Жили-были. Русские инородные сказки – 7

Жили-были. Русские инородные сказки-7

Жили

Нина Хеймец

Башни

Ты не приедешь. Я хожу по городу и представляю себе, как мы будем идти здесь вдвоем, по этим улицам. У меня все готово.

Лея поворачивает ключ на два оборота. Ценных экспонатов в мастерской нет, но директор распорядился, чтобы ночью все двери в музее были заперты. Лея уходит с работы одной из последних. Она всегда задерживается на площадке между вторым и третьим этажами. Там висят две фотографии, в высоту человеческого роста. На фотографиях – башни. Одна из них выглядит как раковина гигантской улитки. Другая, с конусовидной крышей, напоминает вытянутую вверх шестеренку. Вокруг – пустыня. У подножия одного из сооружений стоит человек в белой рубашке. Лицо человека разглядеть невозможно. Рядом с башней он кажется крошечным. Пустыня на снимках выглядит огромной заброшенной стройплощадкой. Лея пытается представить себе лицо человека в белой рубашке. Ей это не удается. Она представляет себе лицо, видит его черты крупным планом. Но у нее не получается совместить его с фигуркой у башни. «Ты сделан из песка, – говорит она человеку на снимке. – Если подойти к тебе поближе, то сразу станет видно, что из твоих глаз и рта сыплется сухой песок». Снимки немного размыты – как будто фотограф находился далеко от объекта. Лишь этот изъян изображения доказывает, что башни действительно существуют. Или – существовали. В здании музея не осталось посетителей, из сотрудников – лишь сторож на первом этаже. Лею никто не тревожит.

Она спускается по лестнице. В коридорах уже полутемно. Сейчас она попрощается с Шимоном, их сторожем, и пойдет домой. Но сторожа на месте не оказывается. Из комнаты охраны к ней выходит женщина. Лея никогда раньше ее не встречала.

– Добрый вечер. Меня зовут Дина, – говорит женщина. – Шимон уехал в гости к сыну. Вернется через несколько дней. А я вот вместо него.

– Добрый вечер, – отвечает Лея.

– Вообще-то я уже на пенсии, но, когда надо кого-нибудь заменить, директор охранной фирмы обращается ко мне. Он знает, что уж на меня-то можно положиться. Я обычно в тихих местах сижу. В библиотеках, в музеях.

Дина одета в пестрое трикотажное платье, но Лея почему-то представляет себе, как Дина сидит в униформе охранной фирмы, в каком-то незнакомом здании. Это библиотека. Широкие окна читального зала закрыты жалюзи, но в помещение все равно проникает солнечный свет. На поясе у Дины пистолетная кобура. Наверное, пустая. На столе стоит термос с отломанной ручкой. Дина здоровается с посетителями. Потом Лея представляет себе большую лохматую собаку. Она сидит рядом с Диной. Лея спохватывается: «Откуда взялась в библиотеке собака?» Она говорит:

– Я тоже на пенсии. Директор музея попросил меня пока не уходить.

– Вы искусствовед? – спрашивает Дина.

– Нет, я портниха. Однажды, лет двадцать тому назад, ко мне пришла новая заказчица. Она руководила студией восточного танца, и им понадобились костюмы. И так получилось, что на их выступление пришел посмотреть директор этого музея. Наряды танцовщиц ему очень понравились, и он предложил мне здесь работать.

Лее кажется, будто она слышит себя со стороны.

– Хотите, я покажу вам свою мастерскую?

Они поднимаются на третий этаж. Лея открывает дверь.

На длинном столе разложены куски тканей – черные и белые. В пластиковых ящичках – разноцветные нитки, бусины и продырявленные монеты. Вдоль стен стоят манекены. На них – вышитые накидки из верблюжьей шерсти, черные льняные платья, затейливо скрученные чалмы, узорные пояса.

– Вы реставрируете костюмы? – спрашивает Дина.

– Я, бывает, их и сама шью, – говорит Лея. – Вот недавно была у нас выставка – свадебная церемония у берберов. И, представьте себе, все нашлось в запасниках: одежда для жениха, родителей и гостей, украшения, посуда, даже детские нарядные костюмы нашлись. А для невесты – нет ничего. Все на месте, а невесты – нет. Вы представляете себе такую свадьбу? Пришлось мне самой делать невесту, шить для нее свадебное платье. Но это – наш музейный секрет.

– Я никому не расскажу, – обещает Дина. Она обходит комнату, разглядывая костюмы. На одном из манекенов ничего не надето. На плече у него висит сумочка. Все ткани в мастерской из льна и шерсти, но сумочка – из черного бархата. На сумочке вышивка: по реке плывет кораблик под белым парусом. По набережной прогуливаются люди.

– Эта вещь не похожа на все остальные, – говорит Дина, – она будто по ошибке здесь оказалась.

– Это не для музея, – отвечает Лея. – Я сделала эту сумочку для одной своей знакомой. Она скоро ко мне приедет. Мы очень давно не виделись. Приедет – ее будет ждать подарок.

Лея выходит на улицу. Она всегда возвращается с работы пешком. Организм нуждается в умеренной нагрузке, это ясно и без врачей. Прошел дождь; мокрые мостовые отражают свет фонарей и огни светофоров. На застекленных верандах кафе люди улыбаются друг другу. Все это притягивает к себе взгляд, отвлекая внимание от несоответствий, проявляющихся в темное время суток. Лишенные цвета кипарисы напоминают готические колокольни; с ними соседствуют огромные фикусы. Сплетение их ветвей хаотично, они тянутся к ней поверх каменных изгородей, словно она Заклинательница змей на картине Руссо. Жесткие листья едва не касаются ее волос. Лея поднимает воротник пальто.

На следующий день у Леи много работы. Скоро откроется новая выставка. Лея готовит для нее нарядные платья. Кончики пальцев огрубели и не чувствительны к случайным уколам. Вышитые на ткани ромбы дают отпор пристальным взглядам. Звезды развеивают опрометчивые пожелания по восьми ветрам. Рыбы приносят удачу.

Мы, наверное, никогда не увидимся. Я всегда буду приходить к тебе, а ты всегда будешь мне улыбаться, и я буду нести в себе эту улыбку.

Потому что, когда тебе было плохо, я не могла сделать тебя счастливой, а когда ты была счастлива, то это не могло быть из-за меня.

Иголка с трудом одолевает сложенный в несколько слоев лен. Лея нанизывает на нитки стеклянные бусины и кусочки красных кораллов. Стежки должны быть одинаковой высоты – ниточка к ниточке.

Вечером, перед тем как уйти, Лея подходит к столу Дины и протягивает ей небольшой сверток. Дина разворачивает бумагу. В свертке – черная бархатная сумочка. Та самая. Шелковые нитки вышивки поблескивают под светом настольной лампы.

– Это вам, – говорит Лея. – Возьмите, мне будет приятно.

– Я не могу, – отвечает Дина, – вы же эту сумочку для вашей знакомой приготовили. Как же можно принять чужой подарок?

– Она не приедет, – говорит Лея. – Возьмите, это очень удобная вещь.

Телефон зазвонил в первом часу ночи. Лея еще не спала. Она вернулась из «Синематеки» – Лея всегда ходит туда по субботам.

– Госпожа Альмог? Вас беспокоят из больницы. У нас госпитализирована госпожа Сегаль. Дина Сегаль. Ее состояние очень серьезно. Не могли бы вы приехать? Чем скорее, тем лучше.

– Почему вы звоните именно мне? – говорит Лея. – Мы с Диной едва знакомы.

– В ее истории болезни записан ваш телефон, – отвечает собеседник.

Лея вешает трубку. У нее дрожат руки. Она не может найти ключи от квартиры.

Такси удается поймать не сразу.

– Так поздно, в больницу… – обращается к ней водитель. – У вас что-то случилось?

– Простите, я не могу сейчас ни с кем разговаривать, – отвечает ему Лея.

В больничном отделении к Лее выходит врач. Помещение едва освещено, и на долю секунды Лее кажется, что больничный коридор служит продолжением знакомого, музейного коридора.

– Мне очень жаль, но Дина скончалась, сегодня вечером. Мы не имеем права сообщать такие вещи по телефону, поэтому попросили вас приехать. Она обратилась в приемный покой вчера, жаловалась на боли в грудной клетке. Все анализы оказались в норме, но мы все же оставили ее в больнице, на всякий случай.