голове реклама. Вчера пил с русскими интеллигентами — чуть не умер. Сегодня пил с русскими рабочими — лучше бы я умер вчера. Коктейль «Буравчик» из водки, технического спирта и жидкости для мытья окон.
Но Джереми понимает, что такое может случиться с ним только спонтанно. Как и удар молнии в телебашню. Джереми протягивает руку к пульту и включает телевизор. Нетрудно догадаться, о чём твердят все каналы. Везде — его лицо. Везде — он в развевающихся одеждах на вершине мира. Иногда картинка меняется, но новая тоже связана с ним. Вот идёт Патриарх — журналисты пытаются взять у него интервью и суют ему микрофоны под самый нос, но старик отталкивает их, отворачивается, прячет лицо. Представители Церкви не заинтересованы в комментариях.
У них никогда не было собственного Спасителя — у этих православных. Когда Христос прощался с разбойником на кресте, по территории сегодняшней России бегали дикие племена. Государственность зародилась здесь лишь восемьсот лет спустя. Они вынуждены были воспользоваться услугами чужого Спасителя. Теперь они вынуждены прибегнуть к услугам чужого Мессии, и им стыдно за это. Им стыдно, что Джереми Л. Смит за один день сделал больше, чем вся их церковь за последнюю тысячу лет. Они прячут глаза.
Джереми Л. Смит встаёт и выходит из номера. В дверях он сталкивается с охранником, который успевает промычать: «Но…» Джереми игнорирует его. Охранник бормочет что-то в рацию. Джереми спускается вниз. Спирокки, разместившийся в другом номере, уже оповещён. Он несётся на первый этаж, он весь в поту. Джереми подходит к стойке и просит портье вызвать машину.
Когда Спирокки оказывается в холле, Джереми уже нет. Вяло вращаются входные двери. Кардинал выбегает на улицу и видит «Майбах» с открытой дверью. Из темноты салона выглядывает Джереми и пригласительно машет рукой.
Спирокки пыхтит, торопится и вваливается в автомобиль. «Не волнуйся, — говорит Джереми. — Без тебя не начнём». «Куда мы едем?» — спрашивает кардинал. «В недорогой бар недалеко от центра города». Спирокки судорожно глотает воздух и не знает, что ответить.
Кардиналу кажется, что он имеет дело с ребёнком, на плечи которого взвалили взрослую ответственность. С одной стороны, этот ребёнок работает на благо других. Или во вред. Он старается, он борется. Он серьёзен и делает то, что должен. Но с другой — ему хочется игрушек. Хочется машинок и конструктора Lego, диснеевских замков и волшебной сказки. В молодости Спирокки смотрел старый-старый фильм с Томом Хэнксом. В этом фильме ребёнок захотел внезапно стать взрослым — и стал им. Но в конце концов понял, что у него — совершенно другие ценности. Он превратил свой дом в маленький Диснейленд, чтобы оставаться собой. Джереми Л. Смит — такой же. Только у него другой Диснейленд.
Машина останавливается на одной из старых московских улочек. Бар называется «Три колеса». На мигающей неоновой вывеске изображена сломанная телега, подпёртая колодой с одного из углов. Джереми выбирается из машины, кардинал — за ним. Водитель закрывает «Майбах» и на почтительном расстоянии следует за хозяевами. Никакой охраны. Перед вами Мессия — вы можете прямо сейчас совершить покушение на его жизнь. Но Джереми Л. Смит точно знает, что умрёт не здесь и не сейчас.
Они спускаются вниз, под землю. Интерьер уродлив, он выдержан в красных тонах. На лицах людей — блики. Посетители выглядят как вампиры. У стойки сидит мужчина. Он только что вошёл и заказал стопку водки. Джереми садится рядом с ним.
Бармен стоит и смотрит на Джереми. В его глазах читается узнавание. Кардинал Спирокки с ужасом думает о том, что сейчас произойдёт. Но ничего не происходит.
«Здравствуйте. Что вам угодно?» — вежливо спрашивает бармен.
«Напиться!» — весело восклицает Джереми.
Мужчина у стойки внимательно смотрит на соседа. Он тоже узнаёт его.
«Вы не хотите напиться со мной?» — спрашивает у него Джереми Л. Смит.
Спирокки не понимает этого диалога, потому что они говорят по-русски. Для Джереми больше нет языковых барьеров, но для Спирокки они по-прежнему актуальны.
«Вы — Джереми Л. Смит?» — спрашивает мужчина.
«Да», — отвечает Мессия.
Ему подают высокий стакан с желтоватой жидкостью.
«Этим можно великолепно напиться», — говорит бармен.
«Вы не понимаете, друзья мои. Я хочу напиться по-русски».
Мужчина улыбается и поднимает свою стопку. Кто-то из сидящих в баре обходит Джереми, точно какую-то диковинку, и заглядывает ему в лицо.
«Это он!» — кричит он своим соседям по столу.
Спирокки садится за свободный столик и роняет голову на руки.
Утро для кардинала начинается страшно. Вернее, это не утро. Это уже день. Утром кардинал видит эротические сны. Ему снится Тереза Альда, юная и девственная. Она убегает от него, а он мчится за ней через поле. Ему всего девятнадцать лет, и он ещё не помышляет о духовной карьере. Он догоняет её близ огромного деревянного строения — сеновала. Она забирается в прохладную тьму, он заползает следом. Секс на сене — это катастрофически неудобно. Вы пробовали? И не нужно. Тот, кто снизу, рискует серьёзно травмировать задницу. Можно исколоть ягодицы до крови. Сено лезет под одежду, в глаза, забивается между телами и может повредить половые органы.
Но вам может и повезти: ничего такого не случится. Он хватает Терезу за край юбки, юбка падает, и он начинает стаскивать с неё трусики. Она хохочет. Всё уже готово, он направляется внутрь, но тут у него ничего не получается. Эрекция пропадает, будто её и не было. Тереза ещё не понимает, что произошло. А потом смотрит на его растерянное лицо и смеётся. С тех пор Спирокки боится женщин. Этот эпизод стал одной из причин его ухода в послушание.
Ему это снится. Ему хорошо, но во сне он уже предчувствует неприятности, предчувствует беду. Он ворочается и задевает рукой чьё-то лицо. Во сне это лицо Терезы; ему кажется, что он делает ей больно. Кардинал начинает гладить и целовать это лицо, а потом просыпается и открывает глаза. Лицо перед ним — мужское: он лежит на кровати с каким-то небритым типом. Кардинал вскакивает как ошпаренный, всё плывёт у него перед глазами. Его ведёт, и он снова падает на кровать. У него чудовищно болит голова.
В этот момент Спирокки вспоминает, что произошло вчера, и ему становится страшно. Он переползает через небритого мужика и вляпывается рукой в чью-то блевотину. Мерзость, думает кардинал. Это тлен и мерзость. Он идёт через комнату, пошатываясь. Ванная открыта. Спирокки заползает туда, включает воду и подставляет под струю изгаженные руки. Он старательно трёт их мылом, но не может отбить этот запах.
На кухне светло. У окна спиной к Спирокки стоит Джереми Л. Смит.
«Посмотри в окно, Спирокки».
Внизу, на асфальтовой дорожке, стоят милицейские автомобили и чёрные «Мерседесы» сопровождения. У подъезда дожидается «Майбах».
«Мы не пропадём, не бойся», — он улыбается, этот самодовольный тупица, этот божественный кретин.
Спирокки садится на стул.
«На», — Джереми подаёт ему чашку с какой-то мерзостью. От чашки воняет спиртом. Спирокки пытается оттолкнуть эту отраву.
«Легче будет, точно».
У Джереми не бывает похмелья. Джереми не болеет никогда, потому что он абсолютен. Он велик и всесилен. Он может позволить себе надираться хоть со всеми пьяницами мира. Он протягивает к кардиналу руки, и тяжесть уходит. Спирокки ощущает себя легко. Исчезает даже противный вкус во рту.
«Так лучше?»
Спирокки кивает.
«Русская пьянка ничем не отличается от американской. Только русские пьют водку, а американцы — виски».
Спирокки молчит.
Это странная сцена. Можно сказать, сюрреалистическая. Вы никогда не увидите ничего подобного.
