решилась воспользоваться страховкой и вызвать к Феде врача. Врач тоже был каким-то давним приятелем или даже родственником нашего хозяина. Он пришел не слишком быстро, но в течение дня, пощупал Федин живот, заглянул ему в глаза, измерил температуру и почему-то давление, но тут мой муж заявил вдруг, что у него уже ничего не болит и вообще он чувствует себя вполне здоровым. Кажется, доктор ему не совсем поверил, но тем не менее добродушно посмеялся и прописал еще немного раки для улучшения пищеварения.
И только когда мы вернулись обратно в Москву и пришло время организовывать наш совместный быт, мой муж действительно превратился в самого настоящего козла, стал брыкаться, потерял дар человеческой речи. Впрочем, и для меня к тому времени он исчерпал свою полезность.
Мускатный кофе
Ингредиенты:
1 стакан охлажденного кофе
Четверть стакана мускатного вина
2 чайные ложки сахара
В 1732 году Иоганн Себастьян Бах написал кофейную кантату — юмористическую оду кофе и одновременно памфлет, утверждающий право женщин участвовать в потреблении нового, подозрительного с точки зрения бытующей морали, напитка. Лизхен, главная героиня кантаты, описывает предмет своего увлечения таким образом:
Но сегодня, в наш гораздо более просвещенный век, необходимость выбирать из двух уникальных напитков наиболее вкусный отпадает. Почему бы, наконец, не совместить кофе и вино друг с другом? Попробуем таким образом: кофе, вино и сахар хорошо взбить, так чтобы образовалась пена. Можно добавить щепотку протертой апельсиновой кожуры и корицы, подавать в охлажденных винных бокалах.
Евгения Горац
Придет ли она в пятницу?
Он всегда смотрел бокалы на свет: достаточно ли чисто вымыты, и если результат его удовлетворял, он наливал в них вино из бутылки, с которой предварительно вытирал пыль влажной бумажной салфеткой, так чтобы сантиметр до краев остался, всегда ровненько.
К ее приходу на маленьком журнальном столике, аккуратно застеленном чистой скатертью с вышитыми петушками, всегда стояло блюдо с бутербродами, тарелочка с подсоленными орешками и стеклянная ваза с фруктами.
А после ужина он варил кофе и вынимал из холодильника маленькие пирожные, купленные специально для очередного свидания.
Но в тот день кондитерская оказалась закрыта по случаю какого-то религиозного праздника, и он был крайне недоволен этим обстоятельством. Он уже привык к этим маленьким, очень пикантным пирожным и всегда покупал семь одинаковых. Он обычно съедал два, а она — три. Оставшиеся он доедал утром в одиночестве. Но покупать сладкое в другом, непривычном месте не рискнул.
Больше всего на свете он не любил отклонения от графика и нарушения планов. Нет, он понимал, что в этом переменчивом мире невозможно всегда жить по одному и тому же графику, но все же требовал, чтобы его заблаговременно предупреждали о малейших изменениях в событиях, в которые он был вовлечен, и его родственники, подчиненные и друзья знали об этом его пунктике. Впрочем, у него почти не было друзей.
С понедельника по пятницу он выходил из дому всегда в одно и то же время — ровно в 8.30. Всегда аккуратно подстрижен — волосок к волоску, гладко выбрит, в туфлях, начищенных до зеркального блеска.
Два раза в неделю, по понедельникам и четвергам, приходила домработница убирать его дом.
Раз в неделю, по воскресеньям, у него был родительский день: бывшая жена ровно в полдень привозила двенадцатилетнего сына, и, в зависимости от погоды, он шел с ним в парк или в кино, а после — в кафе. И ровно в шесть вечера подвозил мальчика к дому бывшей жены.
И два раза в неделю приходила она — любовница. Всегда по вторникам и пятницам. Они так договорились два года назад.
Ритуал был неизменным: в шесть вечера она подъезжала к его дому на такси. Он уже ждал ее у входа, расплачивался с таксистом, затем, галантно поддерживая ее под локоть, вел в гостиную.
Дверь в ванную уже была приоткрыта: предполагалось, что она пойдет туда — освежиться после работы и вымыть руки перед ужином. В ванной она машинально протягивала руку и снимала не глядя чистое крахмальное полотенце, без единого пятнышка, приготовленное специально для нее, — оно всегда висело на одном и том же крюке.
Потом выходила к столу.
Он наливал вино, ставил тихую музыку, а после ужина варил кофе и приносил семь маленьких пирожных, которых сегодня не было.
Уже два года — всегда по графику, почти без сбоев, если не считать отпускного сезона, когда она уезжала отдыхать, но всегда предупреждала его об этом задолго до отъезда.
Из дома они не выходили: она не хотела, чтобы их кто-нибудь видел вместе. Она была замужем за каким-то неудачником, который вечно находился в творческом поиске и не мог нормально содержать семью.
А еще он подозревал, что она его немного стесняется. Она была выше его на десять сантиметров и моложе лет на двадцать.
Но в любом случае, все это его совершенно устраивало, он и не любил никуда выходить.
И все же самым важным ее достоинством была исключительная пунктуальность.
После кофе, где-то около семи вечера, — один и тот же ритуал: она раздевалась догола и укладывалась в постель, он присоединялся к ней, аккуратно развесив одежду на спинке стула. На восемь
