— Что же вы скажете нам в ответ, друзья иноземцы? — спросил он у Дмитрия Борисовича. — Я рассказал вам все. И мы с Варканом хотим знать, какой путь вы выбираете.
Археолог удивленно посмотрел на него.
— Как это, какой путь мы выбираем? — переспросил он.
— Хотите ли вы быть вместе с нами или останетесь в стороне? Ведь это ваше право, друзья чужеземцы, мы понимаем…
— Друг Ронис, — мягко, но выразительно проговорил Дмитрий Борисович, — тут не о чем рассуждать. Перед нами только один путь — с вами, с угнетенными, против старейшин и вещунов. Правда, Артем?
Юноша молча взял руки Варкана и Рониса и крепко пожал их. Это был хоть и молчаливый, но очень красноречивый ответ и подтверждение слов Дмитрия Борисовича. И впервые за все время этой долгой беседы в лесу молодой скиф не опустил голову, как делал он это раньше, словно озабоченный тем, что ему неясны, неизвестны намерения его новых друзей. Теперь Варкан смотрел прямо в глаза Артема, смотрел с такой же искренней любовью и уважением, какими светился и взгляд юноши. Теперь все стало на свои места…
Артем весело усмехнулся.
— Скажите Варкану, Дмитрий Борисович, — попросил он, — что все разговоры по этому поводу можно считать исчерпанными. Все ясно! Эх, дорогой побратим, даже обидно, что ты сомневался в нас! Погодите, Дмитрий Борисович, этого уже не надо переводить. Лучше спросите вот о чем. Насколько я понимаю, у них в становище немало союзников. Не могли бы они помочь Ивану Семеновичу и Лиде сбежать от Дорбатая? Вчетвером мы могли бы принести больше пользы делу, не говоря уже о том, что сейчас мы не можем быть спокойными за них ни минуты.
Выслушав перевод Дмитрия Борисовича, Варкан вопросительно посмотрел на Рониса. Грек решительно покачал головой.
— Об этом сейчас, к сожалению, нельзя и думать, — ответил он твердо. — Неужели ваш друг полагает, что мы с Варканом и сами не хотели бы сделать именно так? Но не время!
— Почему?
— Поймите, вещуны так внимательно охраняют ваших товарищей, что никто не смог бы даже подойти к кибитке, где они все время находятся. Заметьте, что Дорбатай очень беспокоится, он считает, что мы с вами можем сделать такую попытку. Пойти на это — значило бы делать именно так, как он предполагает. Разумно ли было бы это?
Артем хмуро молчал. Да, Ронис был прав, он хорошо оценил положение…
— Освободить ваших товарищей, — продолжал Ронис, — можно будет, как я думаю, только значительно позднее, во время восстания. Или, быть может, накануне, когда внимание вещунов ослабится.
— Хорошо, я понимаю, — грустно согласился Артем, — но когда же начнется это восстание? Ведь и Варкан и Ронис говорят, что они давно уже готовят его. Почему оно откладывается? Разве теперь, после предательского убийства Сколота, не пришло время раскрыть скифам глаза на подлую игру Дорбатая и знати?
— Есть несколько причин, по которым нельзя сейчас начинать восстание, — сказал в ответ Ронис.
— Какие причины? — не унимался Артем. — Ведь Ронис сам сказал, что недовольство среди рабов и охотников, среди скотоводов достигло предела. Чего же еще ждать?
— Точно так говорили и те горячие люди, которые преждевременно подняли восстание, — хмуро ответил Ронис. — Они жестоко поплатились за свою горячность. Вы сами видели последствия их легкомыслия…
Артем опустил голову: слишком уж убедительно говорил этот умный грек.
— Нам нужно пополнить запасы оружия, — продолжал Ронис. — Его у нас очень мало, а враги хорошо вооружены. К тому же страх перед восстанием сплотил вещунов, старейшин, богатеев, а это большая сила…
— Ну и что из этого? — снова вспыхнул Артем. — Разве народ не сильнее? Надо только объединить его! А это зависит от вас самих. Стоит только все разъяснить людям, раскрыть глаза на подлость Дорбатая, рассказать, как он отравил Сколота, вооружить народ, поднять его, зажечь… тогда победа будет обеспечена, это ясно!
Ронис внимательно посмотрел на юношу. Должно быть, греку понравилась горячность молодого чужестранца.
— Все это правильно, — проговорил он после паузы. — Но именно теперь не следует начинать решительных действий. Вы сами убедились, что скифы еще находятся под большим влиянием Дорбатая. Вещун хорошо сыграл свою роль, и скифы не сразу поверят, что это он убил Сколота и боги тут ни при чем. Но, уверяю, вскоре все изменится…
— Когда именно?
— Это зависит от того, когда племя тронется в траурное путешествие. Известно ли вам, что скифских вождей принято хоронить в священной местности? Эта местность называется…
— Герры! — воскликнул Дмитрий Борисович, вспомнив описание церемонии похорон скифских вождей у Геродота. Да, да, своих выдающихся вождей скифы хоронили в Геррах — в местности, дорогу к которой, кроме самих скифов, никто не знал. Не эти ли именно Герры имел в виду скифский вождь Иданфирс, когда издевательски советовал персидскому царю Дарию отыскать гробницы скифских вождей? Впрочем, в Геррах хоронили только так называемых «царских скифов» — вождей самого могущественного племени причерноморских кочевников. Так утверждал Геродот. Мог ли претендовать на такой почет вождь сравнительно небольшого племени сколотов? Но, может быть, они и были потомками племени «царских скифов»?
Ронис с удивлением уставился на чужеземца, не понимая, откуда он может знать тайну Герр.
— Да, это Герры. Мало кто знает, где именно они расположены. Но известно, что там протекает река Борисфенес.
— Наш Днепр… — тихо шепнул Артему Дмитрий Борисович.
Ронис продолжал:
— Сегодня приступают к бальзамированию тела Сколота. Через несколько дней становище снимется с места и отправится в траурный путь. Вместе со всеми двинутся и рабы. Потому что во время похорон в Геррах будут совершаться большие церемонии с человеческими жертвоприношениями, и Дорбатаю надо иметь большой запас рабов для этих жертв.
Ронис умолк, печально опустив голову. Помолчав немного, он заговорил снова:
— Дорбатай принесет в жертву богам невинных людей, чтобы заставить скифов бояться… Нет, не богов, а его самого!
— Может случиться так, что ему не удастся сделать этого, Ронис, — сказал Варкан.
— Я тоже надеюсь, — ответил грек. — Ведь именно тогда, когда процессия прибудет в Герры, должно начаться восстание…
У Артема загорелись глаза: наконец-то он услышал нечто определенное!
— Видите ли, — продолжал Ронис, — во время траурного путешествия друзья Варкана успеют рассказать все, что нужно, охотникам и скотоводам, на которых можно положиться. А мои товарищи сделают все необходимое среди невольников. Тем временем лагерь Дорбатая и старейшин значительно ослабеет, так как во время путешествия скифские семьи неминуемо перемешаются и знать не будет такой объединенной. Повстанцам будет легче действовать еще и потому, что Дорбатай не встретит за это время никакого сопротивления и сочтет, что все утихомирилось.
…Артем с уважением глядел на Рониса, слушая его план. Этот невысокий сдержанный человек с манерами интеллигента все больше и больше нравился юноше. План Рониса учитывал решительно все. Каждый шаг был взвешен и всесторонне обдуман. В нем не оставалось места неосторожности, легкомыслию, увлеченности, которые могли бы повредить делу. И понятно, почему Варкан полностью поддерживал своего друга. Действительно, это было прекрасным, редким объединением: отвага и бесстрашие молодого скифского воина и взвешенная предусмотрительность сдержанного грека.
Артема беспокоило только одно — как бы Дорбатай не вздумал до начала восстания избавиться от
