— Я работала, Уолтер, черт возьми! — Патти попыталась лягнуть его в колено, но промахнулась. — Я целое лето работала у отца, и это был кошмар! И потом, когда училась в университете, — сам знаешь. Я продержалась в той конторе два года. Я ходила на работу, даже когда была на восьмом месяце!
— Ты болтала с друзьями, пила кофе и смотрела телевизор. Это была не работа, Патти, а подарок от людей, которые тебя любили. Сначала ты работала у отца, а потом у своих друзей.
— А потом на протяжении двадцати лет занималась домашним хозяйством по шестнадцать часов в сутки! Бесплатно! Это не считается? Это тоже был подарок? Я растила твоих детей и содержала дом.
— Но ведь ты сама того хотела.
— А ты нет?
— Я хотел этого для тебя.
— Вранье, вранье, вранье. И ради себя тоже. Ты все время тягался с Ричардом и не любишь об этом вспоминать только потому, что у тебя ничего не получилось. Ты перестал выигрывать.
— Выигрыш тут ни при чем.
— Не ври! Ты такой же амбициозный, как и я, только ни за что не признаешься. Вот почему ты не хочешь оставить меня в покое, вот почему я должна найти эту драгоценную работу. Потому что из-за меня ты выглядишь неудачником.
— И слушать не желаю. Бред какой-то.
— Пожалуйста, не слушай, но я тем не менее играю в твоей команде и, поверь, по-прежнему хочу, чтобы ты победил. Я помогаю Джоуи потому, что он тоже наш. Я и тебе помогу. Завтра я ради тебя пойду…
— Только не ради меня.
— Да, ради тебя! Ты что, не понимаешь? Не ради себя же. Я ни во что не верю. Семья — это все, что у меня есть. Поэтому ради тебя я найду работу, и тогда ты наконец перестанешь зудеть и разрешишь посылать Джоуи все деньги, которые я сумею заработать. Мы будем меньше видеться, и тебе будет не так противно.
— Мне не противно.
— Ну, это выше моего понимания.
— И вовсе не обязательно искать работу, если ты не хочешь.
— Я хочу! По-моему, все ясно. Ты высказался очень недвусмысленно.
— Нет. Ты ничего не обязана делать. Просто стань опять моей Патти. Вернись ко мне.
Тогда она бурно зарыдала, и он лег на кушетку рядом с ней. Ссора регулярно служила прелюдией к сексу — это был едва ли не единственный способ заняться любовью.
За окном хлестал дождь и небо вспыхивало от молний, пока Уолтер пытался наполнить Патти желанием и самоуважением, дать ей понять, как ему важно, чтобы именно ей он мог раскрыть душу. Это никогда у него толком не получалось, и все же после всего наступила череда блаженных минут, когда они лежали друг у друга в объятьях, осененные покойным величием долгого брака, забыв себя в общей печали, простив друг другу все причиненные беды и обиды, и отдыхали.
На следующее утро Патти отправилась искать работу. Она вернулась через два часа и заглянула в кабинет к мужу — в оранжерею, — чтобы объявить, что устроилась администратором в местную «Республику здоровья».
— Даже не знаю… — сказал Уолтер.
— Что? А почему бы и нет? Это едва ли не единственное место в Джорджтауне, от которого меня не тошнит. И потом, они недавно открылись. Это хорошая примета.
— Учитывая твои таланты, должность администратора вряд ли тебе подходит.
— С чьей точки зрения?
— С точки зрения людей, которые могут тебя там увидеть.
— И что это за люди такие?
— Люди, у которых я пытаюсь добиться денег, юридической поддержки или посредничества.
— О господи. Ты сам понимаешь, что говоришь?
— Я всего лишь откровенен с тобой. Не наказывай меня за честность.
— Я сержусь на тебя за снобизм, а не за честность. Ничего себе! «Не подходит»! Надо же.
— Ты слишком умна для того, чтобы занимать должность для начинающих в спортклубе.
— Ты хочешь сказать, что я слишком стара. Ты бы не стал возражать, если бы Джессика решила поработать там летом.
— Честно говоря, я бы огорчился, если бы это было единственное ее летнее занятие.
— Ну и что мне делать? «Найди хоть какую-нибудь работу, о нет, подожди, не надо, та работа, которая тебе нравится и для которой ты годишься, не подходит».
— Хорошо, иди и работай. Мне все равно.
— Спасибо за то, что тебе наплевать.
— По-моему, ты себя недооцениваешь.
— Может быть, это временное занятие, — ответила Патти. — В один прекрасный день я получу риелторскую лицензию — ведь любой домохозяйке ничего не стоит это сделать — и начну продавать маленькие убогие домишки по два миллиона долларов за штуку. «В этом туалете в 1962 году Губерт Хамфри хорошенько испражнился, и в связи с этим историческим событием дом был занесен в список национальных памятников культуры, вот почему владельцы требуют сто тысяч долларов надбавки. А за этим кухонным окном растет маленькая, но очень красивая азалия». Я буду носить розовое, зеленое и плащ Burberry, а на первые крупные комиссионные куплю «лексус». Вот это будет приемлемая работа.
— Я же сказал, занимайся чем хочешь.
— Спасибо, милый. Спасибо, что позволил устроиться на работу, которая мне нравится.
Патти вышла из комнаты и остановилась у стола Лалиты.
— Привет, — сказала она. — Я только что нашла работу. Буду приветствовать посетителей в спортивном центре.
— Очень хорошо, — ответила Лалита. — Вам там понравится.
— Да, но Уолтер думает, что это неподходящее занятие. А ты что скажешь?
— Что всякий честный труд достоин уважения.
— Патти, — сказал Уолтер. — Я же сказал, что не против.
— Видишь, Лалита, теперь он передумал. Раньше он говорил, что это неприемлемо.
— Да, я слышала.
— Не сомневаюсь. Но лучше притвориться глухой, правда?
— Не оставляйте дверь открытой, если не хотите, чтобы вас было слышно, — холодно ответила Лалита.
— Всем нам приходится притворяться…
Работа в спортивном центре дала Патти все то, на что надеялся Уолтер, — и, к сожалению, даже больше того. Уныние жены немедленно развеялось, но Уолтер знал, насколько неопределенно слово «депрессия». Он не сомневался, что под новообретенной бодростью по-прежнему скрываются грусть, гнев и отчаяние. По утрам Патти сидела в своей комнате, по вечерам работала в спортзале и возвращалась домой лишь после десяти. Она начала читать журналы о красоте и здоровье и заметно красить глаза. Тренировочные штаны и мешковатые джинсы, которые Патти носила в Вашингтоне, — одежда, не стесняющая движений, показанная пациентам психиатрических клиник, — сменились облегающими джинсами, которые стоили немалых денег.
— Ты потрясающе выглядишь, — сказал Уолтер однажды вечером, решив сделать жене приятное.
— Ну, теперь у меня есть средства, — отозвалась та. — И мне нужно на что-то их тратить.
— Ты могла бы сделать пожертвование в пользу нашего треста.
— Ха-ха.
— Но нам очень нужны деньги.
— Я развлекаюсь, Уолтер. Совсем чуть-чуть.
Но Патти отнюдь не казалась человеком, который приятно проводит время. Она как будто пыталась уязвить мужа, причинить ему боль или что-то доказать. Занимаясь в тренажерном зале — Патти приносила
