— Вот этакий-то ужас мне и нужен! Пусть люди подумают, что ты царем стать хочешь и править до самой смерти.
— Помилуйте, а как же Конституция?
— А что тебе Конституция? Как ты скажешь, так ее и изменят!
— Я знаете чего опасаюсь, Геннадий Ашотович, — помолчав, сказал президент, — что зря это все. Впустую все наши усилия. Я уж каких только кошмаров людям не предъявлял, а мой рейтинг все растет и растет! Уж и друзья у меня, по вашей милости, одни только политические фрики. Корея Северная, Америка Южная… Нет бы наоборот! А то диктаторы сплошные. Спасибо, хоть колумбийских наркобаронов в друзья мне не сватаете.
— Надо будет, и с колумбийцами станешь дружить, Леша.
— Да понимаю… Но я, собственно, о чем: рейтинг-то растет! Вот я какую-нибудь пакость сделаю, а он снова подскочит. Продлю я президентский срок, а все закричат: «Правильное решение!»
— Ну что делать, Леша! Другого народа у меня для тебя нет. У нас один народ. Один народ. Вот этот. А насчет рейтинга ты особо не переживай. Не бывает гор без вершин. Он растет, растет, но рано или поздно через пик перевалит и уж тогда так обрушится, что во всем мире грохот будет слышен!
— Скорей бы уж. Сил моих уж нету боле.
— А ты крепись, Алексей! Бери пример хотя бы с дочери своего бывшего шефа питерского, с Клавдии Мурзик. Она-то какую ношу держит на своих хрупких девичьих плечах! И не жалуется, между прочим.
Клавдия Мурзик, помимо основной своей деятельности, тоже вела пару телевизионных проектов. Один — круглосуточное реалити-шоу «Вторая квартира» на канале «ПНМ». Шоу было организовано в рамках национального проекта повышения рождаемости. Между участниками шло соревнование: за каждый половой акт начислялось по два очка, за беременность — участнице пятьдесят очков, участнику двадцать пять. За благополучные роды матери двести очков, отцу сто. Шоу было рассчитано на двенадцать лет. У кого из участников по окончании этого срока окажется на счету больше очков, тот получит трехкомнатную квартиру. Другой проект Клавдии Мурзик шел на канале «А» и был затеян в качестве подготовки к худшему варианту развития событий на случай, если избежать катастрофы все же не получится. Программа учила выживанию в первобытных условиях и называлась «Лузеры на острове».
— Да. Вы правы, Геннадий Ашотович, — сказал президент. — Что-то не ко времени я расклеился.
— Отдохнуть тебе надо… Ну ладно, бывай. На этом прощаюсь, а то мне еще к совещанию у Самой готовиться. В час дня всех собирает.
— Меня не приглашала?
— Да ты-то ей к чему?
Президент направился было к двери, но кое-что вспомнил и снова присел к столу.
— Что еще у тебя? — устало поинтересовался Вартанян.
— Да это… — Президент замялся. — Мне тут патриарх говорит, мол, чем черт не шутит, спроси, вдруг Геннадий Ашотович дозволит?
— Мне уже нравится это начало, — ухмыльнулся Вартанян. — Ну не тяни, выкладывай, чем там у нашего патриарха «черт не шутит»?
— Да хотим концертик один устроить в храме Христа Спасителя… Можно?
— Смотря что за концертик.
— «King Crimson» хотим пригласить, — потупился президент.
Вартанян аж крякнул.
— Леша! Ну ё-моё! Ты хоть сам понимаешь, о чем просишь? Ну какой может быть у тебя «King Crimson»? Ты б еще Пола Маккартни на Красную площадь пригласил! Или, прости господи, «Deep Purple» каких-нибудь. Пойми: не должен народ знать, что ты хорошую музыку ценишь! Тебе полагается перед лицом народа что-нибудь незамысловатое любить. Какой-нибудь типа ансамбль «Буэ» из Мытищ.
— Боже, это еще кто такие?
— А ты даже и не знаешь? Как же, неужели не слыхал?
Ну а эту, про корову, уж наверняка слышал:
Что, и этого не слышал? Ну как же так, Леша? Надо тебе ближе быть к такому искусству. Глядишь, люди от тебя и отвернутся. Сначала интеллигенция, а за ней, со временем, и весь народ… Ну ладно, ступай.
— До свидания. А Самой от меня прошу нижайший поклон передать.
— Непременно.
Распрощавшись с президентом, Вартанян потребовал большую чашку черного кофе и погрузился в бумаги. От которых его через час с небольшим оторвал телефонный звонок. На проводе был старый приятель, тоже юморист, Васька Веселовский.
— Слушай, Гена, какой я эстрадный номер придумал! Это феерия! Это революция в разговорном жанре! Рассказать?
— Давай, только если быстро. А то мне скоро к Самой на совещание выезжать.
— Я быстро! Слушай. Значит, представь, выхожу я к микрофону и начинаю: «Идет урок арифметики в американской школе». Публика, естественно, начинает хохотать. А я им, прикинь, строго так говорю: «Стоп! Пока не смейтесь!» Ну, тут они вообще ржать начинают в полный рост. Круто, а? Ну а я дальше: «Учитель спрашивает: „Джон, сколько будет дважды два?“» Представляешь, как тут публика уже животики надрывает! А я подливаю масла в огонь: «Цыц! Пока еще не смейтесь! Еще рано!» У публики уже слезы на глазах. А я продолжаю: «Ученик Джон отвечает: „Дважды два будет пять!“» Публика близка к истерике. Я кричу: «Цыц! Цыть!» Зал натурально бьется в истерике. И тут я выдаю соль шутки: «А учитель говорит: „Правильно, Джон. Садись,
— Слушай, Вась, давно хотел тебя спросить… Ты вот этот свой вечный бред про Америку — от души или как?
— Да окстись, Гена! Какое там от души! Я Америку уважаю. Давно б туда уехал, да визы не дают, гады. И главное, из-за чего? Из-за этих вот моих шуток! Какие же они все-таки тупые!
— Шутки?
— Что? Нет, не шутки. То есть шутки тупые по долгу службы. А американцы — просто тупые… А от души. Гена, я, знаешь ли, лингвистическим анализом занялся… Вот смотри, что я понял: в слове «Русь» корень «р-р!». Происходит от рычания грозного медведя. А «усь» — это суффикс. Происходит от
— А что, смешная галиматья, душевная. Попробую куда-нибудь пристроить.
— Спасибо, старик!
