видел, Мансур, как глупо умер ребенок, которого мог спасти своевременно принятый отвар из ивовой коры? А ты тоже хорош – с какой стати ты предложил умирающего грудничка поить водой с сахаром?
Мансур во время приема иногда встревал со своими советами и, окончательно войдя в роль доктора, даже пробовал на больных кабалистические заклинания и пассы. Совсем как ярмарочный шарлатан! Ему бы еще плащ со звездами – и готовый маг-астролог!
– Сахар помогает от злого кашля, – убежденно возразил Мансур.
– Кто из нас доктор, черт возьми? – раздраженно одернула его Аделия. – Может, в вашей стране сахар и считается лекарственным средством. Но тут его могут позволить себе только самые богатые люди. А что он от кашля помогает – не смеши меня! – Она налила себе кружку воды и между глотками сердито бормотала: – Будь прокляты шарлатаны и здешнее невежество!..
Гилта во время приема служила толмачом, когда больные говорили на диалекте или употребляли простонародные понятия. Искусство Аделии произвело на нее большое впечатление. Иноземка оказалась достойна уважения.
– Как ловко вы спасли ногу бедолаги Кокера! – сказала она.
– А, – отмахнулась Аделия, – что толку? Он кроет крыши соломой. И как он теперь будет карабкаться по лестницам – без трех пальцев на ноге!
– Без ноги ему было бы куда хуже! – резонно возразила Гилта. – Местный лекарь хотел ему ногу по самое колено отхватить!
Из двадцати одного больного, которые пришли к «доктору Мансуру», восьмерым Аделия могла бы помочь, приди они раньше. В итоге она излечила только троих.
Однако и этого достаточно, чтобы создать «доктору Мансуру» хорошую репутацию. Теперь ежедневный приток больных неизбежен. С одной стороны, это грозит потерей времени: нужно ведь не только принимать пациентов, но и приготовить снадобья и мази, не известные здешним аптекарям. С другой стороны, хорошая слава расположит к ним местное население и, возможно, поможет в расследовании.
Об этом Аделия думала, жуя пряник, который сунула ей в руку заботливая Гилта.
Да, здешним торговцам лекарствами нельзя доверить приготовление сложных препаратов. Даже на родине она не всегда могла положиться на аптекарей – однажды поймала известнейшего из них, синьора д’Амелиа, на том, что он подменял дорогие порошки простым мелом.
Кстати, о меле. В незапамятные времена, до того как поверье поселило на холме страшных существ, из толщи Вандлбери добывали мел. Сейчас Аделии и ее товарищам следовало быть уже возле известковой горы! Симон отлучился хоть и по делу, но не вовремя. С одним Мансуром обследовать множество пещер будет трудно. Да и не надо сбрасывать со счетов опасность – вдруг убийца затаился в старых выработках?
Аделия задумчиво посмотрела на остаток пряника в руке.
– Что это такое? – спросила она Гилту.
– Медовый овсяный пряник.
– Очень вкусный и питательный. Ну-ка, пойдем со мной. Мне нужен твой совет.
В своей комнате Аделия вынула из сафьяновой сумки остаток леденца, который она нашла в волосах убитой девочки.
– Гилта, это тебе ничего не напоминает?
– Нет. А что это?
– Какая-то сладость. Из тех, что дети любят.
Гилта наклонилась над серой конфетой-подушечкой, теперь твердой как камень. Аделия не без труда срезала острым ножом тонкий слой. Внутри конфета была розовой. И казалось, от нее поднялся какой-то невнятный, но приятный аромат.
– Эту наполовину обсосанную конфету я нашла в волосах Мэри, – сказала Аделия.
Гилта суеверно попятилась.
– Ты в этом разбираешься, – настаивала Аделия. – Приглядись хорошенько. Желатин, наверное. С мукой или фруктами. И с медом. Не знаешь, кто такими конфетами торгует?
– Никогда не видела, – сказала Гилта. – Но это дорогая сладость – для богачей. А впрочем, лучше спросить самого большого знатока. Ульф!
Подслушивавший под дверью мальчик тут же вбежал в комнату.
– Видел когда-нибудь похожую конфету? – спросила Гилта внука.
– He-а. У торговцев сладости шариками или столбиками. А чтоб подушечкой – не бывает!
– Ладно, топай прочь! – сказала Гилта. Когда мальчик ушел, она добавила: – Если этот сладкоежка никогда не видел подобной конфеты – стало быть, у нас таких не продают.
Жаль. Им уже посчастливилось свести круг подозреваемых до кембриджских пилигримов, с которыми Аделия и ее товарищи путешествовали из Кентербери. Если исключить жен, монахинь и служанок, то останется сорок семь мужчин. И любой из них мог быть убийцей. Аделия хотела сбросить со счетов купца из Черри-Хинтона. У него было такое доброе лицо – мухи не обидит. Однако после консультации с Гилтой выяснилось, что Черри-Хинтон находится на полдороге от Кембриджа к холму Вандлбери. «Давайте никого заранее не оправдывать», – сказал Симон. Но допросить сорок семь человек – непростая задача! Хотелось еще больше сузить область поиска.
Конфета могла что-то подсказать, но…
– Ладно, – со вздохом произнесла Аделия, – будем утешаться надеждой, что сама редкость этой конфеты поможет нам изобличить преступника.
– Думаете, поганый пес подманил девочку сладостью? – спросила Гилта.
– Да.
– Бедняжка Мэри! От скряги отца она видела одни колотушки. Папаша и жену бил. Такую небалованную девочку было легко соблазнить конфеткой и ласковым словом…
– Несчастной Мэри было всего шесть, – сказала Аделия. – Детство с жестоким отцом, а потом жуткая смерть… Печально.
– Ах ты, Господи, страсти какие… Пойду-ка я к Ульфу, внушу этому сладкоежке, чтоб он сломя ноги бежал от незнакомцев, которые угощают конфетами.
– Одолжите мне на сегодня вашего внука. Вдруг он что-нибудь подскажет, когда мы будем осматривать места пропажи детей. Еще я хочу изучить останки святого Петра.
– Пустое дело! – сказала Гилта. – Монахини выварили его кости. Это делают со всеми, кого объявляют святым.
– Знаю. Но и скелет может многое рассказать!
Убийство Петра отличалось от остальных тем, что произошло в самом Кембридже, а не за его пределами. По крайней мере так все утверждали. И только его распяли. Даже если они с Симоном выловят целую ватагу детоубийц, нет никакого шанса восстановить доброе имя евреев, не расследуй они до конца гибель Петра из Трампингтона. Три последних убийства должны стать ключом к первому.
– Послушай, Гилта, а нельзя ли мне поговорить с родителями Петра? Они ведь видели труп сына до того, как его бросили в варочный котел.
– Уолтер и его благоверная? – усмехнулась экономка, уже зараженная исходящим от Аделии духом сомнения. – Они видели гвозди в руках сынишки и терновый венец на его голове. И ни за что не изменят свой рассказ, за который им было, видать, хорошо заплачено.
– Ты думаешь, они сорвали куш на смерти ребенка?
Гилта махнула рукой вверх по течению речки:
– А вы съездите в Трампингтон, где их жилище. Там теперь что ни день, то пилигримы, то прочие любопытствующие. Подышать воздухом в стенах дома, где жил святой Петр, прикоснуться рукой к его сорочке, у которой якобы целительные свойства… Мамаша сидит на пороге и с каждого посетителя взимает по пенни.
– Какой срам!
Гилта посуровела и, ставя чайник на огонь, сказала:
– Видать, не знали вы бедности, госпожа хорошая.
Эта почти саркастическая «госпожа хорошая» была дурным знаком. Похоже, утреннее взаимопонимание во время приема больных оказалось кратковременным – нелюбовь и недоверие к
