые фельдшером, ни тайные слова, произносимые знахаркой, нисколько ей не помогали. Знахарка,

Вы читаете Скоморошины
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату