духе, Ка, Ах и Ба в обнимку?
Ничего в таком роде, разумеется, не произошло. Негативы как негативы. Вполне качественные. Если учесть, в сколь прискорбном состоянии пребывал фотограф, так и вовсе прекрасные. Можно печатать. Но сначала надо выпить кофе. Пятую чашку за день, между прочим… А, пустое, все равно я в себя сегодня столько всякой дряни влил, что на сновидения можно не слишком рассчитывать. Да и завтра придется хлестать новогодний ром в обществе Вениамина, ничего не попишешь. Значит, все очистительные процедуры назначим на послезавтра, правильно? Правильно. Здоров же ты, мужик, компромиссы находить. Что бы я без тебя делал?
Печатаю снимки. Действительно, ничего особенного. Все очень неплохо получились, просто красавчики, в том числе и неизвестный элегантный мазохист. То ли народ фотогеничный подобрался, то ли свет здесь, в Москве, какой-то особенный, то ли у меня теперь рука такая легкая, сразу не разберешь. Но даже привлекательность моих моделей в пределах нормы. Веня не стал похож на Клинта Иствуда, а изображение Ираиды Яковлевны вряд ли украсит обложку журнала «Playboy». Когда завтра я раздам им портреты, все будут весьма довольны собой. Просто довольны, не более того.
Интуиция подсказывает мне, что и в жизни этих людей вряд ли что-то переменится после нынешнего сеанса прикладной фотомагии. Я не «украл» их «души», что бы ни думали по этому поводу суеверные обитатели Полинезии, но и от себя ничего не прибавил. Все, что случилось, случилось только со мной; окружающим от моих экзотических переживаний ни вреда, ни пользы. Да, я побывал в десятке чужих шкур, прожил за этот день несколько долгих чужих жизней и даже, кажется, возлюбил несовершенные потроха ближних, как собственные, – а что мне оставалось после нескольких бурных инцидентов на границе между «я» и «не-я»?.. Но это чудо было на одну персону. Как почти все, что со мною происходит.
Вот и славно.
Можно ложиться спать. Прямо здесь. Зачем куда-то ехать? Мой дом там, где я сам, иного мне не дано; возможно, иного не дано никому. Я хоть, по крайней мере, это понимаю.
115. Иуда Искариот
Просыпаюсь на рассвете, как ударом тока, сокрушенный запоздалой идеей, посетившей меня, разнообразия ради, ни наяву, ни во сне, а где-то на полпути между тем и другим.
Что будет, если я сделаю автопортрет? Возьму в руки чудесный Сашкин «Nikon», подойду к зеркалу и – щелк! Что, хотел бы я знать, откроется мне в этот миг? И не окажется ли, что я нашел самый простой способ раз и навсегда поменяться местами с собственным двойником, которым, помнится, с энтузиазмом стращал меня старый оборотень Франк, суровый предводитель моих кошмаров, похититель красавиц, астролог- любитель из дома, построенного на перекрестке миров?
О господи.
Нет.
Ни за что!
Лишь бы не сделать это нечаянно, по рассеянности или по пьяному делу… впрочем, я ведь не пью совсем… А если мне приснится, что я стою у зеркала с фотоаппаратом? И если во сне я окажусь безрассуднее, чем наяву? Что тогда?
А вот не знаю.
Мужество покидает меня, оно пулей вылетает из помещения, вульгарно хлопает дверью, даже прощальной записки не оставляет, сволочь. И как я теперь без него буду обходиться?
Да никак не буду. Просто попробую еще немного поспать. Хотя бы часок, а лучше – два. Утро – вообще не мое время. По утрам я нервен, уязвим, тревожен и недоволен судьбой. Звонок в дверь кажется мне вестником микрокатастрофы, вроде визита участкового, а шорох в ванной – свидетельством присутствия в доме как минимум маньяка-убийцы. Отлично понимаю, что все это глупость, бред и любительская паранойя, но ничего не могу поделать. Будь моя воля, общался бы с собой только после полудня, не раньше.
«Дрыхни, сука!» – приказываю себе таким страшным голосом, что сердце уходит в пятки.
Как ни странно, это действует, и я сплю до одиннадцати утра. Когда я у нас в последний раз просыпал работу? Нынешнюю, кажется, и вовсе никогда. Ну вот, наконец-то свершилось.
«Все к лучшему», – удовлетворенно заключаю, стоя под душем. У Ираиды есть ключ от склада и соответствующие полномочия, так что, будем надеяться, торговцы мои недолго страдали в разлуке с товаром. Зато я выспался. Сегодня мне предстоит долгая бессонная ночь, полная к тому же тяжких умственных усилий. Не просто ведь водку пьянствовать собрались, а сочинять трогательную биографию нашему покойничку, еще одному моему двойнику.
Стоп.
Ну да.
Смеситель работает скверно, вода то слишком горячая, то слишком холодная, надо бы ее отрегулировать, но я временно утратил счастливую способность обращать внимание на такие мелочи. Стою, голый, мокрый дурак, с просветленным лицом, по лбу себя стучу демонстративно, словно для скрытой камеры стараюсь. Впору в подъезд с криком «эврика» выскочить.
Потому что меня и правда осенила одна идея. Куда более дикая, чем заключение древнего грека Пифагора о теле, помещенном в жидкость, но и куда более актуальная – не для бурно прогрессирующего человечества, конечно, а лишь для меня, любимого. Возможно, она сулит избавление от некоей гипотетической напасти, суть которой до сих пор представляется мне темной и невнятной и от этого еще более пугающей.
Франк говорил, что меня, дескать,
Вот и отлично.
У меня есть шанс опередить этих «выдумщиков», кем бы они ни были. Я выдумаю себя первым. Выдумаю – и тут же торжественно похороню, сообщив об этом прискорбном событии нескольким сотням случайных свидетелей – для начала. Мои «злые гении» могут съесть свои шляпы, ежели, конечно, у них таковые имеются, что, откровенно говоря, сомнительно… Пусть себе стараются, сочиняют похождения несвежего покойника. Все это будут лишь дополнительные детали биографии, в финале которой я собственными руками водружу надгробную плиту – сегодня же! С бредовой опасностью следует бороться только бредовыми методами, не так ли?
Разум мой в смятении, он робко сообщает мне, своему господину и повелителю, что никогда прежде я не был столь прекрасно подготовлен к примерке смирительной рубашки. Но мне плевать, пусть себе хипешит. Нутром я чую, что нащупал правильное решение. Остается воплотить его в жизнь, не совершив ни единой ошибки. Это, конечно, почти невозможно: я не знаю правил этой игры, следовательно, не могу определить, что является верным решением, а что – ошибкой. Значит, придется угадывать. Была такая телепередача в годы моего детства: «Угадай и нарисуй», а я так и не собрался принять в ней участие. Ну вот, заодно и…
«Клинический придурок, – говорит мое отражение, опасливо взирая на меня из глубины запотевшего зеркала. – Психопат несчастный». Я тоненько, по-детски, хихикаю: вероятно, это и есть внутренний конфликт. Настоящий, как в кино-не-для-всех. Ах!
Чувствую себя слепым канатоходцем, который только-только приготовился сделать первый шаг по проволоке, натянутой не то над бездной, не то над разноцветным батутом – я ведь не знаю даже, приведет ли возможное падение к моей гибели или дело ограничится взрывом хохота в зрительном зале. Впрочем, я вообще ничего не знаю.
Но, по крайней мере, я, кажется, нащупал эту чертову проволоку, по которой мне предстоит пройти.
И это лучше, чем ничего.
116. Ифа
