– Спасибо. Я надеюсь, ты поздвавляешь меня искренне?
Сэнсей издал неопределенный звук, а Роберт вдруг увидел вражеского телохранителя – тот стоял столбом, руки по швам и ел страхагента (главврача? владельца?) преданными глазами. Наступило что-то вроде классической немой сцены: остолбенелый телохранитель, почтительнейше замершие в позах безусловной готовности врачи, сэнсей, ничего не понимающий, а посредине – благодушно и жутковато улыбающийся человек с лицом черно-красным и блестящим, словно головка дорогой курительной трубки.
И тут вдруг распахнулась дверь палаты, и в коридор выехал в своей коляске пестрый инвалид, на плече он держал рулон прозрачной ткани, а коляску ему катила скрюченная ведьма с землистым лицом, полуоткрытым ввалившемся ртом и красными глазами.
– «Тебе говорю: встань», – провозгласил инвалид пронзительно и ликующе, словно в трубу протрубил, – «возьми постель твою и иди в дом твой!» Каждому да воздастся по вере его!
Никто опомниться не успел, и никто не успел даже удивиться, как колени женщины подломились, она закинула страшное лицо свое с помертвевшими вдруг глазами и повалилась на ковер – мягко и бесшумно, как умеют падать опытные эпилептики. Или алкоголики, утратившие наконец чувство равновесия.
– Может быть, все-таки закуришь? – спросил Тенгиз осторожно.
– Нет. Воздержусь. Я думаю, он сейчас придет.
Роберт старался говорить по возможности спокойно. Перед глазами у него была Татьяна Олеговна, – как она падает навзничь, закинув к потолку мертвое свое лицо… и бегущие к ней со всех сторон развевающиеся белые халаты… и тревожные какие-то звонки все еще дребезжали в ушах, и нечленораздельный гомон многих голосов, и визгливые невнятные приказы: «тара-ра-зепам, струйно!», и страшный голос страхагента-владельца: «Идиот косматый! Мозги в голову ударили? Кветин безгвамотный!..» И поверх всего этого – сухой непреклонный голос сэнсея: «Идите в машину. Я прошу вас – в машину!» – голос командора, а у самого ноги тряслись, старческие тощие ноги в узких брюках в полоску…
– Совсем плохо? – спросил Тенгиз сочувственно.
– Да уж хорошего мало, – пробормотал Роберт.
– Если бы точно знать, что с человеком происходит после смерти, – сказал глубокомысленно Тенгиз, – ни за что жить бы не стал.
– С человеком после смерти ничего не происходит. Все, что потом происходит, происходит уже с трупом.
– Потому вот и скрипим помаленьку, – сказал Тенгиз.
– Не философствуй. Не умеешь.
– И не собираюсь. Просто отвлекаю тебя от мрачных мыслей.
– Самым лучшим способом.
– Естественно. Как отвлечься от неприятных мыслей? Вспомнить, что смертен. И сразу все встает на свои места. Масштаб появляется, понимаешь?
– Понимаю. Только: «Когда я думаю, что пиво состоит из атомов, мне не хочется его пить…» Вон он, кажется, идет. Заводись.
– Давно. Печка же работает…
Роберт его не слушал. На обширное крыльцо вышел и сразу же зябко обхватил себя руками сэнсей, и он был не один. Страхагент-владелец вышел вместе с ним, и они остановились на самой верхней ступеньке, продолжая разговор. У обоих была неважная артикуляция, и поначалу Роберт сумел прочитать по губам только странную фразу владельца: «Во все тяжкие, что ли? Я тебе что обещал?» Тут он отвернулся, и Роберт перестал видеть его рот, а сэнсей сказал с возмущением: «А почему я должен вам верить? Что вы такого сделали, что я вам должен верить?» Владелец ответил что-то невидимое, повернулся в профиль, сделался похож на ворона, и тут Роберт вспомнил, как сэнсей называл его давеча: Лахесис. Он называл его Лахесис. «Она умирает, – сказал сэнсей. – Я вас тысячу раз просил: сделайте что-нибудь». – «Ничего сделать нельзя. Она уже умерла. Смирись. Все, что можно сделать – вернуть ей разум. На несколько дней». – «Хоть на час. Я попрощаться хочу». – «Да не хочешь ты этого. Признайся…» – «Вы просто кусок ржавого железа, – сказал сэнсей. – Я вас ненавижу». – «Принимаю. Это твое право. Ударь меня, если хочешь». – «Это было бы противоестественно». – «Ничего, не страшно. Все, что происходит – естественно…»
Сэнсей ничего на это не ответил, и некоторое время они молчали, глядя друг на друга в упор, глаза в глаза. Сейчас сэнсей ему врежет по мордам, подумал Роберт с мстительным удовлетворением. И тут Тенгиз спросил шепотом:
– Кто это такое? – У него даже лицо осунулось.
– Лахесис, – сказал Роберт, криво усмехнувшись.
– Кто?
– Лахесис. Мойра. Мужеска пола мойра. Клото – прядет нить судьбы; Лахесис – проводит человека через превратности; Атропос – нить перерезает.
Тенгиз все смотрел неподвижными глазами.
– А ты не врешь? – сказал он почти жалобно.
– Не знаю, – сказал Роберт честно.
– Врешь, блин. Мойры ведь – женщины, разве нет?
– Это в Древней Греции они были женщины. А у нас в России – мужчины. Как видишь.
– Страшное какое, – сказал Тенгиз.
– Все такие будем, – сказал Роберт. – Подожди, не мешай.
