— Не знаю… Не такое уж это и старое место. Она провела ладонью по стене и вдруг отдернула руку.
— Что? — прошептал Джош.
Софи снова положила руку на стену.
— Я слышу голоса, пение и… органную музыку.
Джош пожал плечами.
— А я ничего не слышу.
Он замолчал, внезапно осознав огромную разницу между собой и сестрой. Геката оживила магическую силу Софи, и теперь девочка обладала гиперчувствительным зрением, слухом, обонянием, осязанием и вкусом.
— А я слышу.
Софи убрала руку от каменной стены, и звуки в голове утихли.
— Ты слышишь звуки из прошлого, — объяснил Фламель. — Звуки, поглощенные зданием, записанные в самой его конструкции.
— Это церковь, — уверенно проговорила Софи и нахмурилась. — Новая церковь… современная, возведенная в конце девятнадцатого или в начале двадцатого века. Но она построена на месте другого, очень древнего здания.
Фламель замер у деревянной двери и оглянулся через плечо. В тусклом свете лампочки черты его лица выглядели резкими и угловатыми, пугающе похожими на череп, а глаза полностью скрывались в тени.
— В Париже много церквей, — сказал он, — хотя, кажется, есть только одна, подходящая под это описание.
Он взялся за дверную ручку.
— Подождите, — выпалил Джош. — А вдруг здесь сигнализация?
— Навряд ли, — уверенно ответил Николя. — Кто будет ставить сигнализацию на кладовку в церкви?
С этими словами он рывком открыл дверь.
В тот же миг сработала сигнализация. Пронзительный вопль сирены разнесся по коридорам, отскакивая от каменных плит и стен. Повсюду замигали красные огоньки.
Скетти вздохнула и проворчала что-то на древнекельтском языке.
— Разве не ты говорил мне, что, прежде чем двигаться, необходимо выждать и осмотреться?
Николя покачал головой и сокрушенно вздохнул, признавая, что совершил глупую ошибку.
— Старею… — ответил он на том же языке.
Но на извинения не было времени.
— Скорее! — закричал он, перекрывая сирену, и помчался по коридору.
Софи и Джош не отставали от него, а Скетти прикрывала отступление сзади, ругаясь на ходу.
Короткий узкий коридор заканчивался еще одной деревянной дверью. Не останавливаясь, Фламель толкнул ее — и тут же взревела вторая сирена. Фламель свернул влево и оказался в огромном открытом пространстве, где пахло старым ладаном, мастикой для натирки полов и воском. Ряды зажженных свечей бросали золотистый отблеск на стены и пол и вместе с красным светом системы безопасности освещали массивную двойную дверь, над которой висела табличка «Выход». Фламель кинулся туда, стуча ботинками по полу.
— Не трогайте… — начал было Джош, но Николя Фламель схватился за ручки и потянул.
Сработала третья сигнализация, гораздо громче других, и над дверью замигала красная лампочка.
— Я ведь говорил, не трогайте, — буркнул Джош.
— Не понимаю, почему здесь заперто, — удивился Фламель. — Эта церковь всегда открыта. И где народ?
Он огляделся по сторонам, и внезапно его осенило:
— А который вообще час?
— Сколько нужно времени, чтобы переместиться через лейные врата из одного места в другое? — задала встречный вопрос Софи.
— Это происходит мгновенно.
— И вы уверены, что мы в Париже, во Франции?
— Да.
Софи посмотрела на часы и произвела быстрый подсчет.
— Разница во времени между Парижем и Оджаи — девять часов? — уточнила она.
Фламель кивнул и вдруг все понял.
— Здесь где-то четыре часа утра, вот почему церковь закрыта, — ответила Софи.
— Полиция, наверное, уже едет, — мрачно проговорила Скетти и полезла за нунчаками. — Терпеть не могу драться, когда плохо себя чувствую.
— И что теперь делать? — с паникой в голосе спросил Джош.
— Могу попробовать распахнуть двери ветром, — нерешительно предложила Софи.
Она не была уверена, что ей хватит энергии снова так быстро поднять ветер. Она пустила в ход свои способности, чтобы сразиться с мертвецами в Оджаи, и эта битва лишила ее последних сил.
— Я запрещаю! — крикнул Фламель, и его лицо побагровело.
Он простер руку над рядами деревянных скамеек, указывая на резной алтарь, окруженный узором из белого мрамора. Свечи озаряли замысловатую мозаику из мерцающих голубых и золотых кусочков, которая украшала купол над алтарем.
— Это государственный памятник. Я не позволю тебе его разрушить.
— Где мы? — хором спросили близнецы, озираясь вокруг.
Теперь, когда их глаза привыкли к полумраку, они поняли, что здание необъятное. Далеко ввысь тянулись колонны, скрываясь в тени над головой, и можно было различить контуры маленьких алтарей по краям, статуи в углах и бесчисленные ряды свечей.
— Это, — гордо объявил Фламель, — базилика Сакре-Кёр. Церковь Святого Сердца.
Сидя на заднем сиденье своего лимузина, Никколо Макиавелли ввел координаты в ноутбук, и на экране возникла карта Парижа в высоком разрешении. Париж — невероятно старый город. Первые поселения возникли здесь более двух тысяч лет назад, хотя на острове посреди Сены люди жили уже задолго до этого. Как и многие из старейших городов мира, Париж образовался на том месте, где пересекались линии лей.
Макиавелли нажал на клавишу, и карту города пересекла запутанная сеть линий. Макиавелли искал ту лею, которая соединяла Париж с Соединенными Штатами. Наконец он смог сократить число возможных линий до шести. Аккуратным наманикюренным ногтем он проследил две линии, соединяющие западное побережье Америки с Парижем. Одна заканчивалась в великом соборе Нотр-Дам, другая — в более современной, но не менее знаменитой базилике Сакре-Кёр на Монмартре.
Итак, которая из них?
Внезапно парижскую ночь пронзили душераздирающие сирены. Макиавелли нажал кнопку, и тонированное оконное стекло со свистом опустилось. В машину ворвался прохладный ночной воздух. Вдалеке, поднимаясь над крышами на противоположной стороне площади Тертр, возвышалась базилика Сакре-Кёр. Внушительное белокаменное здание по ночам всегда озарялось ослепительным белым светом. Сегодня же оно пульсировало в красных огнях системы безопасности.
Здесь! Макиавелли зловеще усмехнулся. Он загрузил на ноутбуке программу и дождался, пока раскрутится винчестер.
«Введите пароль».
Пальцы забегали по клавиатуре, набирая слова: «Discorsi sopra la prima deca di Tito Livio».[1] Никто никогда не взломает такой пароль. Название этого труда неизвестно широкой публике.
На экране появился самый обыкновенный текст, написанный на смеси латинского, греческого и
