множество ученых и авантюристов во все века ломали головы над ее тайнами. Знания, полученные без помощи законов природы, подтверждали тот глубочайший порядок, над постижением которого тысячелетиями трудилась наука. Возможно, это была лишь фантазия, но лучше верить ложным фантазиям, чем тонуть в тумане отрицания и неведения. Страх перед неизвестным и непонятным – один из древнейших страхов человечества, и даже семьдесят тысячелетий спустя людям было все так же трудно совладать с ним. Когда-то давным-давно наука вытеснила из человеческого сознания богов и демонов и оставила их на растерзание этнографам и психоисторикам. Последние утверждали, что парадигмы примитивного мышления до сих пор лежат в основе всех исторических интерпретаций. Но что за жизнь настала после того, как боги умерли, а Неведение и Сомнение восторжествовали! Люди больше не верили в судьбу, но зато верили, что в их жизнь то и дело вмешиваются могучие внеземные силы.
Однако здесь, в самом сердце мертвой пустыни, призраки древних богов уже не казались такими бесплотными и бессильными. Когда люди смотрели на эти камни, они не думали о физических и химических процессах, о вихревых потоках и турбуленции, которые формировали этот странный ландшафт. Они просто смотрели на него, и в их душах пробуждались неведомые доселе чувства.
Но разве то, что привело их сюда не было сродни религиозному порыву древних? Они двинулись в путь, руководствуясь точным расчетом машины, но ее решение было для них так же непонятно и загадочно, как Божий Промысел для первобытных людей.
Меж тем на небе появлялись все новые звезды. Их свет – отблеск далеких и неведомых миров – летел к Земле миллионы лет. Специалисту он рассказал бы о многом: о целой цепи причин и следствий, о взаимодействии могучих сил, бесконечно чуждых человеку. Вселенная представлялась бесконечным океаном, а человеческий мир – лишь крошечным островом на ее окраине. Неужели все это нереально? Или существует мост, ведущий прочь из единого пространства и времени, существует путь спасения от единой для всех живых и неживых существ судьбы – смерти и разрушения? И возможно ли, что этот путь нашли машины?
– Звезды, планеты, атомы – говорил Осип. – Порядок и Хаос, действительность и видимость, настоящее и будущее – все это категории, которые создает человеческий разум. Но возможно, они устарели и пришла пора создать новые?
– Возможно, все, о чем мы думали и что делали до сих пор, было ошибкой, – отозвался Андрес. – Времена бурного технологического развития закончились страшными войнами и крушением всех надежд. Затем наступила эпоха мира и стабильности. Людям показалось, что человечество достигло высшей точки развития. Тысячелетиями мы жили в мире и не сомневались, что наше общество совершенно. Но теперь все так внезапно изменилось. Мы не знаем, чего нам ждать от будущего. И мы снова ставим вопросы, с которыми, вроде бы, покончили тысячи лет назад.
Они достигли высочайшей точки плато и присели на остывающие камни.
– Что такое «правильно» и «неправильно», – спросил Осип. – Все зависит от того, какие критерии ты выберешь. Чем дольше я об этом размышляю, тем более нереальной кажется мне реальность – время и пространство, законы относительности, гравитация и другие взаимодействия. Это не так-то просто осознать. Но дальше – еще сложнее. Мы считаем вечными законы добра, красоты, справедливости. Но что произойдет с ними, когда изменятся масштабы? Наши предки считали, что человек был создан по образу и подобию Бога. Мы говорим, что человеческая личность – это комбинация неконтролируемых наследственных факторов, случайных влияний извне, действия среды и прочее. И разве не абсурдно пытаться сохранить на веки вечные неизменного человека в неизменном мире?
Андрес кивнул, но едва ли Осип заметил это – темнота сгущалась, и оба они не отрывали глаз от зарева над горизонтом.
– Что значат семьдесят тысяч лет по сравнению с вечностью? – задумчиво произнес Андрес.
– Через пять миллионов лет Солнце превратится в красный карлик, и Земля сгорит в его пламени, – невпопад отозвался Осип.
– Мы прожили здесь уже год, – продолжал Андрес. – Мне он показался вечностью. Не то чтобы я извелся от нетерпения, и все же чем дольше я здесь живу, тем более странным мне кажется наше положение. Мы ждем, но кажется, сами не знаем чего. Я пытаюсь не думать об этом, пытаюсь принимать события такими, как они есть, и все же я не испытываю удовлетворения.
Прочертив яркую дугу по небу, сгорел очередной метеорит, и Андрес поймал себя на абсурдной мысли: «Надо было загадать желание!»
Он встал и начал прохаживаться по плато. Теперь, когда он наконец заговорил о своем беспокойстве, оно стало особенно острым. Как долго это еще протянется? Два года? Три года? Или три десятилетия? В конце концов он просто попусту растратит силы, смирится со своей судьбой и будет жить в пустыне до самой смерти.
В первые недели ему казалось, что разгадка близка, и он буквально сгорал от нетерпения. «Еще десять дней», – говорил он себе, и когда те проходили, а ничего не менялось, вновь принимался уговаривать себя подождать еще немного. Пять дней… еще пять дней… еще три дня… Но постепенно он впал в какое-то подобие летаргии и перестал вести счет дням.
Иногда он подумывал о том, чтобы уйти отсюда. Он мог бы попросить у Осипа вездеход, а то и люфтбот, а также запас продовольствия и воды для сколь угодно долгого путешествия. Однако Андрес ни разу не обратился к компаньону с подобной просьбой. Они жили вместе, соблюдая однако определенную дистанцию. Там, в подземных залах, было несложно вести отвлеченные разговоры о бесконечности и вечности, а потом расходиться, чтобы заняться своими делами, но здесь, в пустыне под звездами, Андресу захотелось большей открытости и доверия.
Но Осип снова промолчал, и Андрес похоронил в своей душе еще одну надежду. Не сказав друг другу ни слова, они вернулись ко входу в пещеры и остановились лишь для того, чтобы бросить последний взгляд на усыпанное звездами небо.
