Но это необходимое зло. Мне нравится это словосочетание. Оно очень точное.
– А если тебя не поддержат?
– Меня поддержат.
Разговор, который изначально обещал зайти в тупик, зашёл в тупик. Поздравляю, Майя, ты сделала всё, что могла.
– Ты моя дочь. И я знаю, что ты не будешь делать глупостей. Не будешь кричать, что я тебе не отец, и так далее. Ты перетерпишь моё решение. Переживёшь мой завтрашний успех. Смиришься с ним. И всё будет почти как прежде.
– Ключевое слово – «почти».
– Значит, мне придётся пойти ещё на одну жертву.
– На меня.
– Да.
В его глазах такая непреклонность, такая сила, что даже новые, сильные и холодные глаза Майи не изменят его решения.
Она встаёт.
– Хорошо, отец. Но мы не сдались. У нас ещё сутки.
– Завтра вечером, после заседания Совета, я заеду посмотреть на вашу машину. Она – мой второй проект века. Я не думал, что всё получится так скоро.
– Заезжай. Если заседание окончится в твою пользу.
– А если не в мою?
Майя выдавливает из себя что-то вроде улыбки.
– Тоже заезжай. Ты же хозяин.
Майю вызывает Санкевич.
– Я получил ответ, – говорит он. – Он ответил мне спустя час после запроса.
– И что там?
– Президент поддержит твоего отца. Он так и резюмировал: я поддержу его законопроект об опытах. Эвтаназия, насколько я понимаю, не стоит на повестке дня.
– Спасибо, Володя.
Комм отсоединяется.
Майя стоит спиной к отцу. Перед её глазами маршируют мёртвые люди с обмороженными руками и опухшими лицами, покрытыми чумными язвами.
Завтра человек, который подарил ей жизнь, подпишет смертный приговор тысячам других.
Она оборачивается.
– Ты понимаешь, что рано или поздно лекарство изобретут и без опытов на людях?
– Понимаю. Но умрёт гораздо больше.
Отец всё ещё стоит спиной и смотрит в окно. Шкаф открыт.
Майя подходит и выдвигает одну из ячеек. Она помнит эту ячейку. Она хорошо помнит деревянную шкатулку, которая там лежит. Она помнит оружие, одну из любимых игрушек отца. Она помнит его коронный трюк с извлечением последнего патрона и мнимую игру в русскую рулетку. Она достаёт револьвер и прокручивает барабан.
Варшавский оборачивается.
– Ты сошла с ума? Положи оружие.
– Отец, ты не слышишь меня. Может, так ты меня услышишь.
– Ты ничего не изменишь. Машина уже запущена.
– В каком смысле?
– Лаборатория «Антивринкл» уже работает.
Майя сжимает тяжёлое оружие двумя руками.
– То есть работает?
– Опыты уже идут. Более того, получены предварительные положительные результаты. Есть сыворотка, которая серьёзно снижает скорость развития болезни.
– Где находится лаборатория?
– Неважно.
– Где?
Она демонстративно взводит курок.
– Ты не умеешь стрелять.
Она целится в декоративную чернильницу у него на столе и нажимает на курок. Чёрные брызги заливают стол.
– Я не скажу тебе, где лаборатория.
– Скажешь.
И она стреляет мимо него в стену. Совсем рядом с окном.
– Хорошо, – он поднимает руки. – Хорошо. Верхний Тишинский, пять. Лабораторный комплекс «Сатурн». Весь второй этаж.
– Президент поддержит тебя.
Варшавский удивлён сменой темы.
– Да. Откуда ты знаешь?
– Друг сказал.
И Майя стреляет в грудь Анатолию Филипповичу Варшавскому. Дважды. Её взгляд сейчас невероятно похож на взгляд доктора Хисато Иосимуры.
9
Она вызывает Певзнера.
– Ты что-нибудь слышал?
– Нет.
Кабинет звуконепроницаемый.
– Лаборатория «Антивринкл» находится в Верхнем Тишинском переулке, дом пять. Только взрывать нельзя: они уже получили сыворотку.
– Но если они получили её без опытов на человеке…
– Эксперименты на людях там уже идут. Давно идут, Марк. Пускай Стас пройдёт по своим каналам. Если хранители сумели добиться связи с Якобсеном, в лабораторию они так или иначе доступ найдут. Это нужно прекратить сегодня же вечером, ночью – когда угодно.
– А ты?
– Я пока останусь. Действуйте.
– Хорошо.
Майя отсоединяется.
Она идёт мимо стола, кладёт пистолет. Варшавский лежит, прислонившись к оконному стеклу – здесь оно доходит до пола.
Майя садится рядом. Скорая будет через две-три минуты. Сигнал о нарушениях в организме министра уже поступил.
– Ты ничего не изменишь, – с трудом говорит Варшавский.
– Уже изменила. Завтра ты не сможешь присутствовать на Совете. И лаборатории завтра тоже не будет.
– Машина уже запущена. Результаты исследований… – Он выдыхается.
– Результаты исследований не пропадут. Ты сделал то, что хотел.
Она говорит отстранённо, в пустоту. Она не думает о том, что сделала, потому что Иосимура научил её не думать. Научил воспринимать любого человека как средство. Три месяца в японском лагере оставили свой след. Навсегда.
– Нам оставалось немного, – хрипит Варшавский.
– И делали бы это в тишине. Никому не показывая. Твой законопроект подпишет смертный приговор не только тем, кто умирает от вринкла. Он убьёт тысячи здоровых людей. Исчезнет вринкл – найдётся что-то новое. И снова будут жертвы. И снова люди станут «брёвнами».
