— Да, это так, — отозвалась Дженни. — Он и не подумал скрывать своего интереса ко мне и даже предлагал выйти за него замуж. — И Дженни поспешила добавить, чтобы скрыть собственное смущение: — Я была добра с ним, потому что считала, что мы друзья, но предпочла бы более утонченного человека, чем этот Хьюго.
— А мне он показался довольно сдержанным, — заметил Весельчак, поднимая взор кверху, как будто хотел, чтобы образ виденного им сэра Хью соткался перед ним в воздухе.
— Именно такое впечатление он производит, — подтвердила Дженни. — Но меня предупредили, что он может быть упрямым как осел, сэр, и очень любит настаивать на своем.
— Понятно, — кивнул Весельчак. — Что ж, если он вздумает досаждать тебе, мы позаботимся о том, чтобы он не стал слишком навязчивым. Я буду присматривать за этим человеком.
— Благодарю вас, сэр, — как и подобает воспитанной девушке, ответила Дженни.
Теперь она могла надеяться на то, что сэру Хью будет очень трудно, а то и вовсе невозможно заставить ее сделать то, чего она не захочет. У нее еще остается три недели относительной свободы. Тот, кто на нее сейчас сердится, без сомнения, так и будет сердиться, однако она ничего не может с этим поделать. В течение шести лет, вплоть до смерти своего отца, она занималась всеми делами в отцовском доме, а его смерть превратила ее из хозяйки единственного поместья в хозяйку всех угодий Исдейлов. Но потом за ней приехал дядя, чтобы забрать ее саму и ее владения, как когда-то он забрал все, что принадлежало его первой, покойной ныне, жене.
Игнорируя горе и протесты Дженни, лорд Данвити увез ее в Аннан-Хаус. Дженни была сильно огорчена этим, но пришлось подчиниться его воле.
Дженни оставалась покорной целых восемь месяцев, но вначале она и не понимала, насколько подобная покорность была противна ее натуре. Все изменилось в тот миг, когда ей представилась возможность сбежать из Аннан-Хауса, пусть хотя бы только на неделю-другую.
Несмотря на самоуверенные заявления сэра Хью Дугласа, что он заставит ее поступить так, как считает нужным, у него было еще меньше прав требовать ее послушания, чем у лорда Данвити.
Дженни была вынуждена признаться — по крайней мере себе самой, — что этот человек ей интересен. Ей понравилось с ним петь, и она с нетерпением ждала, когда они снова выступят дуэтом в Дамфрисе.
Но голос поющего мужчины — это еще не весь мужчина, и ей не нравилось, что Хью командует ею, словно имеет на это право. Дженни ничуть не сомневалась в том, что в конце концов сэр Хью возьмет над ней верх, хотя бы потому, что может написать лорду Данвити, и тот сам приедет за ней. Но до тех пор, сказала себе Дженни, приказания сэра Хью будут оказывать на нее куда меньшее действие, чем его чарующее пение.
Весь день сэр Хью наблюдал за леди Исдейл, однако не приближался к ней, а лишь переходил от одной группы путешественников к другой и вел с ними разговоры обо всем на свете и вместе с тем ни о чем.
В настоящее время у него была цель завести себе нескольких друзей, поэтому он то и дело предлагал желающим проехаться верхом на той лошади, которую они с Лукасом привезли для леди Исдейл. Ко всему прочему, он стал нарочно разговаривать с местным акцентом.
Как бы там ни было, бродячие артисты приняли его за трубадура. Однако если ему не удастся уговорить ее милость уехать с ним из Дамфриса, неизбежно возникнут сложности.
Если ему придется выступать там, по-прежнему притворяясь трубадуром, его обман может быстро раскрыться. Весельчак сказал, что они будут давать представление по приказанию шерифа, так что, возможно, и сам шериф посетит его. И хотя есть вероятность того, что шериф Максвелл не узнает сэра Хью Дугласа, лорда Торнхилла, в костюме трубадура, она очень невелика.
— Прошу прощения, сэр!
Оглянувшись, Хью увидел одну из молодых артисток, самую веселую. Она подошла к его коню слева.
— Да, мистрис? — отозвался он.
— Меня зовут Герда, сэр, и я хотела вам сказать, что нам очень понравилось ваше выступление с нашей новой артисткой по имени Дженни, — сказала она. — У вас чудесный голос.
— Спасибо тебе, — сказал Хью, спрыгивая с коня на землю, чтобы пройтись с ней рядом. — Друзья называют меня Хьюго.
Посмотрев на него из-под длинных ресниц, Герда спросила:
— Правда, сэр?
— Именно так, — кивнул Хью. — А вы давно ходите с бродячими артистами, мистрис?
— Мои ноги считают, что давненько, — улыбнувшись, ответила она. — Они уже начинают жаловаться.
— Тогда позволь предложить тебе проехаться верхом, чтобы они отдохнули.
— С удовольствием, если вы подсадите меня, — ответила Герда.
Вместо этого Хью взял ее за талию и легко усадил в седло, а сам снова взялся за поводья. Герда весело о чем-то болтала, а Хью вел коня вперед, отвечая при необходимости на ее вопросы. Наконец она в открытую сказала:
— Я с нетерпением жду, когда мы споем с вами вместе в Дамфрисе, сэр. Ничуть не сомневаюсь, что мы составим отличную пару.
Посмотрев на Лукаса, который и сам вел под уздцы собственного коня, на котором сидела, весело болтая, горничная Пег, Хью мрачно подумал, что у них возникают неожиданные осложнения. Поэтому чем скорее они смогут отвезти леди Исдейл и Пег в Аннан-Хаус, тем лучше.
Раскинувшийся на волнистых склонах двух холмов, город Дамфрис даже на расстоянии представлял собой чудесное зрелище. Бродячие артисты дошли до него к тому моменту, когда на землю опускались сумерки и в городе стали зажигаться огни.
Когда они поднялись на вершину холма, им открылся восхитительный вид. Дженни увидела на западе, на другом берегу реки Нит, лесистые холмы Галлоуэя. Река, пенясь, торопилась слиться с водами залива Солуэй-Ферт. А еще она заметила красивый мост над рекой, ведущий в Галлоуэй, — один из нескольких мостов у границы между Англией и Шотландией.
Построенный в предыдущем столетии леди Деворджиллой, матерью Джона Баллиола, человека, который бился с Робертом Брюсом за трон Шотландии, этот мост считался почти столь же прекрасным, как и знаменитый Лондонский мост. И хотя Дженни до этого не видела моста Деворджиллы, не говоря уж о Лондонском, она сразу же узнала его великолепные арки, так как отец не раз описывал ей это архитектурное сооружение.
Компания дошла до расположенного на севере от города леса, в котором менестрели собирались разбить лагерь.
Быстро темнело, но сквозь облака проглядывал месяц, так что можно было надеяться, что скоро его лучи осветят все вокруг.
Дженни медленно шла, задумавшись.
— Эй, кто там? — раздался неподалеку мужской крик.
— Это я, Дженни, — отозвалась она. — А вы кто?
Прямо перед ней появилось двое мужчин.
— Меня зовут Джем, — представился один из них низким голосом. — А это Джиб. Он играет на гитаре. А я один из жонглеров.
— Говорю же я тебе, Джем, он сказал, чтобы мы не делали ничего такого, что помешало бы нам отправиться в Трив, — промолвил Джиб. — И поскольку шериф может прийти на…
— Ш-ш-ш! — остановил его Джем, бросая взгляд на Дженни. — Она новичок среди нас, поэтому не знает, что мы делаем и чего не делаем. Ее интересует только то, что имеет отношение к ее пению.
Заинтригованная, Дженни посмотрела на него, а потом перевела взор на Джиба.
— Да я ничего такого не сказал, — пожал плечами Джиб.
Внезапно Дженни вспомнила тот странный сон, который видела в Лохмабене. Вроде кто-то в том сне тоже сказал: «Ш-ш-ш!..»
А что, если то был вовсе не сон? Или только частично сон, а частично — реальность?
