занимаются хлебопашеством в лесах и до последнего времени оно являлось все-таки важным подспорьем в их хозяйстве. За несколько лет жители стали обращаться главным образом к рыболовству. Поэтому культ лесовика не исчез, но он отступил лишь на второй план; культ же водяного занимает первое место в верованиях крестьян, поэтому-то водяной пользуется меньшим почетом у жителей озера Купецкого, чем у водлозеров, и наоборот, водлозеры меньше почитают лесовика, чем обитатели Купецкого озера.

Лучшим подтверждением того, что даже на Купецком озере, где роль водяного низведена до minimum’a – воспоминание о водяном царе все-таки очень сильно, служит следующая молитва, которую читают всякий раз, когда берут воду для лечения ею больного.

«Бережок батюшка, водушка матушка, царь водяной и царица водяная с малыми детьми, с приходящими гостями, благословите воды взять не ради хитрости, не ради мудрости, но ради добра и здоровья рабу Божию». На Водлозере, где культ лесовика стоит сравнительно с озером Купецким очень низко, молитва, которую читают при черпании воды для больного, гласит так:

«Царь земной и царица земная и царь водяной и царь лесной, благословите водушки взять не ради хитрости, не ради мудрости, для добраго здоровья раба Божия». Обе эти молитвы важны, как доказательства того, что в общем божества у всех жителей уезда одинаковы, лишь степень поклонения каждого из них зависит от условий быта. Поэтому, хотя в молитве, читаемой на Купецком озере, и не поминается царь лесной, а в той, которая читается на Водлозере, он поминается, – все-таки культ водяного занимает главное место у водлозеров, а культ лесовика на Купецком озере. Приведенные выше слова молитвы интересны для нас еще тем, что здесь встречается упоминание о земном царе и земной царице. Понятие об этих двух божествах земли, об их деятельности и отношении к людям, у крестьян тех местностей по крайней мере, где эти молитвы записаны, нам не удалось открыть.

По-видимому, в настоящее время эти представления о божествах земли совершенно исчезли из народной памяти и лишь в виде переживания их имена сохранились в молитвах, свидетельствуя о древности их также, как это делают и олицетворения берега и воды, встречающиеся в этой молитве («бережок- батюшка, водушка-матушка»). Что касается этих последних олицетворений, то и они для современного пудожанина утратили истинное свое значение и служат в настоящее время лишь формой, значение которой крестьяне не понимают. Но бесспорно, что в те отдаленные времена, когда культ языческих божеств был еще крепок, эти олицетворения имели для крестьянина свое буквальное значение.

Не останавливаясь более на водяном, перейду теперь к тем божествам и духам, которые связаны с жилищем пудожанина как с его очагом, так и постройками, так или иначе необходимыми ему в его хозяйстве; к этим духам относятся: дворовой, подполянник, запеченник, жихарь, овинянник, хлевный и баенник. Из них четыре первые живут в доме; хлевный – в хлеве, овинянник – в овине, и баенник – в бане. Подробно на этих домашних духах я останавливаться не буду как по малому количеству данных, имеющихся у меня под руками, так и благодаря безынтересности этого культа у пудожан. Все домашние духи, как дворовой (иногда назыв. домовым), подполянник и запечник имеют, как известно, в своем происхождении связь с домашним очагом, но эта связь в настоящее время утратилась и утратилась при том настолько, что мы почти-что лишь по аналогии можем судить, что современные верования в этих домашних духах – не более, как слабые следы древнего поклонения предков. Дворовых поселяют в подполье. Их число бывает равно числу членов семьи; они управляются большаком; есть у них большуха, есть и дети. Дворовые живут, как обыкновенные люди: они едят, пьют, женятся. Одним словом, проводят в своем подполье время так же, как крестьянин в избе. Большак-дворовой, обыкновенно называемый «избенный большак» пользуется в своей подпольной семье таким же объемом власти, как и крестьянский большак: «что он прикажет делать, то и делают».

Дворовой является людям, и вид его описывается либо как обыкновенный человеческий, либо также «почернее» обыкновенных людей. С ним можно вступать и в разговор. Вот, например, рассказ одной крестьянки, деревни Авдеевской: «мужик раз лежит себе ночью. Видит вдруг вошла баба с зыбкою. Повесила зыбку, а сама у печки греться стала: А-а-а! говорит, холодно! а сама зыбку качает. Испугался мужик, взял да и зажег спичку. Она сейчас в дверь и зыбку с собой взяла. Потушил мужик огонь – лежит. Взошел сам-то дворовой – говорит: „жалко тебе избы стало, что-ли? не пустил бабу обогреться“. Он муж ея был, знать. Мужик опять зажег спичку и тот в ход пустился». Этот рассказ, ярко рисующий нам дворового, интересен между прочим тем, что и он и его жена как-бы боятся света, словно они не совсем «чисты» и как духи нечистые от зажигания огня мгновенно удаляются.

Но это представление о дворовых, как о существах не совсем чистых, является лишь обезображением древних верований, обезображением, которое мы нередко встречаем в отношении к домашним духам почти повсеместно в Великороссии, где домовой также чаще представляется злым, чем добрым. Но в других местах Пудожского уезда, как, например, на Кенозере, дворовой является скорее духом светлым, которого боится нечистая сила. Там, как впрочем и во многих местах уезда, при входе в лесную избушку для ночевки считается необходимым произнести следующую молитву, как сами крестьяне называют это обращение к дворовому лесной избы:

«Большачек и большушка, благословите ночевать и постоять раба Божия (имя рек)». Уже то, что при обращении к дворовому употребляют слова «раб Божий», доказывает, что дворовой не считается местным населением в числе, так называемой, «нечистой силы». Кроме того существуют и рассказы, из которых явствует, что он, дворовой, охраняет отдавшихся под его покровительство лиц от вторжения нечистой силы и наоборот отказывает в покровительстве тем, которые упомянутой молитвы не читают.

Приведу для примера один из таких рассказов: «Мужик один вошел в избушку лесную ночевать, да не благословясь. Лежит он себе, а в углу у печки видит стоит себе леший – большой такой, согнулся в избушке, греется: „А-а-а“. Мужик, знать, печку-то не благословясь затопил. Ведь, как никого нет в избушке то, так они и налезут туда, нечисть-то». Из этого рассказа следует, что благословись мужик, т. е. прочитай он упомянутую молитву дворовому, тот оградил бы его от вторжения в избу лешаго, который в местности, где записан этот рассказ, именно Кенозеро, дер. Вершинине, считается в разряде нечистой силы. И так, в данном случае мы видим, хотя и отдаленное воспоминание о дворовом, как о благодетельном духе, покровителе жилища – воспоминание, которое в большинстве местностей уезда окончательно уступило место другому воззрению на дворового, как на духа сурового, на духа не совсем «чистого».

Кстати, отметить при этом известную странность. Между тем как в лесной избушке живет, по-видимому, один дворовой с женой – в избах населенных их столько, сколько членов семьи, хотя крестьянам и неизвестно, умирает ли дворовой по смерти одного из членов семьи.

Объяснения соотношения числа дворовых с числом членов семьи также нет никакого. Вообще в этом представлении царствует какая-то неопределенность, какое-то смешение понятий. Мне кажется, что в виде гипотезы, это соотношение числа дворовых с числом членов семьи, в виду ее неопределенности, могло бы быть объяснено следующим путем: вера в дворовых, как они являются повсюду, произошла, как известно, от верования, что души умерших предков продолжают жить в доме: чем больше предков умерших, тем больше и дворовых; предок, основатель рода и является в таком случае большаком своих, пришедших к нему после смерти потомков.

Таково первоначальное верование и, быть может, впоследствии, когда вера в предков утратилась, явилось необъяснимым для крестьянина произвольное и неодинаковое у всех домохозяев число дворовых и он, стремясь выйти из этого затруднения, определил число дворовых равным числу членов семьи, так что каждый из членов семьи имеет своего покровителя.[263]

Лишь с течением времени, под влиянием христианства, дворового стали считать силой «нечистой», «черной». Если кто пожелает увидеть дворового – стоит ему лишь надеть хомут на себя, причем этим способом можно узнать о будущем. Вот рассказ одной крестьянки о том, как лицо, ей знакомое, видело дворового. Передаю ее рассказ вкратце. Одна из двух подруг-девушек села в большой угол, между тем как другая влезла на печку и стала смотреть сквозь хомут. Вдруг она увидела двух страшных «черных» мужиков, которые несли гроб: они поставили гроб в большой угол. Это и были дворовые. Девушка так испугалась, что упала с печки. «А та девушка, прибавила рассказчица, что в большом углу сидела, в тот год умерла».

Более интересным является другой способ увидеть дворового: надо спуститься на 3-ю ступень внутренней лестницы, ведущей в хлев, и нагнувшись посмотреть промеж ног. Девушки делают это обыкновенно на святках, чтобы в лице дворового увидеть своего суженого. При помощи этого же способа можно увидеть и подполянника, с которым очень часто смешивают дворового. Он также живет в подполье; их также несколько в доме и подпольная жизнь их ничем не отличается от жизни крестьянской семьи. Это

Вы читаете Скоморошины
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату