Когда троица приблизилась ко мне и крутившемуся рядом Поспешилке, Жак стал еще жалобнее охать, стонать и с самым мрачным видом приговаривать:
— И тут болит, и там болит… Ни одного живого места на мне. Калека я!
Осмотрев сына, я, к счастью, не нашел ни ран, ни серьезных ушибов; на теле были заметны только несколько пятен — следов от сильного толчка или удара. Парень жаловался на боль в мышцах.
— Перестань, — попросил я, — ведь ничего страшного не случилось. Ты жив, ты вне опасности. Скажи лучше, что же произошло с бравым молодым охотником?!
— Да, я как пришибленный, — причитал Жак, — как через мясорубку прокрученный! Окажись зверюга хоть на сантиметр ближе, он вспорол бы мне живот, и тогда прощай молодой охотник… Но смелые собаки и гарпун Фрица показали чудовищу, где раки зимуют.
— Ну говори же яснее! Без всяких околичностей. Что случилось?!
— Страшный африканский кабан, — взял инициативу на себя Эрнст. — С отвратительными мясными наростами под глазами, с полуфунтовыми клыками до висков и пятачком размером в ладонь. Он пропахал землю точно лемех плуга, оставив после себя порядочную борозду.
— Теперь понимаю. Опасность была действительно немалая. Что ж, придется заняться несчастным пострадавшим. Помочь ему прийти в себя, восстановить силы…
Я дал больному бокал Канарского шампанского, еще раз осмотрел ушибы и отнес в лодку, уложив где помягче. Жак почти тотчас же заснул. Более о его здоровье нечего было беспокоиться.
Сойдя на берег, я обратился к Эрнсту:
— Ну, а теперь, расскажи все поподробнее, внеси наконец ясность!
— Когда я с Буланкой первыми вошли в лесок, — начал он, — собака неожиданно рванула в кустарник. Там, должно быть, и отдыхал этот зверь. Сильно хрюкая и сопя, он показался из-за кустов, остановился неподалеку и стал тереться клыками о дерево. Я рассмотрел его — страшилище. Между тем подтянулся и Жак. И как только Поспешилка с Буланкой учуяли поблизости дичь, они завыли и стали ходить кругами, примеряясь к нападению. Я осторожно перебегал от дерева к дереву, чтобы незаметно приблизиться к кабану на расстояние выстрела. Но Поспешилка вдруг неожиданно подскочил слишком близко к зверю и получил сильный удар, от которого с визгом перевернулся. Тогда Жак разозлился, прыгнул вперед и выстрелил, но то ли не попал, то ли слегка задел хряка. Тот, конечно, взбесился и помчался на обидчика. Жак бросился бежать. Чтобы помочь ему, я выстрелил, но тоже промахнулся и еще больше разъярил зверя. Наш отважный молодой охотник так быстро улепетывал, что споткнулся о корень и упал. Зверь мог наброситься на него, но Буланка и Поспешилка уже пошли в атаку, и кабану самому пришлось защищаться. А потом подоспели Билли и Каштанка. Они стали таскать зверя за уши, а сверху на него налетел орел. Оставалось только выстрелить и прикончить кабана.
Мы помогли стонущему Жаку подняться и возвратились с поля битвы как настоящие герои, хотя и пострадавшие.
При этих словах я не удержался и рассмеялся, вспомнив, как наш герой смело расправлялся с ужином.
Незаметно наступила ночь. Пора укладываться спать. Собаки остались лежать возле убитого кабана. Как всегда, мы разожгли костер, перекусили бутербродами, возвратились к лодке и спокойно проспали в ней до утра, так, словно ночевали в своем Скальном доме.
Утром встали, прихватили оружие и отправились к месту схватки, чтобы обследовать убитого кабана и решить, что же делать дальше. Жак остался лежать в лодке — герой явно нуждался в дополнительном отдыхе.
Едва мы приблизились к роще, как Поспешилка и собаки радостно бросились нам навстречу. Они, наши верные помощники, провели всю ночь на страже у туши кабана. Меня изумили размеры хряка и его устрашающий вид. Думаю, этот кабан мог бы оказать достойное сопротивление и дикому буйволу, и даже самому льву.
Пока я разглядывал добычу, раздался веселый голос Фрица:
— Вот и представилась возможность пополнить запасы вестфальской ветчины, которая уже на исходе. Неплохие окорока получатся. Большущие!
— Надо не забыть о голове, — заметил Эрнст, — Жак хотел использовать ее в качестве музейного экспоната. Давайте потащим тушу на берег и там разделаем ее.
— Я готов, — заявил Франц.
— Согласен, — отозвался я, — только, боюсь, мясо старого африканского кабана не годится для жаркого.
Между тем Фриц срубил с ветвистого, покрытого густой листвой дерева много веток. Мы соединили их в вязанки, разложили рядком на земле, перетянули веревками, прихваченными с собой в большом количестве. Договорились, что четыре окорока и голова будут для нас. Соорудили из ветвей пять волокуш. В три впрягли трех собак, я взял на себя четвертую, Эрнст и Фриц — пятую. Каждая собака тянула за собой окорок, достался и мне окорок, а братьям — огромная кабанья голова, которой они хотели порадовать Жака. Сказать откровенно, мы не особенно годились на роли тягловых животных, но в общем-то справились с заданием и без остановок дошли до берега. Распрягли себя и собак; собаки тотчас бросились назад, так как поняли, что остатки добычи — в их полном распоряжении.
Фриц быстро взял лопату и начал копать яму, ему помогал Эрнст.
— Мы хотим, — сказали они, — преподнести Жаку сюрприз и зажарить кабанью голову по-таитянски. Должно всем понравиться.
Молодые люди разожгли в яме костер и развесили над ним окорока, чтобы опалить щетину с помощью докрасна раскаленных металлических прутиков.
Жак между тем проснулся и включился в общую работу. В основном он занимался головой кабана. Очищать окорока от паленой щетины — занятие не из приятных! — взялся я.
Когда стало смеркаться, раздался вдруг страшный, оглушительный рев. От неожиданности все застыли на месте. Что это? Грозные рычания повторялись с небольшими перерывами снова и снова — то сильнее, то слабее. Потом наступила тишина. Мы стали надеяться на лучшее, но все же всматривались в темноту. Рычали явно из леса. Скоро все повторилось снова, казалось, рев вырывался из груди гигантского животного. Фриц выжидающе выпрямился, в глазах его загорелся огонек.
— Должно быть, лев! — промолвил наконец он. Схватил ружье и прыгнул в свою лодку. — Раздувайте огонь, — крикнул он нам, — подготовьте ружья к бою, я зайду с другой стороны.
И он стрелой помчался вдоль берега к устью ручья. Мы, не раздумывая, бросились выполнять его план. Подбросили в костер дров — сколько успели второпях, схватили ружья, достали охотничьи ножи, прыгнули в лодку и стали ждать, готовые в любую минуту принять бой или плыть в сторону открытого моря. Неожиданно из лесу прибежали собаки, а вместе с ними Поспешилка и Щелкунчик. Обезьянка скалила зубы, металась по берегу, пытаясь прыгнуть в лодку. Собаки и шакал с вздыбленной шерстью и навостренными ушами встали позади костра и уставились в сторону леса, иногда громко лая, иногда жалобно поскуливая. Рев не прекращался, исходил он приблизительно с того места, где лежала туша кабана, потом стал приближаться к нам. Вероятно, хищника привлек запах кабаньих кишок.
Но действительно ли нам предстояло сразиться со львом? Я в том почти не сомневался. Хотя за все годы, проведенные на острове, мы ни разу не встретили хищника. Но вот почти рядом с костром промелькнула чья-то тень. Свирепый рев, два стремительных прыжка — и вот перед нами царь зверей! Стало по-настоящему страшно. У костра лев свернулся почти клубком и сверкающими глазами поводил то на собак, то на подвешенные окорока. Потом он медленно, как бы нехотя, поднялся, потоптался, остановился, издал грозное рычание и закружил вокруг костра. Несколько раз он удалялся в сторону ручья, пил воду, потом снова возвращался. И каждый раз, угрожающе рыча, все ближе подходил к огню — осторожно, но уверенно. Собаки позади костра скулили, поджав хвосты. Я не решался стрелять; неровное пламя костра, непредсказуемые движения льва не позволяли спокойно прицелиться. И вот теперь лев остановился, прогнулся, подобрался к костру, прилег, опустил голову на вытянутые передние лапы: глаза искрятся, хвостом бьет по земле… Я поднял ружье… И тут прозвучал выстрел — откуда-то из темноты. Я понял: это Фриц! Лев хрипло проревел, очевидно в последний раз, привстал на несколько секунд, потом покачнулся и рухнул на землю.
— Спасены! — крикнул я, почти задыхаясь от волнения. — Фриц, кажется, попал ему в сердце!
