даже слону при желании удалось бы без труда избежать встречи с ними.
И все-таки охота достигла одной из своих целей: среди лесных обитателей начался жуткий переполох. Вспугнутые шумом трещоток и лаем рвущихся со свор гончих, животные пустились наутек. С высоты Заре было видно, как весь лес словно ожил. Испуганные белки неслись к верхушкам деревьев, гуси и цесарки, пронзительно гогоча, взлетали в воздух из густого кустарника, две молодые косули зигзагом понеслись глубже в лес… Но не важно, сколько животных вспугнули охотники, бестии среди них не было.
Покачивая головой, Зара понаблюдала минуту-другую за действиями охотников, развернулась и, спустившись с другой стороны холма, углубилась в лес. Но хотя Зара была опытным следопытом и вся обратилась в зрение и слух, она не обнаружила следов зверя – ни отпечатков лап, ни помета, ни шерсти – ничего, что могло бы оставить такое крупное животное.
Чем ближе время приближалось к полудню, тем горше становилось разочарование.
Зара подошла к границе большого болотистого участка, где перекошенные деревянные хижины с дырявыми гонтовыми крышами и наполовину сгнившие деревянные каркасы указывали на то, что здесь когда-то добывали торф. Зара остановилась у одной из хижин для короткой передышки и краем глаза заметила какое-то движение в кустах. Похоже, через подлесок пробиралось какое-то крупное животное. Но, проверив, обнаружила лишь огромного со щетинистой шкурой кабана, искавшего в листве своими чуть изогнутыми клыками желуди.
Она оставила кабана за его занятием и обошла вокруг болота, но напрасно: похоже, в этой части леса зверь не оставил никаких следов, а если они и были, то непогода их уничтожила. Зара постаралась не слишком расстраиваться и другой дорогой вернуться, откуда пришла. При этом она обратила внимание на то, как необычно тихо стало вокруг. Всю первую половину дня фоном служил нескончаемый шум трещоток и колотушек загонщиков и лай собак, а теперь все стихло. Доносились лишь слабый шепот ветра в листве деревьев и бормотание небольшого извилистого ручья неподалеку. Даже лесных животных не было слышно.
В первый момент она с облегчением вздохнула, но через несколько минут необычная тишина начала действовать на нервы. Заинтересовавшись, что означает столь внезапный покой, она сменила курс и отправилась в направлении, где в последний раз слышала компанию охотников. Между тем наступил полдень, но хотя солнце где-то по ту сторону плотного слоя облаков высоко стояло в небе, эта часть мира все еще была погружена в неопределенный полумрак, как будто день не осмелился наступить. Ветер крепчал и раскачивал верхушки елей.
Зара следовала по тропинке вблизи покрытого льдом небольшого пруда и замерла на краю поляны, на которой компания охотников разбила лагерь. Неподалеку протекал маленький ручей, из которого слуги черпали ледяную воду, чтобы поить лошадей и мыть тарелки. Посреди поляны стояла телега с продовольствием; перед ней на огромном треножнике на цепи над огнем висел внушительных размеров медный котел, от которого разносился запах супа.
В то время как знатные господа спешили в специально раскинутый для них шатер, охотники и следопыты столпились вокруг огня, хлебали суп из жестяных чашек, черпали ложкой из тарелок. Картина напоминала скорее выезд на пикник, чем облавную охоту. Наверное, они не сомневались, что после утомительного труда заслужили обед. И действительно, поохотились они на славу.
Добыча первой половины дня была аккуратно выложена посреди поляны, как на витрине в лавке мясника: семь лисиц, пять кабанов, полудюжина годовалых кабанчиков, несколько зайцев и кроликов, две дюжины цесарок, пять фазанов и даже один олень, статный семилеток, которого кто-то метким выстрелом в плечо уложил на месте. Сверкали ножи, несколько мужчин ловко и быстро свежевали животных. Дичь даже отдаленно не напоминала бестию, и все же охотники радовались, словно им удалось прикончить наконец злобное чудовище.
Грегор д'Арк, для которого ее прибытие не осталось незамеченным, тотчас подошел и протянул Заре жестяную чашку с пуншем. Она ощутила дразнящий аромат красного вина и пряностей, но покачала головой. Она не хотела пить, не говоря уже об отсутствующем аппетите. Грегор пожал плечами, как будто ничего другого и не ожидал, а сам сделал глоток, прежде чем спросить:
– И как? Вам повезло?
– Далеко не так, как вам, – холодно ответила Зара.
Грегор д'Арк проследил за ее взглядом, направленным на трупы забитых животных.
– Я знаю, что вы думаете, – заметил он, – и уверяю вас, что совершенно не одобряю подобное. Но, в конце концов, мы на охоте, и некоторым безразлично, на кого охотиться, на чудовище, волков или зайцев.
– Речь не об охоте, – возразила Зара, – а об убийстве.
– Пускай так, – согласился Грегор. – Но для многих охота несет особенную, запретную привлекательность, когда на короткий миг можно ощутить невероятную власть, можно стать властителем жизни и смерти, решающим, кому жить, а кому умирать. С нравственной точки зрения это не очень здорово. Однако я не думаю, что мы с вами имеем право осуждать других за то, что вы и я делали не единожды, не так ли?
– Я убивала, – согласилась Зара. – Но для удовольствия – никогда.
Грегор нескончаемый миг пристально смотрел ей в лицо, и Зара испугалась, что он прочитает ложь в ее глазах, но он ничего не сказал. Просто поднял взгляд в тусклое зимнее небо над поляной и заметил:
– Не кажется ли вам в такие дни, что лето никогда больше не наступит? Что солнце никогда уже больше не будет светить?
– Возможно, – неприветливо отозвалась Зара, хотя не имела ни малейшего представления, что может значить это странное замечание.
Она оглядела поляну и обнаружила Фалька, Яна, Элу и Ванью, сидевших чуть поодаль на стволе поваленного дерева. Эла, смеясь, кормила Фалька гороховым супом – молодые люди легко нашли общий язык.
– Извините, пожалуйста, – резко оборвала разговор Зара. – Мне нужно идти.
Не дожидаясь ответа, она развернулась и оставила ландграфа. Она чувствовала спиной его взгляд, когда он в замешательстве смотрел ей вслед, но Зару меньше всего волновало, что он может посчитать ее невежливой. Она просто хотела уйти подальше от этой шайки скучающих снобов, у которых так мало уважения к жизни. Конечно, Грегор д'Арк прав: она не в том положении, чтобы осуждать других, после всей пролитой ею крови. Но это не значит, что она не хотела измениться. Или, по меньшей мере, попробовать это сделать.
Зара, не останавливаясь, пересекла поляну. Фальк с компанией заметил ее и весело помахал рукой, но Зара вместо того, чтобы подойти к молодым людям, прошмыгнула в кусты, как только почувствовала, что Грегор д'Арк отвел от нее пронизывающий взгляд, и исчезла в подлеске, снова растворившись в полумраке. В этот раз воительница приветствовала тишину леса как старого друга.
Приблизительно через час покой был нарушен. Снова раздались лай и рычание собак, когда загонщики продолжили путь по лесу. К этому моменту Зара уже находилась довольно далеко от поляны; теперь в поиске следов зверя она двигалась на северо-восток, в местность, где, судя по затхлому, всепроникающему запаху, добывался торф. Деревья с наветренной стороны здесь больше обросли мхом, чем в других местах леса, и при каждом шаге из мерзлой земли проступала вода. Сапоги Зары оставляли на земле отчетливые следы, и, осмотревшись кругом, она обнаружила несколько десятков отпечатков на прихваченной льдом илистой почве; большинство принадлежало птицам и кроликам, и ни одного похожего на большие следы, обнаруженные ею рядом с трупом у пруда. Поразмышляв некоторое время, Зара поймала себя на мысли, что, возможно, они выслеживают лишь химеру, легенду, выдуманную кем-то в собственных интересах, чтобы под личиной якобы бессмертного небывалого зверя дать волю своим извращенным наклонностям. Что ей только что сказал Грегор д'Арк? «Для многих охота несет ту особенную, запретную привлекательность, когда на короткий миг можно ощутить невероятную власть, стать властителем жизни и смерти…» Животные неспособны мыслить так; они убивают, только если их к этому вынуждают или когда речь идет о том, чтобы прокормиться, сохранить жизненное пространство, или защитить себя и стаю. Убийство ради убийства – поступок свойственный только человеку, и изуверская жестокость, с которой зверь расправлялся с жертвами, имела нечто присущее именно человеку. При этом речь шла явно не о том, чтобы защитить территорию или захватить добычу.
