оправдаться, загладить. Он уже ругал себя за то, что полез, но при этом так коряво высказался. Или б уж молчал вовсе или слова верные подобрал.
Эра не дала – оборвала, голос повысив:
– Никто! Никому! Ничего! Не должен! Я не хочу больше ни видеть, ни знать тебя!!
Кей побледнел отступив.
– А на глаза появишься – буду выкать, – добавила тише, зловеще.
Кейлиф чувствовал себя раздавленным червем, и даже шевельнутся, не мог – припечатала обещанием. Что делать – понятия не имел. Надо же было так облажаться в первый день! Расстроить и оскорбить, обидеть и испортить настроение – за пять минут! Одного пункта хватит, чтобы век заглаживать.
А если светлая от переживаний, что натворит себе на беду или вовсе обида, что он нанес, на ее здоровье скажется? И как ему жить-то теперь?
Эра вылетела со двора. Она решила найти Шаха и уходить к чертям. Она больше не могла выносить ни эти глупые, беспредметные унижения, ни давление, ни нравоучения, ни вообще всю эту местную социальную структуру в принципе.
В Тоудер, в Ад, Черную Дыру! Куда угодно, но по глухим безлюдным местам и со своими, которым не нужно объяснять, что желтый цвет не является красным, а в небо смотреть не значит по нему лететь. И никто в душу лезть не будет, на составные твои поступки раскладывать и оценку давать по хренпоймикакой шкале!
К чертям всю Деметру, ватаров и багов, светлых и черных, и право, и их религиозные войны и сказки что она одна из них, и стражей! И Эрлана!
Эрлана?…
Эра налетела на кого-то, разметав в стороны и, сама упала.
– Мать твою за ногу! – рыкнула и получила звонкую плюху. Пощечина отрезвила и девушка, зажав щеку, уставилась на драчунью – перед ней на коленях стояла девушка, которую она и сбила, не заметив. Густые волосы, ленты смешные у висков вплетены и вязь от переносицы через лоб к волосам. Еще одна светлая? А говорили что их нет совсем, – скривилась Эра, чувствуя, как накатывает дурнота и духота.
Вранье все, вранье!
Лала испуганно таращилась на незнакомку, только сейчас разглядев родовые знаки и сообразив, что перед ней изначальная. Недоразумение превратилось в кошмар. Услышав обидное в сторону предков Лала просто не могла сдержаться, да и не собиралась, как и разбирать кто себя вести не умеет. Но ей в голову прийти не могло, что это изначальная! Была уверена – дикарь из красных краев забрел – кто ж еще посмеет грязь лить бездумно?
Но разве она могла подумать, что этот ненормальный – эта, что не просто девушка – изначальная.
– Ты что ж творишь, Лала Самхарт? – тихо протянул обескураженный Хелехарн. Жрец не на шутку испугался и растерялся – еще бы! На его глазах его воспитанница ударила изначальную! Это все едино, что пойти и нагадить в склеп предков.
А почему изначальная без стража, где он, куда он-то смотрит?
Жрец покачнулся – ноги еле удерживали. Лала не знала, что в первую очередь делать и кому первому помогать, и чуть не плакала. Хелехарн побелел как его борода и гляди упадет, светлая словно не в себе – взгляд мутный, лицо мокрое, скрючилась на траве, ртом воздух хватая.
– Нет, я же не знала… зачем ты… маму…Лайлох, ты что? – заскулила, перепугавшись что убила невесту, ту самую, что свивать шли, единственную, нечаянную, надежду, по сути. Лала ползала вокруг Эры и, боясь притронуться и, желая всей душой исправить, что натворила, помочь. – Как же… Я не хотела! Ну, я же не хотела!!
– А ну тихо! – прикрикнул жрец, отодвигая девушку. – Устроила уже, остановись.
Лала губу прикусила, чтобы всхлипы сдержать.
Хелехарн оглядел Эю и, головой покачал – худо – колотит ту, как в припадке, пальцы крючит, пытаясь в траву вцепиться, мокрая, жаркая, глаза пустые, бездонные.
– Что ж ты наделала, Лала, ай, что ж ты?!
Кейлиф подоспел. Как ни боялся угроз светлой, а долг пересилил – за ней пошел, искать. Увидел неладное, и бегом. Подхватил ее, за зельем полез торопясь.
– Ты где ж был?! – чуть не взвыл жрец.
– Прости, после, – выдохнул, а сам все заглушку со склянки убрать не может.
– Что ж ты ей арахату-то даешь?! Ослеп часом?! Вельезан, вельезан надо! – откинул руку стража от склянки с синей жидкостью и резво открыл с бесцветной. Влил на глоток, Эрика задохнулась, закашлялась и вовсе потерялась – слабость дикая накатила.
– Не то! – попытался возразить Кей.
– Ты слепой, так я зрячий! Не знаешь – нечего лезть! – рявкнул жрец и свою скрутку размотал, трясущейся рукой разметал пучки трав, выискивая нужное. Взял сверточек малый, бархатку отряхнул, развернул, полупрозрачные гранулы выказывая, и одну осторожно стражу подал. Тот заставил Эру проглотить. Взбеленилась, вырываясь и, тут же затихла.
– Что ж вы творите, что творите! – ворчал Хелехарн, складывая свои сокровища обратно. – Уму ж непостижимо! Почему до сих пор не свиты?! Ты кто? Ты страж или шишка еловая?! А ты? Ты куда?! Как ты могла?! – на Лалу накинулся. Девушка отодвинулась, сжалась, перепуганная насмерть. – Ты ж ее с черты чуть не выбила! – постучал по лбу себе костяшками пальцев. – А если выбила?! Тьфу ж на тебя!
Кейлиф головой закачал, скалясь от отчаянья, сверкнул недобро глазами на светлую, что по глупости беду накликала.
А жрец опять на стража налетел:
– Какого она здесь средь вас одна шатаетси?! Почему не в стиппе?! Да вы совсем ополоумели, гляжу!
– Сама она не хочет! – рыкнул от безысходности мужчина и жрец как подавился – смолк, глаза вытаращил.
– Ну.. ну… – и слов нет.
Эрика в себя пришла от шума, отодвинулась от Кейлифа, лицо потерла и встала, не обращая ни на кого внимания. Ее шатало и, страж готов был поймать, если только на ногах не устоит.
– В покое меня оставь, – выдохнула с трудом, и, согнувшись словно живот заболел, за деревья потащилась.
– Таааак, – протянул Хелехарн и кивнул Лале. – Бегом за ней! И ни на шаг от нее! Исправляй, что натворила.
Девушка стремглав за изначальной кинулась. Кейлиф за ними качнулся, но жрец остановил – ладонь на грудь положил, придерживая
– А ты мне сперва все как есть доложишь.
– Что докладывать? Не знает она, не понимает, и не хочет ни знать, ни понимать. Я объяснить пытался, да только обидел. С Лой сладилась, а идти за него не хочет. Я ж страж, я не могу ей сказать всего, язык не ворочается! Аттари бы ей, детта.
– Аттари. Детта, – недовольно повторил жрец и рявкнул, указав ладонью в ту сторону, где скрылись Лала и Эйорика. – А понадобится теперь, аттари-то?! Уууу! – кулаком стражу пригрозил и, попер насупленный и злющий в сторону дома лета. Крикнул уже по дороге, приказывая. – Жениха ко мне!
Ага, – кивнул страж, но сам решил, что сначала долг потом просьба, и двинулся за подопечной.
Эрика сама не поняла куда идет, а пришла к ручейку в ложбине. Встала на колени, склонилась и пила, пила. Потом умылась – вода холодная, дурман из головы смывает – уже хорошо. Отошла, спотыкаясь и полулегла у корней, надеясь отдышаться и справиться то ли с болезнью, то ли вовсе с агонией. Мутило, душило, крутило и слабостью давило, так что хоть помирай.
– Худо? – услышала робкое.
Покосилась – светлая.
– Ааа, ты шалая… Уйди, а?
– Ты прости, я же…
– Прощаю, уйди только, – отмахнулась. Не хотелось ей чтобы кто -то видел как ее плющит. И даже фыркнула, сообразив, что, наконец, нашла точное определение своему состоянию – 'плющит'. Именно.
