подкупах, мошеннических сделках, дырах в системе безопасности, нечистых расчетах и явно тащилась от ужаса Мерри. Сама Мерри стала ценить Кэрол как живое воплощение городского упадка, с которым она намеревалась сразиться. В Кэрол восхищало то, что она как будто никогда не менялась — год за годом все так же наводила по четвергам марафет бог знает для кого, поддерживала патриархальные традиции в городской политике.
Но однажды она изменилась. В то время менялось все вокруг. Мэр города, Норм Коулман, обратился в республиканца, а бывший борец-профессионал нацелился на губернаторскую резиденцию. В случае с Кэрол катализатором послужил ее новый парень, Блейк, молодой козлобородый экскаваторщик, которого она встретила в бюро по выдаче водительских прав и ради которого радикально изменилась. Сложные прически и шлюховатые платья ушли в прошлое, на смену им пришли удобные штаны, простая взлохмаченная стрижка и более скромный макияж. Новая, счастливая Кэрол радостно выпрыгивала из блейковского пикапа и с грохотом захлопывала за собой дверь. Вскоре Блейк стал ночевать у нее, шляться по округе в майке «Викингов», незашнурованных рабочих ботинках и с банкой пива в кулаке, а затем принялся спиливать деревья на заднем дворе и орудовать взятым напрокат экскаватором. На его бампере красовалась надпись, гласившая: Я БЕЛЫЙ, И Я ГОЛОСУЮ.
Полсены, недавно закончившие затяжной ремонт, не спешили жаловаться на шум и беспорядок, Уолтер был либо слишком занят, либо чересчур любезен, чтобы протестовать, но когда в конце августа, после двухмесячного отпуска, проведенного с Джоуи, вернулась домой Патти, ее отчаянию не было предела — она с выпученными глазами носилась по улице от двери к двери, кляня Кэрол Монаган.
— Простите, что тут происходит? Может кто-нибудь сказать мне, что случилось? — вопрошала она. — Кто-то объявил войну деревьям? Что это за Пол Баньян на грузовике? В чем дело? Она уже не снимает этот дом? Разве можно вырубать деревья на съемной территории? Разве можно сносить стену дома, который тебе не принадлежит? Она что, втайне купила дом? Как ей это удалось? Она же лампочку не может сменить без моего мужа! «Уолтер, прости, что отрываю от ужина, но у меня свет не включается, может, придешь прямо сейчас? Раз уж ты здесь, дорогой, можешь разобраться с моими счетами? Их надо оплатить до завтра, а у меня еще ногти не высохли». Как ей дали кредит? Она же еще счета из «Виктория сикрет» не оплатила! Как ей разрешили завести парня? У нее же был какой-то толстяк в Миннеаполисе! Может, дать весточку толстяку?
Ответы на свои вопросы Патти получила лишь у Полсенов, значившихся в самом конце ее соседского списка. Мерри объяснила, что Кэрол Монаган уже не снимает дом. Ее дом входил в число тех, которые жилищное управление приобрело в годы кризиса и теперь распродавало по дешевке.
— Почему я ни о чем не знала?
— Ты не спрашивала, — ответила Мерри и, не удержавшись, добавила: — Ты вроде бы никогда не интересовалось политикой.
— Говоришь, она дешево его купила.
— Очень дешево. Главное — иметь связи.
— И что ты об этом думаешь?
— Отстойно, что ж тут думать, — сказала Мерри. — Потому я и работаю с Джимом Шибелем.[6]
— Я всегда так любила наш район. Мне всегда здесь нравилось, даже в самом начале. А теперь все кажется каким-то грязным и мерзким…
— Не унывай, участвуй! — заявила Мерри и снабдила Патти рядом соответствующих книжек.
— Не хотел бы я оказаться на месте Уолтера, — заметил Сет, когда Патти ушла.
— Рада слышать, — ответила Мерри.
— Мне показалось или у нее промелькнула нотка недовольства супружеской жизнью? Насчет того, что он помогал Кэрол со счетами… Ты что-нибудь об этом знаешь? Очень любопытно. Я об этом не слышал. А тут он еще не сумел сберечь прекрасный вид на деревья Кэрол.
— Это все рейганистская отсталость, — сказала Мерри. — Она думала, что сможет жить в своем пузырике, в своем маленьком мирке. Кукольном домике.
Новое сооружение во дворе Кэрол, выраставшее на протяжении следующих девяти месяцев на месте грязного пустыря, напоминало гигантский лодочный сарай с тремя слепыми окнами, терявшимися на фоне виниловой обшивки. Кэрол и Блейк называли его «залой» — этот термин впервые прозвучал на Барьер- стрит. Помня о проблеме сигаретных бычков, Полсены обзавелись высокой изгородью и высадили вдоль нее декоративные ели, которые разрослись и закрыли им обзор. Полную видимость, таким образом, имели только Берглунды, и вскоре произошло то, чего раньше никогда не бывало, — соседи начали избегать Патти, потому что она совершенно зациклилась на «этом ангаре». Они махали ей и здоровались издалека, но не замедляли шаг, чтобы не оказаться втянутыми в разговор. Работающие матери пришли к выводу, что у Патти слишком много свободного времени. Раньше она отлично управлялась с детьми, учила их физкультуре и рукоделию, но теперь большинство соседских детей выросло. Как бы она ни пыталась занять себя, ей все равно было видно и слышно, что творится по соседству. Каждые пару часов она выходила из дома и мерила шагами задний двор, поглядывая на «залу», как встревоженный зверь, которого выкурили из норы, а вечерами то и дело принималась колотить во временную фанерную дверь залы.
— Как дела, Блейк?
— Отлично.
— Даже не сомневаюсь! Слушай, тебе не кажется, что циркулярная пила — это чересчур для половины девятого вечера? Как насчет того, чтобы сделать перерыв до завтра?
— Это вряд ли.
— А если я просто попрошу перестать?
— Не знаю. Лучше оставь меня в покое.
— Вообще-то нам мешает шум.
— Что я могу сказать — очень жаль.
Патти отвечала взрывом резкого, непроизвольного хохота, похожего скорее на ржание.
— Очень жаль?
— Извини за шум. Кэрол рассказывала, что вы пять лет шумели, пока ремонтировали дом.
— Не припомню, чтобы она жаловалась.
— Вы делали то, что вам было нужно. Теперь я делаю то, что нужно мне.
— Получается, кстати, какое-то уродство. Извини, но это и в самом деле жуть. Жуткое уродство. Честно. Ну это так, к слову. Дело не в этом. Дело в циркулярной пиле.
— Ты находишься на частной территории, так что уходи.
— О’кей, я вызываю полицию.
— Отлично, давай.
Затем Патти уходила к себе, дрожа от ярости. Она и в самом деле несколько раз вызвала полицию, они действительно приезжали и беседовали с Блейком, но вскоре устали от ее звонков и не возвращались до следующего февраля, когда кто-то порезал все четыре новенькие зимние шины пикапа, принадлежащего Блейку, и Блейк с Кэрол направили полицейских к соседке, которая столько жаловалась. После этого Патти снова принялась бродить по улице и стучаться во все двери, шумно разглагольствуя:
— Самый очевидный подозреваемый! Соседская мать двоих подростков! Я же особо опасная преступница, а? У него самый огромный и уродский автомобиль на всей улице, у него на бампере надписи, которые оскорбляют каждого, кто не верит в превосходство белой расы, но кто же, кроме меня, мог порезать ему шины — вот загадка!
Мерри Полсен была убеждена в том, что шины порезала именно Патти.
— Мне так не кажется, — сказал Сет. — Она и в самом деле страдает, но она же не лгунья.
— Так она и не говорит, что это не делала. Надо надеяться, что она найдет себе хорошего психотерапевта. Ей бы это пригодилось. И работа на полный день.
— Где Уолтер, вот что меня интересует.
— Уолтер убивается, чтобы она могла целыми днями сидеть дома и сходить с ума. Он хороший отец Джессике, своего рода сдерживающий фактор для Джоуи. Ему есть чем заняться.
Самой яркой чертой Уолтера — помимо любви к Патти — было его добродушие. Он был идеальным слушателем — считал всякого собеседника гораздо более интересной и глубокой личностью, чем он сам. У
