Я познакомилась с Каламатиано в Париже, когда открыла там свою первую галерею. Дела шли бойко, но Василис видел во мне конкурента. Его угнетало даже то, что я свободно говорю на шести языках, тогда как он объяснялся лишь на грубом греческом, плохом французском и неважном английском. Василис вошел в мир торговцев древностями благодаря дальнему родственнику, у которого имелась лавка в Париже. Он обучился там начаткам ремесла, унаследовал бизнес, когда бездетный родственник умер, и быстро сделался любимцев снобов из высшего общества. Молодой, ловкий, умело ведущий переговоры Каламатиано с течением времени создал обширную сеть сотрудников и информаторов, извещавших его, если в какой- нибудь точке планеты возникало что-то, достойное внимания.
Афдера внимательно посмотрела на черно-белое фото, сделанное на международной конференции антикваров. Прямо за Крещенцией Брукс стоял Грек — серьезное круглое лицо, повязка на глазу. Она положила измятый снимок между страниц и продолжила чтение.
Он держал свой магазин в большом полуподвале, куда посетители пробирались по узкому коридору, заставленному коробками. Достигнув известного положения, Каламатиано решил перенести весь свой бизнес в Женеву, а для этого нуждался в жене-швейцарке. Он нашел ее. Эме родила ему трех сыновей и дочь. Каждый год в январе Каламатиано отправлялся на охоту и ловлю, по его собственному выражению. Он посещал Италию, Грецию, Кипр, Сирию, Тегеран, Стамбул, Каир.
Копатели называли его Кривым, но лишь заочно. В присутствии Грека они не осмеливались произнести это слою. Он умел приманивать и держать при себе «загонщиков», копателей, экспертов и так далее.
Помню одну из его лучших комбинаций. Василис за двести египетских фунтов, то есть пятьдесят долларов, купил небольшую статуэтку Исиды то ли в Каире, то ли в Дамаске. Затем он продал ее американскому коллекционеру за три тысячи долларов, получив шесть тысяч процентов прибыли! Через семь лет статуэтку продали на «Сотби», а может, на «Кристи», уже за полмиллиона.
Афдере было ясно, что Каламатиано принадлежал к тем немногим избранным, которые действовали на грани конфликта с законом и после Второй мировой войны заложили основы торговли ближневосточными древностями. Именно они служили связующим звеном между теми, кто находил предметы в арабских странах, Иране, Турции, и теми, кто покупал их за большие деньги в Америке и Европе. Все коммерсанты, подобные Греку, были людьми необразованными, но с хорошим нюхом на ценные вещи. Их отличала безжалостность по отношению к конкурентам.
— Господин Каламатиано?
— Это его секретарша. С кем имею удовольствие говорить?
— Я Афдера Брукс, внучка Крещенции Брукс.
— Минуточку, госпожа Брукс. — Через несколько секунд секретарша вновь взяла трубку: — Господин Каламатиано сказал мне, что позвонит вам в отель. Он просил вас ждать его звонка.
— Простите, а когда он позвонит?
— Не могу сказать. Я всего лишь передала вам слова господина Каламатиано. Ожидайте его звонка. Может быть, это случится сегодня же, а может быть — через неделю.
— Хорошо. Я остановилась в «Бо Риваж», набережная Монблан, тринадцать.
Четыре дня Афдера с нетерпением ждала звонка. Он раздался на пятый день, когда девушка уже решила возвращаться в Венецию. Секретарша сообщила, что Каламатиано готов принять ее в этот же день у себя дома. Даниэль, его шофер, подъедет к отелю в два часа.
Особняк коммерсанта находился на рут де Флориссан, в одном из самых аристократических кварталов Женевы. Греку принадлежал участок в четыре тысячи квадратных метров, на которых располагался сад и небольшое, на пять лунок, поле для гольфа. По краям владений стояли два дома, в которых Каламатиано селил своих гостей, рядом с ними находились теннисный корт и два бассейна — открытый и закрытый.
Элегантный дворецкий в черной визитке, стоявший у въезда, поспешил к «роллс-ройсу» и открыл дверцу.
— Прошу вас следовать за мной, госпожа Брукс.
Через просторный холл с четырехметровым потолком Афдера прошла в большую комнату с окном во всю стену, за которым виднелся сад. Это помещение служило одновременно кабинетом и гостиной. На полках и в витринах лежали ценнейшие предметы, которые относились к разным странам и эпохам: доколумбовой Америке, Египту эпохи Птолемеев, Древнему Риму, Византии, Вавилону. Здесь были глиняные сосуды, монеты, хрустальные украшения, даже ткани.
Внимание Афдеры привлекли черная гранитная статуэтка периода Среднего царства и золотое изваяние Исиды, кормящей грудью Гора.
— Вам нравится?
Афдера обернулась. Перед ней стоял Каламатиано.
— Конечно. Они прекрасны, — искренне похвалила девушка, в голове которой постоянно всплывали слова из бабушкиного дневника:
«Кто бы ты ни был, Каламатиано станет внимательно изучать тебя. Он захочет узнать, кто ты такой, что тебе известно об искусстве, какой у тебя характер, насколько обширны твои знания. Чаще всего у Василиса довольно приветливый вид, несмотря на пиратскую повязку. Но его лицо способно принимать разные выражения. Это помогло ему стать хорошим коммерсантом».
— Не хотите ли кофе по-гречески?
— Да, благодарю вас.
Дворецкий вскоре принес две чашки черного, горького, густого напитка. Для Грека это была стадия изучения. После кофе настала стадия сближения, когда торговец поведал гостье кое-что о своем детстве. За ней следовала стадия вопросов. Каламатиано хотел выяснить, что же от него нужно.
— Моя бабушка была вашей горячей поклонницей, — сказала Афдера в надежде растопить лед.
— Я отвечал ей взаимностью. С ее смертью наш бизнес лишился одного из самых опытных участников и, может быть, единственного честного человека. — Грек налил себе еще кофе.
— Как вы занялись всем этим?
— Бабушка не рассказывала вам?
— Нет.
— Происхождение у меня самое простое. Мои предки были пиратами, наемными убийцами, шпионами на службе у сильных мира сего, — сказал Каламатиано, показав на картину. — Вот этот портрет написал Боттичелли, когда жил при дворе Лоренцо Медичи. На нем изображен Ксенофон Каламатиано.
Предок торговца выглядел весьма свирепо. Многочисленные шрамы на его лице явно были получены в сражениях.
— Ксенофон родился на острове близ Пелопоннеса, — продолжил Грек. — Говорят, он был монахом- доминиканцем, но решил скинуть рясу и заняться благородным ремеслом убийцы, шпиона и отравителя, которое в совершенстве освоил при дворе юного османского султана Мехмета Второго. Ксенофон изучал трактаты греческого ученого Диоскорида. Это были первые сочинения, посвященные ядам и их использованию в военных целях. Он выяснил, что черная чемерица, она же рождественская роза, а также белая чемерица — совершенно безвредные растения. Но если их истолочь в ступке и подвергнуть перегонке, то они образуют опаснейшее вещество, способное вызвать мгновенную смерть. Султан отпустил его служить при дворе Медичи. Бывший монах с первого же дня, проведенного во Флоренции, стал грозной тенью Лоренцо, его глазами и ушами в простонародных кварталах и его карающей рукой. С тех пор мои предки занимались пиратством, воровством, незаконной торговлей, в том числе древностями. Правда, со временем они стали обучаться в лучших английских и швейцарских колледжах, — широко улыбнулся Каламатиано.
— Бабушка говорила, что вы лучше всех знаете древности и все то, что связано с торговлей ими.
