— Ну, пошли тогда на берег, обсудим…
Анри и Алексей Алексеевич дружили очень давно, с тех самых пор, как их познакомил граф Порошин. Анри он привез с собой из Бамако еще до 1958 года, когда многие французские колонии получили независимость. Он окончательно решил переехать во Францию после того, как его ипподром близ Бамако, который старик Порошин с таким трудом выкупил у местных властей, не оправдал надежд. Порошин понял, что не сможет содержать его. Пришлось отказаться от заветной мечты — стать владельцем настоящего ипподрома, бросить все и вернуться во Францию, где он прикупил себе небольшой участок земли на берегу Мозеля, с тем, чтобы оборудовать здесь конюшню для своих любимых скакунов. Анри был назначен главным распорядителем…
Это было очень давно, почти сорок лет назад. Старик Порошин недолго прожил после этого, быстро сломался, сгорел, что ли. Все дела перешли к Графине, но разбираться с конюшнями мужа ей было недосуг. Она по инерции поручила вести эти дела Орлову, к великой его и Анри радости, и, казалось, забыла об этом навсегда.
Доходы конюшня приносила небольшие, но Порошина никогда не любила считать деньги. Их у нее было больше чем достаточно, потому о конюшне она вспоминала раз в 10-15 лет.
Теперь же, когда Графиня отошла в мир иной, владельцем всего этого великолепия должен был стать никому не известный Григорий Екшинцев, чтоб ему пусто было. А если это свершится, тогда прощай спокойная жизнь навсегда.
Усевшись в плетеное ротанговое кресло и вытянув ноги, Орлов попросил:
— Анри, хочу мяса и водки. Много мяса и много водки.
— Ну вот, начинается, — расстроился было Анрп, который никогда не разделял любви Орлова к водке, предпочитая красное вино. — Напиться, что ли, не с кем в Париже, ко мне приперся в такую даль, чтобы водки откушать.
— Да после моих новостей ты сам литр приговоришь и не опьянеешь, — негромко заметил Алексей Алексеевич.
— Что, все так плохо?
— Похоже, что да.
Пока нерасторопная кухарка Эмилия расставляла на столе закуски и приборы, Орлов любовался пейзажем.
Анри был очень изобретательным домоправителем. Свое более чем скромное поначалу жилище он за многие годы превратил просто в райский уголок. Так как гости здесь практически не бывали, Анри Рамбаль развернулся на полную катушку.
Весь участок в четыре с небольшим гектара был обнесен довольно высоким забором и по периметру обсажен обычными деревьями так, чтобы он не особенно бросался в глаза с дороги. Лесной пейзаж, да и только, забора и не видно. Анри умудрился даже немалый кусок речного пляжа отгородить, построив на берегу что-то вроде экзотического для Франции, но такого привычного для Африки, бунгало. В нем он и принимал теперь Орлова.
Жизнь в Африке отложила отпечаток на его вкусы, всю свою последующую жизнь во Франции он тосковал по африканскому быту, образу жизни. Анри был французом, рожденным в небогатой семье в Бамако, где служил его отец. На всю жизнь он сохранил любовь к палящему солнцу, горячему ветру пустыни — хамсину, и поджарым жеребцам.
Прибрежное бунгало окружали миниатюрные кенийские пальмы — в кадках, конечно, но имитирующие настоящие, ротанговая мебель ручной работы, привезенная из Сенегала, и еще множество безделушек, создававших иллюзию африканской действительности. Орлов всегда удивлялся его умению создавать вокруг себя иллюзии: то искусственной жизни, то искусственной любви, то еще чего-то далекого от реальности. Свое жилище он называл не иначе, как «Пристанище Мавра».
Когда старушка Эмилия наконец закончила свои хлопоты у стола и удалилась, Орлов в двух словах объяснил своему другу, какая перспектива ждет их в совсем скором будущем.
— А ты уверен, что новые хозяева или хозяин обязательно займутся нами? Ведь у Порошиной еще много чего есть, или им перепало только «Пристанище мавра»?
— Да нет, но согласно тем сведениям, которые я получил из России, сын и отец Екшинцевы — ребята деревенские, в Париже они уж точно жить не будут. Во всяком случае, старший. У него небольшое хозяйство — куры, свиньи и что-то еще, так что навоз за лошадьми убирать — для него самое милое дело, — рассуждал Алексей Алексеевич. — К тому же он не так уж молод, за пятьдесят. И не знает, что здесь не просто конюшня, а барские хоромы. Что-то мы с тобой упустили, Анри, когда занялись всем этим…
Анри промолчал. Под «всем этим» подразумевалась преступная деятельность, которая процветала в «пристанище Мавра».
Глава 5
Анри Рамбаль приехал вместе с Порошиным во Францию не один, а с Этель. Порошин долго отговаривал его от затеи взять с собой совсем юную девушку, которой не было еще и восемнадцати лет. Но Анри соглашался покинуть Мали только при условии, что темнокожая красавица поедет с ним.
На том и порешили. Сборы были очень короткими. Накануне Этель пришла на встречу с Анри с распухшей, явно разбитой губой, и наотрез отказалась возвращаться в свою семью. Даже для того, чтобы попрощаться:
— Если я вернусь, он просто запрет меня, и ты уедешь один. Отец ведь не догадывается о том, что вы с хозяином уезжаете навсегда. Матери я рассказала, что хочу уехать с тобой, она меня поняла, а братья еще слишком малы, чтобы долго по мне сожалеть. Мне пора устраивать свою жизнь, я не могу больше жить с отцом, для которого я просто товар, как все в его проклятой лавке, — Этель бросилась на грудь к Анри. — Я прошу тебя, любимый, не гони. Я останусь здесь, и завтра же мы уедем!
Этель была первой и, пожалуй, единственной страстью Анри, не считая лошадей. Анри Рамбаль — этакий Маугли, который в отличие от героя Киплинга рос не в волчьей стае, а в лошадином табуне, был очень замкнут и нелюдим. Его отец, оставшийся после войны в Африке, овдовевший здесь и не желавший оставлять могилу жены, воспитывал сына в спартанском духе. Точнее сказать, не воспитывал совсем.
Пареньку было лет восемь, когда отец уехал по делам службы в Марокко да и застрял там недели на три. Прислуживавший ему африканец не стал дожидаться возвращения хозяина, собрал все, что смогло поместиться в его повозку, оставил молчавшему все время мальчишке несколько монет и пару лепешек, отбыл в неизвестном направлении… Когда Рамбаль-старший вернулся, то нашел хрупкое тельце своего сынишки в углу комнаты почти бездыханным. Каким чудом он сумел выжить после стольких дней голода, осталось загадкой.
Он был живучим, но очень хрупким мальчиком. Когда ему исполнилось 16, рост его едва достигал 150 сантиметров . Какой-то сбой в эндокринной системе произошел именно тогда, когда на несколько дней он остался без еды и воды.
Вот тут и заметил его граф Порошин. По делам службы ему приходилось общаться с Рамбалем-отцом, которого, надо признать, он недолюбливал. И, прежде всего, потому, что он был слишком жесток в обращении с людьми, и что более всего отвращало от Рамбаля, к своему собственному сыну.
Сергей Порошин очень жалел паренька, который за несколько лет знакомства с ним едва ли сказал больше десятка слов. Все их общение сводилось к двум-трем фразам типа «здравствуйте, месье» и «до свидания, месье». Но зато мальчишка часами мог проводить время с лошадьми, самостоятельно, никому не докучая, он научился держаться в седле как самый лихой наездник.
«У мальчишки есть дар божий, — отмечал граф, наблюдая за ним, — из него получится классный жокей».
Порошин не любил откладывать дела в долгий ящик, поэтому решил нанести визит Рамбалям и предложить Анри хорошо оплачиваемую работу. Будь Анри посмелее, он и сам бы напросился к этому русскому, но надо было заводить с ним разговор, обращаться с просьбой, а этого он просто не умел. Жизнь в пустыне, где грамоту приходилось познавать благодаря стараниям вечно пьяного доктора, который тоже жалел мальчишку, не располагала к ведению светских бесед…
Рамбаль-отец был безумно рад, когда такой серьезный человек, как конезаводчик Порошин, нанес визит в его логово. Причем приехал не просто так, а с тем, чтобы предложить работу его никчемному сыну- заморышу. Уже через час после того, как Порошин зашел в жилище Рамбалей, счастливый Анри упаковывал
