имя.
Ребята дружно покачали головами.
— Никогда не слышали, — выпалил Джош.
Сен-Жермен разочарованно пожал плечами и поднял воротник до ушей.
— Пять хитов на первом месте…
— А что за музыку вы играете? — спросила Софи, покусывая десну: ее так и подмывало рассмеяться над его удрученным видом.
— Данс, электро, техно… Типа того.
Софи и Джош снова помотали головами.
— Мы такое не слушаем, — ответил Джош, но Сен-Жермен уже не смотрел на ребят.
Он повернулся в сторону авеню Гюстава Эйфеля, туда, где к тротуару подъехал блестящий черный «мерседес». За ним остановились три обычных черных фургона.
— Макиавелли! — сердито воскликнул Фламель. — Франсис, за тобой была слежка.
— Но как… — начал граф.
— Помни, мы имеем дело с Никколо. — Фламель посмотрел по сторонам, оценивая ситуацию. — Ската, бери близнецов и иди с Сен-Жерменом. Защищайте их до конца.
— Мы останемся, и я буду драться, — сказала Ската.
Николя покачал головой и махнул рукой на собравшихся туристов.
— Слишком много народу. Кто-то может пострадать. Но Макиавелли — это не Ди. Он действует тоньше. Он не станет пускать в ход магию, разве что в самом крайнем случае. В этом наше преимущество. Если мы разделимся, он пойдет за мной. Ему нужен я, и только я.
Он полез под рубашку и достал маленький тряпичный мешочек.
— Что это? — спросил Сен-Жермен.
Николя ответил ему, глядя на близнецов:
— Когда-то здесь хранился весь Кодекс, но теперь он у Ди. Джошу удалось вырвать две страницы с конца. Они здесь. На этих страницах «Последний призыв», — многозначительно уточнил он. — Доктору Ди и старейшинам нужны эти страницы. — Он разгладил мешочек и неожиданно протянул его Джошу. — Береги его.
— Я? — Джош с удивлением уставился на мешочек, потом взглянул в лицо Фламелю.
— Да, ты. Бери, — приказал Фламель.
Мальчик неохотно взял мешочек, и ткань захрустела, когда он сунул мешочек под рубашку.
— Почему я? — спросил он, переглянувшись с сестрой. — Ската и Сен-Жермен лучше с этим справятся.
— Ты спас страницы, Джош. Будет справедливо, если именно ты будешь их хранить. — Фламель сжал плечо Джоша и заглянул в глаза мальчика. — Я знаю, тебе можно доверить заботу о них.
Джош прижал ладонь к животу и почувствовал прикосновение ткани к коже. Когда Джош и Софи начали работать в книжном магазине и кафе, их отец почти то же самое сказал ему о Софи: «Я знаю, тебе можно доверить заботу о ней». В тот момент он был горд и немного испуган. А теперь просто испугался.
Дверь «мерседеса» со стороны водителя открылась, и оттуда вылез человек в черном костюме. В зеркальных темных очках отражалось утреннее небо, отчего казалось, будто в голове у него две дырки.
— Дагон, — рявкнула Ската, обнажив острые зубы, и потянулась за оружием, спрятанным в сумке, но Николя поймал ее за руку.
— Еще не время.
Дагон открыл заднюю дверь, и из машины вышел Никколо Макиавелли. Хотя их разделяло расстояние в сотню метров, они безошибочно угадали ликование на его лице.
Фургоны за «мерседесом» одновременно открылись, и оттуда выскочили вооруженные до зубов полицейские. Они бросились к башне. Кто-то из туристов закричал, и десятки людей, окруживших основание Эйфелевой башни, тут же нацелили фотоаппараты.
— Пора, — коротко сказал Фламель. — Бегите через реку, а я уведу их в другом направлении. Сен- Жермен, мой друг, — прошептал Николя, — нам нужно отвлечь их чем-то. Каким-нибудь зрелищем.
— А куда ты пойдешь? — спросил Сен-Жермен.
Фламель улыбнулся.
— Задолго до того, как здесь появился Макиавелли, это был мой город. Возможно, здесь еще остались мои убежища.
— Город сильно изменился, — предупредил Сен-Жермен.
Он взял руку Фламеля, перевернул ее и прижал большой палец своей правой руки к центру ладони. Софи и Джош стояли достаточно близко, чтобы увидеть, как на коже остался крошечный отпечаток чернокрылой бабочки.
— Это приведет тебя обратно ко мне, — таинственно произнес Сен-Жермен. — А теперь… Ты, кажется, хотел зрелища…
Он улыбнулся и засучил рукава, обнажив голые руки. Его кожу покрывали крошечные татуировки в виде бабочек, охватившие его запястья, точно браслеты, спиралью взбирающиеся по руке до локтя. Сплетя пальцы, он вывернул запястья и согнул их с громким хрустом, как пианист перед выступлением.
— Вы видели, как Париж праздновал миллениум?
— Миллениум? — Близнецы непонимающе уставились на него.
— Новое тысячелетие. Двухтысячный год. Хотя новое тысячелетие следовало бы праздновать в две тысячи первом.
— А, новое тысячелетие, — пробормотала Софи.
Она в замешательстве посмотрела на брата. При чем тут тысячелетие?
— Наши родители водили нас на Таймс-сквер, — сказал Джош. — А что?
— Тогда вы пропустили настоящее зрелище в Париже. Когда полезете в Интернет в следующий раз, поищите фотографии.
Стоя под огромной металлической башней, Сен-Жермен потер руки, а потом высоко поднял их, и внезапно в воздухе запахло жжеными листьями.
Софи и Джош увидели, как татуировки с бабочками вздрогнули, сжались и запульсировали на руках Сен-Жермена. Тоненькие крылышки задрожали, зашевелили усиками… А потом татуировки отделились от кожи человека.
Бесконечным потоком маленькие красные и белые бабочки взлетели с рук Сен-Жермена и взмыли в прохладный парижский воздух. Они кружили, поднимаясь вверх нескончаемой алой спиралью. Бабочки кружились вокруг распорок и брусьев, заклепок и болтов металлической башни, покрывая ее точно переливчатой мерцающей кожей.
— Ignis,[13] — прошептал Сен-Жермен, запрокинул голову и сжал ладони.
И башня превратилась в сверкающий фонтан света.
Он восторженно засмеялся, увидев лица близнецов.
— Узнайте же меня: я — граф Сен-Жермен. Я повелитель огня!
Глава 15
— Салют! — с трепетом выдохнула Софи.
Эйфелева башня вспыхнула роскошными фейерверками. Синие и золотые узоры из света взлетели на целых триста двадцать метров, до самой верхушки башни, и там вспыхнули фонтаном голубых шаров. Сверкающие, искрящиеся радужные нити пролетали сквозь распорки, взрывались и потрескивали. Толстые заклепки поблескивали белым огнем, а изогнутые брусья роняли ледяные голубые капли на улицу.
Зрелище было потрясающее, но оно стало по-настоящему незабываемым, когда Сен-Жермен щелкнул пальцами и вся Эйфелева башня окрасилась в бронзу, потом в золото, затем в зеленый цвет и наконец в голубой. Трескучие узоры из света бегали по металлу. Огненные колеса и ракеты, фонтаны и