Энциклопедия мифов. Подлинная история Макса Фрая, автора и персонажа. Том 1. А-К

страхов, снующих по щелям вместо милых моему сердцу рыжих тараканов. Травлю их, травлю, а толку…

– У меня все хорошо, – говорю я по утрам своему зеркальному отражению. – Все очень, очень здорово. Никогда не думал, что моя жизнь сложится так замечательно. Даже надеяться не смел.

– Ты уверен? – саркастически ухмыляется оно. – За последний год ты потерял любимую женщину, лучшего друга, профессиональную квалификацию, родной город, интерес к жизни, остатки разума и даже уверенность в том, что поутру в твоей постели проснется тот же самый парень, который забрался туда накануне. Продолжить список или достаточно?

Список, что и говорить, внушительный. Но на сей случай у меня есть хороший ответ.

– Представь, – говорю я угрюмому обитателю Зазеркалья, – что тебе вдруг предложат совершить путешествие во времени, в том направлении, куда никого не пускают. Открываешь глаза – за окном проспект Мира, на календаре, скажем, начало мая девяносто второго. Последнее воспоминание – «путешествие на Запад» по коммунальному коридору, до уборной и обратно. Ничего не было: никаких гадалок, никаких наваждений, никаких демонов, двойников, несбывшихся реальностей и роковых любовей. Впереди – халтура на свадьбе в Беляевке, легкое отравление местным самогоном, покупка новых джинсов и знакомство с умопомрачительной блондинкой, которая через неделю радостно сообщит тебе, что морально готова к замужеству. Правда, здорово? То-то же, сиди и не выпендривайся, горе мое.

Зазеркальный хмырь, как и я сам, вынужден признать, что единственным привлекательным пунктом программы может считаться разве что погода. Май в прошлом году и правда был изумительный. Мартовская Москва по сравнению с тем дивным, душистым маем – лимб строгого режима для некрещеных трудных подростков, в лучшем случае.

Эта нехитрая уловка, как ни странно, помогает мне всякий раз, когда слабохарактерная сволочь, имеющая, к сожалению, немалую власть над моим организмом, начинает истерически вопить, что жизнь ужасна, сердце разбито, впереди – лишь мрак безумия, «лестница в небо» да зловещая дата: «1965– 1995».

Ну, почти всякий раз…

124. Йима

Место его действия всегда на земле, в мире людей.

Стараниями новых друзей я как-то ухитрился выправить паспорт для заграничных путешествий и в августе уехал в Прагу, лучший из городов, куда можно было попасть без въездной визы, и вообще лучший из городов – это я понял примерно через полчаса после прибытия.

Добрался пешком до центральной части города, распахнул рот и соляным столбом застыл на углу Железной и Камзиковой улиц. Так и стоял, пока не вспомнил, что где-то тут, на Железной, расположена гостиница, в которой я собирался остановиться по настоятельной рекомендации опытной путешественницы Раисы. Хорош он был или плох, я так и не понял, поскольку появлялся там лишь за полночь, чтобы проспать несколько часов и убежать, не дожидаясь обильного континентального завтрака, достоинства которого мне еженощно расписывал старенький ночной портье, потрясенный моей демонстративной аскезой.

Целыми днями я, как одержимый, кружил по старой Праге, вечера проводил на летних верандах кафе, а по ночам прятался от добродушных сувенирных Големов в ветвях ивы, растущей на берегу Влтавы. Сидел там с блаженной улыбкой, кидал в воду мелкие камешки, молчал и не желал для себя иной участи.

Я не столько гулял, сколько блуждал. Многочисленные карты Праги (я с маниакальной одержимостью неофита покупал их примерно по две-три штуки в день) служили скорее первобытными талисманами, придававшими мне некоторую уверенность в себе, чем путеводителями. Я то и дело забредал в переулки, которые, по моему разумению, должны бы находиться на другом берегу. Проскакивал повороты, ведущие к центральной площади, не найти которую, теоретически говоря, невозможно, а вот я обнаружил ее лишь за день до отъезда. Именно в этом, – казалось мне в те дни, – и заключается таинственное предназначение всякого настоящего волшебства: сбивать нас с пути, кружить голову, превращать надежные путеводители в бессмысленные сувениры.

Потому что нет зрелища печальнее, чем уверенный в себе пешеход, из года в год снующий по хорошо изученному маршруту: туда-сюда, туда-сюда… Не «венец природы», а маршрутный троллейбус какой-то, прости господи! Именно тогда я начал понимать, как мне повезло: по крайней мере, я бреду наугад, «туда, не знаю куда», и ждет меня там «неведомо что» – все как в сказке, читайте Проппа, граждане масоны- розенкрейцеры, и будет вам счастье.

Или его пластиковая имитация.

Прага стала для меня именно пространством волшебной сказки, колдовским городом, важной, хоть и случайной остановкой в моей экспедиции «не знаю куда». Здесь я учился не бояться смерти. Здесь я вдруг ощутил себя развеянным ветрами, а потому начал бормотать наизусть разрозненные обрывки из Гарсия Лорки:

Когда умру,
стану флюгером я на крыше,
на ветру.

В Праге перспектива стать флюгером совершенно не пугала, скорее уж наоборот – обнадеживала. Призраки, которые бродят по ночным улицам Праги, – думал я, – счастливчики, какими бы драматическими подробностями ни изобиловало их посмертное бытие. Если (вполне в духе каббалистической традиции) считать мир, в котором мы живем, беспорядочными черновиками бога, то Прага – удачный абзац, который будет без изменений переписан в окончательный вариант Книги.

Этот город, – говорил я себе, – больше чем реальность, но меньше чем сон, потому что это – чужой сон, улыбка Альмутасима, свет в середине тоннеля, до конца которого еще никто не добирался живым.

Нечего и говорить, что я был счастлив, нелеп и – в кои-то веки – абсолютно спокоен.

В последний свой пражский вечер я отправился на берег Влтавы и, укрывшись от сторонних глаз в светлом сумраке ивовых ветвей, подписал мирный договор с судьбой. Она взяла на себя обязательство ни при каких условиях не возвращать меня в тесную тюремную камеру повседневного существования. Я же, в свою очередь, пообещал не ныть, не жаловаться, не сожалеть о безмятежном и относительно безопасном, но скучном прошлом. И вообще начать новую жизнь. Чем скорее, тем лучше. Хорошо бы прямо сейчас.

А почему бы и нет?

Часом позже, устроившись за столиком итальянского ресторана, я составил краткий список своих метафизических приобретений, воспользовавшись плотной розовой салфеткой с резными краями. Пронумеровал, наглядности ради. Получилось весьма внушительно:

1. Я совершенно точно знаю, что, кроме этого мира, есть еще и другие, сбывшиеся и несбывшиеся, в общем, всякие.

2. Я знаю как минимум одну дорогу в Нижний Город (улица Маяковского).

3. Я знаю как минимум одно волшебное место в Москве (Остаповский проезд).

4. Я собственными глазами видел город в горах из окна поезда, который ехал там, где ни гор, ни городов быть не может.

5. Я общался с демонами, домовыми и прочей мистической хренью, и все они вели себя вменяемо и вполне дружелюбно.

6. Я могу гадать на книжках (возможно, не только) и всегда получать правильный (?) результат.

7. Я умею быстро и эффективно менять судьбу.

8. Иногда мне снятся (?) сны (?), и я точно знаю, что они не менее реальны и значительны, чем все остальное.

9. Я могу узнать все про человека, которого сфотографирую, а он ничего не заметит.

10. Мне сообщили, что я родился под покровительством звездной туманности Форамен, которая сулит чудесные превращения и прочий кайф.

11. Там же, тогда же мне сказали, что некий бессмертный (?) напоил меня своей кровью и якобы это «противоядие». От чего? От смерти? Непонятно, но звучит заманчиво.

12. Скорее всего, я нашел хитрый способ обезвредить своего выдуманного двойника, объявив его покойником (???).

13. Кажется, мне назначили свидание на Лестнице в Небо в 1995 году. Осталось выяснить: есть ли где-нибудь место с таким названием (клуб, ресторан, магазин) или это метафора?

14. Если мне будет очень страшно соваться в какую-нибудь мистическую жопу, я могу вспомнить, что