футболками. Держался парень соответственно: уверенно и чуть развязно, вполне в меру для молодого, здорового и красивого.
Наследники, как догадался Учики, распределялись по группам парами, чтобы всегда контактировать. Поэтому Оливье и Стефан, два непохожих брата-близнеца, счастливо связанные узами родства и 'наследничества', сидели рядом. Или Джером с Амелией, бледные англичане с вытянутыми физиономиями, тоже постоянно держались вместе. В конце концов, Учики с Кимико в стенах академии не расставались. Но Марлон все то время, что Отоко его знал, ходил в одиночестве. Нет, у него были свои знакомые, друзья. Но никто из них не подошел бы на роль парного Наследника.
А вот теперь Марлон постукивал пальцами по парте, а Эрика отводила от него взгляд, предпочтя уставиться на Учики. Неужели они - пара Наследников?
Мягкий звук, издаваемый подушечками пальцев, опускавшимися на полированное дерево, казалось, заставлял Эрику вздрагивать, пока она решительно шагала меж рядами, мимо Учики, мимо Марлона. Отоко готов был поклясться, что, оказавшись между ними, она едва не упала в обморок. На миг показалось, что вот сейчас ноги подкосятся. Однако Эрика, медленно, но упорно, дошла до одной из задних парт, так и не взглянув на Данглара. Отодвинув стул, она села.
- Отлично, - сказал Ахремов, забравшись на кафедру. - Раз все попы на стульях, перейдем к лекции.
Поправив галстук, он взял с кафедры старомодный кусочек мела, которым здесь пользовались куда чаще, чем учебным проектором. Настоящая суровая классика двадцатого века царила на занятиях. И именно о двадцатом веке повел речь лектор.
- В прошлый раз мы с вами, дети мои, остановились на вступлении мира в последнее десятилетие третьего тысячелетия. А именно - на крахе беспрецедентного эксперимента под названием Советский Союз. Я уже говорил вам, что в последние декады существования СССР сама его суть подвергалась критике и облыжным обвинениям как извне, со стороны стран капиталистических, так и изнутри. Накопившиеся за годы существования не имеющей аналогов системы недостатки послужили отменным удобрением для рассаженных в нужных местах семян. Весьма подробно процесс внутреннего гниения советского государства описан в ваших учебниках. Сейчас, к счастью, уничтожение СССР не называют более победой над империей зла, поскольку вместе с Явлением мы получили не только зоны отчуждения в крупнейших городах мира, но и возможность по-новому взглянуть на самих себя. Вместе с распадом США и финалом их печальной гегемонии кончилась и кампания информационного прессинга в отношении врагов политического полюса планеты.
Отложив мел, Ахремов снова прищурился, глядя на старательно конспектирующих молодых людей.
- Однако это вовсе не означало, что Запад и находившаяся тогда в жутком положении разлагающегося государственного трупа Россия сразу бросились в объятия друг друга, позабыв вековые распри. Собственно говоря, сперва, сразу после Явления, Европе вообще было не до русских. Как вас учили с младых ногтей, в те тяжелые годы, когда едва не сгинувший в ядерном пожаре мир впал в истерику, то славя остановившего конец света Спасителя, то открещиваясь от него, бывшие натовские генералы вместе с частниками военного дела организовали силу, позже принявшую имя Крестоносцев. Они и навели порядок в Европе, утвердив беспрекословный авторитет Спасителя и его церкви, принявшей, как это говорится, корону земную. Русские же, пережив у себя гражданскую войну, отгородились от нас границей, которая, как известно, на замке, и уже давно крайне неохотно контактируют с добрыми христианами.
Лектор улыбнулся.
- Думаете, меня занесло не туда? А вот и не угадали. То, о чем я собираюсь сегодня с вами поговорить, напрямую связано и с гегемонией Америки как лидера Запада, и с причинами внутренних разрушительных процессов в СССР, и с появлением нового, богоугодного, Европейского союза. А ну-ка, скажите мне, кто-нибудь, какого рода причины стояли за бешеной грызней государств до Явления?
- Экономические! - крикнул Оливье, один из братьев-Наследников.
- Совершенно верно, дитя мое! - подмигнул юноше Ахремов. - На первом месте для западной цивилизации капитала всегда стояли деньги. Выгода, барыш и богатство. Главным, чего хотели от подопечных государств управляющие западом группировки так называемого 'золотого миллиарда', это возможности раздербанить чужие богатства, а обобранных пристроить в качестве каких-нибудь рабов. И так оно шло до самой войны, когда жадность довела хапуг до смертоубийства планетарного масштаба. Не поделились. Вы ведь уже поняли, что мотивы экономические неразрывно связаны с политическими, поэтому все те танцы, что исполняли страны до Явления, они отплясывали из-за денег, ресурсов, особенно топливных, и всего такого прочего. Со стороны Спасителя было крайне мудрым шагом была Одиннадцатая казнь. Лишить нас способности уничтожить друг друга, а затем и причин воевать за нефть и прочие финтифлюшки - своеобразно.
Преподаватель добродушно пожал плечами.
- Но вот ведь в чем дело... У истоков экономических и политических причин лежит одно. Ми-ро-воз- зре-ни-е, - он произнес последнее слово медленно, нараспев, словно стараясь, чтобы все запомнили. - Картина мира и отношение к нему. В чем же состояло мировоззрение противников многострадального СССР, в конечном итоге погубивших и себя? Все просто: лидеры Запада преданно молились Мамоне. Я не о том Мамоне, о котором подумали все вы, покосившись на распятья на рукавах и значках. Я об идее главенства денег, богатства, капитала над всем остальным. 'Золотой миллиард', мечтавший сделаться верхушкой пирамиды человечества, страдал неуемной тягой к накоплению что денег, что ресурсов. Ради выгоды и куска пожирнее эти ребята шли на самые большие пакости, последней из которых стала неудавшаяся ядерная война. Причем риск и перспективы сгинуть в последние годы были очевидны даже верхушке расползающихся по швам США. Так почему же они не затормозили, и как вообще дошли до жизни такой?
Уперев ладони в кафедру, доброжелательно улыбающийся Ахремов склонился, разглядывая аудиторию. Большинство выводили ручками конспекты на цифровых планшетах, кто-то по старинке писал на синтетической бумаге, а некоторые и вовсе отложили письмо, слушая приятный, пропитанный иронией голос. Когда прозвучал вопрос, бледнолицая Амелия из Лондона подняла руку, отвечая:
- Возможно, дело было в своеобразной инерции? Они уже не могли остановиться.
- Вполне возможно, да, - кивнул Ахремов, блеснув сединой на висках. - Но почему они набрали такую скорость, что не выходило затормозить? И подумайте: были ли все они слаженным механизмом?
- Э, - англичанка помяла пальцем нижнюю губу и ответила: - Сдается мне, что именно потому, что не были, они и не сумели остановиться...
- Догадлива, однако, - улыбнулся лектор. - Намек понят верно. Все дело, опять же, было в мировоззрении. Мировоззрение, пестуемое в людях, правивших Западом, заключалось в единой формуле: мои интересы - превыше всего. По желанию 'мои' заменялось на 'моего клана', 'моей семьи', 'моей банды'... ну, и так далее. Интересы отдельно взятых осколков ставились превыше интересов целого.
- Позвольте!
В этот раз руку тянул Марлон. На миг обернувшись и кинув насмешливый взгляд на Эрику, юноша обратился к Ахремову:
- Вы так говорите, будто забота о себе и своей семье - это что-то плохое. Но разве заботиться о близких и о собственной персоне - плохо?
- Конечно, нет! - замахал руками лектор, как будто испугавшись, что его могут так понять. - Забота о себе для человека естественна, забота же о близких и вовсе прекрасна! Однако мы сейчас говорим о жизненной философии эгоизма. Эгоизма узких групп, способных жертвовать всем вокруг ради выгоды для себя. К жертвам в данном случае можно причислить и членов самих этих групп. Мировоззрение 'золотого миллиарда' было мировоззрением, по сути, людоедов. Нельзя сравнивать его со святым мировоззрением помощи самому ближнему своему. Во главу угла там всегда ставился принцип личной выгоды. Собственно, семья, клан, любая группа набирались по принципу разбойничьей шайки. Они состояли из циников, идущих на сотрудничество, прежде всего, из личной выгоды. Ради личной свободы.
- Но разве личная свобода не стоит во главе всякого людского стремления? - снова спросил Марлон. - Ведь человек только тогда человек, когда он свободен.
- Трогательно до слез, - в который раз щуря лукавые славянские глаза, Ахремов сошел с кафедры и
