Эрика несмело шагнула в их сторону, и стало опять тихо. Толп отступила, каждый быстро вернулся к своим полотнам, чтобы девушка смогла увидеть предложенное. У кого-то грудой были выложены чеканные украшения, посуда, ткани, у кого-то, как у худенькой женщины слева, стояло лишь миска и хлеб.
Эрика сама не поняла, что ее больше привлекло – эта женщина, обнимающая девочку лет семи или миска с медом и поджаристые лепешки.
– Я могу просто брать? – покосилась на Эрлана. Тот кивнул, внимательно наблюдая за женой.
Эрика несмело шагнула к женщине. И как не стеснялась, есть при толпе глазеющих, вдруг так захотелось, что наплевав на все, сжевала одну лепешку, и почти весь мед. И была уверена, что по вкусу ничего лучше не едала.
Девчушка отодвинулась от матери и несмело коснулась рукой подола рубахи светлой. Эя улыбнулась ребенку, погладила по голове.
И пошла вниз уже смелее касаясь протянутых к ней рук. Прихватила по дороге яблоко и встала перед летом и стражами:
– Привет, – вгрызлась в плод.
Роберган заржал, как жеребец. Смех пошел по толпе, беззаботный, добрый.
– Чего? – не поняла.
– Парня ждешь, – ласково сказал лет и вытащил из-за пазухи сверток, раскрыл тряпицу, выказывая изумительной работы ножны и знатный тесак с резной рукоятью. – Возьмешь от меня?
– Кто от такого оружия откажется? – удивилась. Проверила лезвие – не уступает утерянному ею где-то на западной стороне ножу. – Спасибо.
– Да это тебе спасибо, светлая, – засмеялся опять лет. – У кого изначальная мать хоть крошку взяла – тому на долгую счастливую жизнь обрекла. Теперь меня смерть стороной обходить будет, враги не страшны, болезни – мимо. Можно смело семью заводить, точно зная, что дети будут, да еще здоровы и счастливы.
Эра обернулась – та женщина улыбалась, как и мужчина, у которого Ведовская яблоко взяла. Им к ногам складывали то, что изначальной привезли.
Девушка на Эрлана вопросительно покосилась.
'Так положено', – улыбнулся он ей: 'Подношения светлой отдают тому, у кого она что-то взяла, и тем удачу и неприкосновенность себе приманивают'.
'Помогает'?
'Конечно'.
Эра плечами пожала – замысловато, и к лошадям пошла:
– Домой?
Лет дорогу Эрлану преградил, пока девушка не видит, посмотрел серьезно:
'Понимаешь, что теперь будет'?
'Да', – посмотрел на него прямо. А в душе дрогнуло, и сомнение появилось – сможет ли?
'Эберхайм вас в покое не оставит'.
Эрлан и без Робергана это знал.
'Едем. Там все и решим'.
Как ночь прошла, так и утро не задалось. Сидели за столом, как потерянные, а чего вдруг – сами не понимали.
В комнату вчерашний незнакомец вошел, сел на место Лой и мужчины дружно уставились на него.
– Пока Эрлана нет, я буду вместо него, – заявил тот безаппеляционно и миску с кашей к себе придвинул.
– А ты кто? – спросил Шах, раздражаясь. Наглец ему еще вчера не понравился, и хрен с ним, шатался бы просто по лагерю. А он на командующую должность нацелился – смотри-ка, хваткий какой. – Не много на себя берешь?
– В самый раз, – заверил.
Радиш щеку подпер, разглядывая стоящие у висков дыбом волосы, явно не раз перебитый нос.
Самер окинул меланхоличным взглядом:
– Имя-то у тебя есть, 'в самый раз'?
– Займер.
– Ничего имечко,?- бросил, и кусок хлеба в рот отправил.
– Угу – Чингачгук – большие яйца, – резюмировал Шах.
Мужчина уставился на него и Вейнеру, как наяву показалось, что тот со всего маху ударил его по затылку, обмакивая физиономией в кашу.
– И кто ты? Не из развенчанных стражей, случайно? – спросил, лишь предполагая – волосы у висков дыбом навеяли. Так косицы, которые у каждого стража от висков сплетены, обрежь под корень, и будут волосы топорщится, как начнут расти.
– Угадал, – не смущаясь ответил Займер.
– Интересно, – уставился на него Самер. – Насколько нам известно, стражей лишают их права только за большие проступки.
– Мои поступки не тебе судить – за свои отвечать научись.
– О, как! – хмыкнул мужчина и к пище вернулся – ровно ему стало на новоявленного начальника. Радиш тоже интерес потерял. Молоко выпил и встал:
– Пойду.
– Куда?
– К стене предков.
– Чего там забыл? – полюбопытствовал Сабибор. Радиш неопределенный взгляд на того бросил и мужчина поднялся:
– Я с тобой.
Оба вышли, даже не взглянув на Шаха. Тот оттолкнул миску – аппетит мигом пропал.
– Худо изгоем быть? – усмехнулся Займер.
– Не твое дело. И по себе не суди.
Мужчина губы оттер, глянул недобро, с прищуром:
– Я себя худым не сквернил, род бесчестьем не пачкал, и как оно, изгоем, не знаю.
Встал и вышел следом за мужчинами.
Шах по волосам рукой провел и со всего маху по столу кулаком грохнул. Достали! А, главное, за что пеняют?
– Может и не случится еще, – тихо заметила Лала. Вейнер тяжело посмотрел на нее, прекрасно понимая, что она имеет ввиду. Он видел, что девчонка в Самару втрескалась да без ответа и надежды, и понимал, что она жалеет его потому, что в отверженности сродство чувствует. Но не знала, что Шаху ровно на ее сочувствие, как и на понимание. Он уже все решил – будет случай, перетянет к себе Эрику, и ровно ему на ребенка. Ничего, воспитают.
И вылез из-за стола.
– Что тебе у стены надо? – спросил Самер у Радиша уже по дороге.
– Заковыка какая-то. Понять кое-что не могу. У кого не спрашиваю – молчат. Вот и хочу древних вызвать, у них поспрашивать.
– Что за заковыка?
Мужчины встали у плиты, обозревая ее снизу доверху.
– Приглядись.
– Ну?
Радиш шагнул к скале и провел по одной из линий:
– Ничего странного не видишь?
– Должен? – чуть удивился, на второй раз внимательно оглядывая извитую линию что не доходит до середины. – Чей-то прерванный род. Таких вон, море.
– В том и дело, что здесь есть загадка. Не знаю, как в остальных случаях, но тут точно что-то не так. Ты знаешь, чья это ветвь?
– Она не подписана.
