Родзянко
Капельмейстер. Понимаю, ваше превосходительство, на случай вступления в столицу. Уже репертую… Ваше превосходительство, дозвольте от искренней души: что исполнять в высшем торжественном случае?
Родзянко. А ты что, голубчик, забыл?
Капельмейстер. Никак нет, ваше превосходительство.
Родзянко. Ну, иди, иди, голубчик… Репетируй… Или как ты говоришь: репертуй. Ну, репертуй, репертуй!..
КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ
ЗАГОВОРЩИКИ В КРОНШТАДТЕ
Буткевич. Адъютант, вы сами говорили с Красной Горкой?
Адъютант. Так точно, товарищ начальник. Как только узнал о событии, кинулся к телефону, стал спрашивать.
Буткевич. И что же?
Адъютант. Ну, там ребята-телефонисты свои, узнали: «Привет, товарищ адъютант, у нас, говорят, полундра»…
Буткевич. Именно полундра.
Адъютант. Успели сообщить следующее. Еще двенадцатого июня белые подошли на семь-восемь верст к форту. Партколлектив заметил подозрительность поведения коменданта Неклюдова и его свиты.
Буткевич. Свиты?
Адъютант. Так точно. У него на подбор: Гримм, Делль, Брунес. Арнольд…
Буткевич. Что вы хотите сказать?
Адъютант. Русские командиры из иностранных.
Буткевич. Пустяки. Продолжайте.
Адъютант. Партколлектив устроил собрание. Неклюдов туда послал своего холуя — денщика. Недавно втесался в партию… Обсудило собрание меры. Приняли правильное решение — сместить Неклюдова и всех этих гриммов-арнольдов… Холуй доложил. Неклюдов ночью поднял роту пулеметчиков. Подобрана специально — кулацкое отродье… Неклюдов им и говорит: «Мы окружены белыми. Петроград, Кронштадт сдались, идет английская эскадра. Конец войне. Обезоруживать коммунистов!» — и началось… А пулеметчики там — любимчики Неклюдова. Они коммунистов и забрали.
Буткевич. Дальше!
Адъютант. Дальше шум в трубке, телефонистов взяли за горлянку… Я подул, подул в трубку, кто-то ответил: «Доболтаешься, красная рожа, до петли»…
Буткевич. А вы?
Адъютант. Я, конечно, ответил. Они помолчали, поперхнулись и трубку хлопнули. Разрыв дипломатических отношений.
Буткевич. Ну, идите.
Буткевич. Да!
Рыбалтовский. Точно в двадцать ноль-ноль, как вы просили. Добрый вечер, господин полковник.
Буткевич. Здравия желаю, господин капитан первого ранга.
Рыбалтовский. Ну-с, ваш первый шаг блестящ. Красная Горка — это просто пилюля! Поздравляю.
Буткевич
Рыбалтовский. Пойдет отлично. Везде ошеломление и растерянность…
Буткевич. Не везде, не везде, Александр Аполлонович. Боюсь, что нас возьмут на подозрение.
Рыбалтовский. Не может быть!
Буткевич. Может… Я был вызван к Сталину. Ну, пережил труднейшие минуты. Он заявил, что не удовлетворен моим докладом и что «двойная бухгалтерия в политике к добру не приводит»… Ну, а что у вас?
Рыбалтовский. Мне было приказано открыть огонь линейных кораблей по Красной Горке. Я приказал стрелять из гавани. Это безвредно — недолеты.
Буткевич. Начальник штаба морской базы здесь, на совещании. Передаю трубку… Вас, товарищ Рыбалтовский, из Военного Совета.
Рыбалтовский. Слушаю… Так точно, товарищ член Военного Совета. Как? Линкоры вывести…
Буткевич. Я говорил! Не везде растерянность, дорогой… Ага, забеспокоились, дорогой?..
Рыбалтовский. Весьма неприятное и неожиданное осложнение.
Адъютант. Просит разрешения войти уполномоченный Особого отдела товарищ Шибаев.
Буткевич. Кто?
Адъютант. Уполномоченный Особого отдела Шибаев.
Буткевич. Мы заняты.