исследованием этой необычной находки, а каждый раз испрашивать разрешения у Бестужева было как-то не с руки. Кроме того, сейф-то у него был, как они шутили, времен Первой мировой войны. Поэтому она весьма решительно заявила, что у нее есть идея получше, и забрала жезл себе. Артур Александрович даже не скрывал раздражения по этому поводу, однако затем, кажется, смирился. Трубецкому была не совсем понятна такая податливость заведующего кафедрой, однако потом он понял: отношения между Бестужевым и Шуваловой носили явный личностный оттенок. Но вот чего Анна не сказала Бестужеву, так это то, что, будучи истинной женщиной, она решила спрятать жезл в таком месте, где найти его будет практически невозможно, — дома, в кладовке, среди ее коллекции коробок с обувью. Но перед этим она тщательнейшим образом его описала и сфотографировала.
Даже поверхностный осмотр жезла привел бы в восторг и более искушенного исследователя. Было очевидно, что жезл имел непосредственное отношение к одной из самых таинственных и могущественных организаций Европы эпохи раннего Средневековья — ордену рыцарей Храма, к легендарным тамплиерам, о чем свидетельствовало его сечение в виде креста особенной формы. Кроме того, на боковой поверхности была явно различима гравировка «NON NOBIS, DOMINE, NON NOBIS, SED TUO NOMINI DA GLORIAM», что в переводе с латыни звучало как «Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему ниспошли славу». Эта фраза, как было хорошо известно, являлась девизом храмовников.
Таким образом, в результате вылазки на дачу духовника Елизаветы Петровны были установлены сразу два важных факта. Во-первых, оказалось, что внук Ф. И. Дубянского Федор Михайлович был масоном, и не просто рядовым членом братства вольных каменщиков, но Великим магистром английской ложи в России. Во-вторых, именно у него, очевидно, хранился жезл, происхождение которого было как-то связано с таинственным орденом тамплиеров, исчезнувшим в глубинах Средневековья. Связь между этими обстоятельствами вовсе не была очевидной, но она, по-видимому, существовала! На протяжении нескольких дней Анна Николаевна пыталась восстановить логическую цепь событий, которые происходили в Европе и в России на протяжении XII–XVIII столетий и могли бы связать воедино установленные ими факты, однако разрозненные данные никак не складывались в стройную картину. «Опять придется идти на поклон к Синельникову», — подумала она и стала набирать знакомый номер телефона.
Иван Степанович Синельников, доктор, профессор и лауреат, был легендарной личностью среди историков Санкт-Петербурга. Он давно уже вышел на пенсию, но когда-то читал лекции молоденькой студентке Шуваловой, совершенно ее очаровал, и в результате именно ему она была обязана своей нынешней профессией. Впрочем, в Синельникова были влюблены все студентки их курса. Это он однажды во время лекции о королеве Англии Елизавете, знаменитой «королеве-девственнице», чье правление привело Англию из хаоса в «золотой век», вдруг сказал:
— Запомните, ребятки, — а «ребятками» профессор называл всех, кто был моложе семидесяти пяти лет, — в этом мире есть только два источника новой жизни: Господь Бог и женщина.
Иван Степанович имел все основания для подобных утверждений, ибо был счастливо женат свыше пятидесяти лет. К сожалению, видимо, для баланса Господь не дал им с женой детей, и теперь, когда супруга Синельникова уже покинула этот мир, он остался совершенно один. В довершение несчастью пару лет назад ему сделали — и крайне неудачно — операцию на позвоночнике, и теперь он был прикован к инвалидной коляске. Однако духом профессор не пал и продолжал активно работать. Поэтому звонку Анны Николаевны Иван Степанович обрадовался несказанно и согласился помочь в обмен на совместную прогулку в Летнем саду. Шувалова приехала немедленно. По дороге она тщательно обдумала план беседы, но при всем уважении к профессору решила не посвящать его во все детали — было как-то неудобно рассказывать о похищенном жезле, — а просто определила тему разговора: связь между тамплиерами в Европе и франкмасонами в России. Что и говорить, в собеседнике Анна Николаевна не ошиблась!
— Ну что же, Анечка, давайте рассуждать логически. — Голос Синельникова звучал в прохладном воздухе парка бодро, уверенно и слегка забавно, поскольку профессор немного картавил. — Итак, после разгрома в 1307 году ордена тамплиеров во Франции и в ряде других стран Европы часть его членов спаслась и нашла пристанище в Шотландии. Именно сюда, как свидетельствуют многочисленные и надежные исторические источники, через оставшихся в живых рыцарей, а их было совсем не мало, было перенесено и духовное наследие храмовников. В 1314 году, когда во Франции был сожжен на костре последний Великий магистр легендарного ордена Жак де Моле, буквально через пару месяцев после его казни король Шотландии Роберт I Брюс учредил и лично возглавил шотландский орден тамплиеров, названный им «Орден Андрея Первозванного и Шотландского Чертополоха». Между прочим — я не уверен, что вы это знаете, — такое странное название объясняется тем, что чертополох, то есть репейник по- нашему, — символ Шотландии. В свою очередь рыцари-тамплиеры помогли королю Роберту разбить армию англичан и в 1328 году добиться независимости Шотландии от английской короны. И вот этот самый король Роберт стоял во главе родового дерева Якова Брюса — одного из ближайших соратников Петра I. Именно в этот момент и возникает российский след в истории ордена.
Считается также, что шотландские тамплиеры стали той основой, я бы сказал, питательной средой, из которой к XVIII столетию сформировалось европейское франкмасонство. Яков Брюс был знаком с сэром Исааком Ньютоном, который, как говорят, был одним из лидеров «Приората Сиона» — тайной организации, якобы созданной частью спасшихся от преследований тамплиеров, которые входили в так называемый Внутренний Храм ордена. Скорее всего, именно через Брюса наследие ордена рыцарей Храма и идеи европейских масонов проникли в Россию в самом конце XVII — начале XVIII столетия. В этом контексте вовсе не удивительно, что после поездки российского государя Петра I в Голландию и Англию в 1697 году уже через год в России был учрежден свой собственный орден Андрея Первозванного, и Яков Брюс становится одним из первых трех его кавалеров.
Первое достоверное свидетельство о начале деятельности масонов в России относится к 1731 году, когда гроссмейстер Великой ложи Англии лорд Ловель назначил некоего капитана Джона Филипса провинциальным Великим мастером «для всея России». Но это был рафинированный англичанин, который распространял идеи братства вольных каменщиков преимущественно среди своих соплеменников, живших тогда в Санкт-Петербурге. А вот в 1740 году новым гроссмейстером для России стал уже генерал русской службы Яков Кейт. Имеются также документальные свидетельства, что в сороковых годах XVIII столетия, во времена царствования Елизаветы Петровны, Петербург имел сношения с берлинской масонской ложей «Трех глобусов», впрочем, не только с ней… В этот же промежуток времени в Европе и в России происходит целый ряд любопытных событий, которые нельзя не принимать во внимание. Так, в 1738 году Папа Римский Климент XII выпускает буллу, разоблачающую и отлучающую от Церкви всех франкмасонов — «врагов Римской церкви». Он обвинил вольных каменщиков в лицемерии, притворстве, ереси и извращениях (между прочим, весьма схожие обвинения в свое время были выдвинуты против тамплиеров). В особую вину им ставились таинственность и скрытность. Виновным в принадлежности к масонству грозило отлучение от Церкви. В этой связи логично будет предположить, что со временем часть масонов перебралась из Европы, где становилось небезопасно, в Россию, где к иноземцам относились с почтением, а масонов тогда еще не рассматривали как прямую угрозу Церкви и светскому порядку.
Кроме того, удивительное событие происходит в России в 1742 году. Императрица Елизавета Петровна, будучи молодой (ей всего тридцать три года) и, по свидетельству очевидцев, весьма привлекательной женщиной, которая только что взошла на трон и вовсе не испытывала недостатка в фаворитах, вместо того чтобы выйти замуж и продолжить династию, так сказать, естественным путем, вдруг провозглашает наследником трона под именем Петра Федоровича своего племянника Карла Петра Ульриха — герцога Гольштейн-Готторпского. Этот Карл Петр был сыном герцога Карла Фридриха Голштинского и безвременно почившей дочери Петра Анны. В свою очередь, ныне общеизвестно, что герцоги Голштинские имели самые тесные связи со шведским двором, при котором процветало масонство «шведской системы». В Швеции же находился центр иоанновского, или символического, масонства.
Английское же масонство в России получило дальнейшее развитие только в 1771 году, когда в Санкт-Петербурге была основана Великая английская ложа. Кстати, именно в том году — что за удивительное совпадение! — в Российской империи правительственным указом было запрещено отшельничество: отныне монахам предписывалось жить только в монастырях. Это решение, несомненно,
