Лалите — была сплошным бегством от семейной проблемы. Они с Патти не могли жить вместе — и врозь тоже. Каждый раз, когда ему казалось, что они достигли финала и вот-вот расстанутся, выяснялось, что они способны двигаться дальше.
Однажды грозовым вечером в Вашингтоне, минувшим летом, он решил сократить безнадежно длинный список дел на один пункт, открыв электронный банковский счет (Уолтер несколько лет подряд намеревался это сделать). Со времени переезда в Вашингтон Патти вносила все меньшую лепту в домашнее хозяйство, даже перестала ходить за покупками, но по-прежнему исправно платила по счетам и сводила семейный бюджет. Уолтер никогда прежде не интересовался состоянием семейной чековой книжки — но после утомительной сорокапятиминутной возни с компьютерным приложением увидел на экране цифры и обнаружил, что каждый месяц со счета пропадает пятьсот долларов. Первой мыслью было то, что его грабит какой-нибудь нигерийский — или московский — хакер. Но ведь Патти, несомненно, заметила бы пропажу?
Уолтер поднялся в маленькую комнату жены, где она весело болтала по телефону с одной из своих давних товарок по баскетбольной команде. Патти была способна смеяться и острить с кем угодно, кроме Уолтера. Муж дал понять, что не уйдет, пока она не положит трубку.
— Мне были нужны наличные, — сказала она, когда Уолтер показал ей распечатки. — Вот я и выписала несколько чеков.
— Пятьсот долларов в конце каждого месяца?
— Ну да, я всегда так делаю.
— Нет, обычно ты берешь двести каждые две недели. Я знаю, какие суммы и когда ты снимаешь. А вот еще… гонорар за удостоверенный чек. Это было пятнадцатого мая.
— Да.
— Удостоверенный банковский чек. Не наличные.
Где-то над Военно-морской обсерваторией, где жил Дик Чейни, в вечернем небе цвета зимней воды грохотал гром. Патти, сидя на маленькой кушетке, сердито скрестила руки на груди.
— Ну ладно, — сказала она. — Ты меня поймал. Джоуи нужно было внести арендную плату вперед, за все лето. Он вернет деньги, когда заработает. На тот момент у него не было ни цента.
Вот уже второй год Джоуи работал в Вашингтоне, но дома не жил. То, что отверг их стол и кров, и без того достаточно раздражало Уолтера, но еще неприятней было узнать, куда Джоуи устроился на лето. Продажная маленькая фирма-однодневка, которую финансировали друзья Вина Хэйвена по «Эл-би-ай» (хотя тогда Уолтер еще понятия о них не имел). Она заключила неконкурентный контракт на приватизацию хлебопекарной промышленности в недавно освобожденном Ираке. Уолтер и Джоуи уже успели поругаться из-за этого несколько недель назад, Четвертого июля, когда Джоуи явился на семейный пикник и с изрядным запозданием изложил свои планы на лето. Уолтер потерял самообладание, Патти сбежала и спряталась в комнате, а Джоуи, поганец-республиканец, сидел и ухмылялся. Он как будто посмеивался над старым неотесанным папашей с его старомодными принципами. Как будто сам был чем-то лучше.
— Здесь у нас отличная спальня, — сказал Уолтер, — но для него она недостаточно хороша. Не подходит для взрослого человека. Недостаточно стильная. И потом, ему же придется ездить на работу на автобусе! С простыми смертными!
— Ему нужно платить за жилье в Вирджинии, Уолтер. Он ведь все вернет. Я знала, что ты откажешь, если тебя попросить, а потому все сделала не сказавшись. Если не хочешь, чтобы я самостоятельно принимала решения, забери у меня чековую книжку. И кредитку. Тогда я буду приходить к тебе и просить денег каждый раз, когда понадобится.
— Каждый месяц! Ты посылала деньги каждый месяц! Нашему мистеру Независимому!
— Я одолжила Джоуи некоторую сумму. У него состоятельные друзья. Он очень экономный, но если у него все наладится и он войдет в этот круг…
— …в этот замечательный круг, где сплошь сливки общества…
— У него есть план. План, который, надеюсь, тебя порадует.
— Это что-то новенькое.
— Деньги нужны Джоуи только на одежду и выходы в свет, — объяснила Патти. — Он сам платит за обучение, жилье и еду. Если ты однажды сумеешь простить сына за то, что он — не твоя точная копия, ты поймешь, что на самом деле вы во многом похожи. Когда тебе было двадцать, ты жил точно так же…
— Да, за тем исключением, что за четыре года учебы сменил всего три свитера, не шлялся по барам пять вечеров в неделю и уж точно не клянчил денег у матери.
— Уолтер, мир изменился. И может быть, сын лучше тебя понимает, что нужно делать, чтобы преуспеть.
— Работать на оборонного подрядчика и каждый вечер напиваться в сопли со студентами- республиканцами? Это и есть лучший способ преуспеть? Единственный доступный вариант?
— Ты не понимаешь, как напуганы эти ребята. Они живут в постоянном стрессе. Вот они и развлекаются по полной — что тут такого?
Кондиционер в старом доме не справлялся с наплывом уличной влажности. Гроза затянулась и двигалась как будто в нескольких направлениях сразу; грушевое дерево за окном задрожало, как будто кто- то по нему карабкался. По телу Уолтера — в тех местах, где к нему не прилегала одежда, — градом катился пот.
— Интересно послушать, как ты защищаешь молодых людей, — сказал он, — потому что обычно…
— Я защищаю нашего сына, — огрызнулась Патти. — Если ты не заметил, Джоуи не какой-нибудь безмозглый лоботряс во вьетнамках. Он поинтереснее, чем…
— Поверить не могу, что ты посылаешь ему деньги на пьянку. Знаешь, на что это похоже? На то, как государство поддерживает частный бизнес. Компании, которые кичатся своей независимостью, сосут сиську у федеральных властей. «Нужно сократить правительство, долой контроль, долой налоги, а кстати, не дадите ли денег?»
— Никто тут сиську не сосет, — с ненавистью произнесла Патти.
— Я выразился метафорически.
— Интересные же метафоры ты выбираешь.
— Я постарался. Все эти фирмы, которые прикидываются зрелыми и независимыми, на самом деле сущие младенцы. Они пожирают федеральный бюджет, в то время как остальные отрасли голодают. Год за годом Департамент дикой природы получает все меньше денег, примерно на пять процентов. Зайди в их провинциальные филиалы — там ни души. Нет персонала, нет средств на закупку земли, нет…
— Ах, бедные звери и рыбы. Несчастная дикая природа.
— Мне она небезразлична. Разве ты этого не понимаешь? Разве не уважаешь мою позицию? Если ты не в состоянии меня уважать, то зачем вообще со мной живешь? Почему бы тебе просто не уйти?
— Потому что уход — это не ответ. Уолтер, по-твоему, я не думала об уходе? О том, чтобы, так сказать, выставить на торги мои потрясающие способности, рабочий опыт и прекрасное сорокалетнее тело. Честное слово, твоя забота о птичках — прекрасное занятие…
— Не ври.
— Возможно, я не способна этим увлечься, но…
— А чем ты способна увлечься? Ничем. Ты сидишь дома и ничего не делаешь, ничего, ничего, ничего, каждый день, и это меня просто убивает. Если бы ты зарабатывала деньги или делала что-нибудь полезное для людей, вместо того чтобы торчать в комнате и жалеть себя, тебе бы стало намного лучше, поверь.
— Прекрасная идея. Но, милый, никто не станет платить мне сто восемьдесят тысяч долларов в год за спасение птичек. Прекрасная работа — но не всякий ее получит. Я-то не такая везучая. Может, ты хочешь, чтобы я разносила кофе в закусочной? По-твоему, после восьми часов в «Старбаксе» у меня повысится самооценка?
— Хотя бы попытайся! Ты никогда даже не пробовала. Ни разу в жизни.
— О, наконец-то ты проговорился. Вот чем ты недоволен.
— Напрасно я позволял тебе сидеть дома. Вот в чем была ошибка. Не знаю, отчего твои родители не заставляли тебя искать работу, но…