микронов. Всего было обнаружено пять видов таких водорослей, из которых четыре похожи на земные, а один решительно отличается от известных на Земле видов. Профессор Бернал считает, что мыслимы две гипотезы, объясняющие эту удивительную находку. Согласно первой, метеорит некогда был выброшен с поверхности какой-то планеты, на которой существовала жизнь. Значительно интереснее вторая его гипотеза. Некогда, предполагает Бернал, вместе с пылью при вулканическом извержении в межпланетное пространство могли быть выброшены микроорганизмы и споры. Блуждая в Солнечной системе, такие пылинки прилипли к какому-нибудь метеориту и вместе с ним попали на Землю…»
— Не знаю, мне кажется, что, наоборот, интереснее первая гипотеза, — задумчиво сказал Клайд.
Он смотрел на совсем уже ночное небо и с новым, неизведанным еще интересом вглядывался в привычные узоры созвездий. Вот эта, например, яркая звезда, меряющая неспокойным голубоватым светом: кто знает, может быть, она представляет собою затерянное в глубинах Вселенной иное Солнце, вокруг которого вращаются неведомые планеты… и среди них есть одна, где существует жизнь… и метеорит, найденный ими, был каким-то образом выброшен с нее… Бог мой, а сколько же может быть таких планет на далеком небе! Тысячи, миллионы, миллиарды!..
— И мне думается, что первая более интересна, — ответил Джеймс. Он проследил взглядом, куда были направлены глаза Клайда, и вдруг заметил: — А у тебя тоже бывает так, Клайд?
— Что именно?
— Ну вот когда ты смотришь на небо и начинаешь раздумывать о том, как бесконечна Вселенная, и нет у нее ни конца ни края, и сколько ни смотри, везде рассыпаны звезды, и дальше звезды, и еще дальше… то у тебя начинает кружиться голова. Просто в голове какой-то туман, и уже ничего нельзя сообразить, все путается… Или это бывает только у меня?
Голос Коротышки звучал удивительно беспомощно, как у запутавшегося ребенка, который с изумлением и страхом смотрит на непонятные, необъяснимые для него явления.
Клайд снова посмотрел на небо, пробуя представить себе то, что говорил Джеймс, эту поразительную бесконечность Вселенной и глубину, из которой долетают до него маленькие лучики звезд, и широту, наполненную сиянием неисчислимых созвездий. Он вздрогнул: действительно кружится голова!
— Нет, это не только у тебя, Коротышка, — ответил он убежденно. — Это, наверно, у всех. Понимаешь, слишком уж велик мир… а человек в нем такой крохотный, такой ничтожный… И пожалуй, самое поразительное то. что такое маленькое существо, как человек, считает себя всегда самым центром Вселенной: все происходит только для него: и солнце светит для него, и звезды… А сам-то он ведь прямо ничто! Как поймешь это, как сообразишь, насколько велик весь мир, так волей-неволей и закружится голова.
Фред неожиданно зашевелился, будто проснулся.
— Опять вы занялись теоретическими разговорами? — недовольно проговорил он. — Пошла такая заумь, что и в самом деле может закружиться голова. Охота вам мозги сушить: «бесконечность, Вселенная»!.. Коротышка, давай дальше, про твою плесень, а то так и заснуть можно…
— Что ты, кажется, уже и сделал, — отметил между прочим Клайд, неохотно возвращаясь к действительности.
Фред фыркнул, но промолчал.
— Вот еще один пример, — снова заговорил Джеймс Марчи без особенного пыла, как по обязанности. Перед этим он внимательно, как бы недоверчиво смотрел на Фреда, будто удивляясь, что ему может казаться неинтересным их разговор с Клайдом. Потом он чуть-чуть, очень деликатно пожал плечами и вернулся к теме. — Это тоже из журнала, слушайте. «Микроорганизмы из космоса живут и сейчас, сегодня, в одной из лабораторий Геологического управления Соединенных Штатов. Здесь, в термостатах с неизменной и наиболее благоприятной температурой им предоставлена жилищная площадь в виде нескольких чашек Петри с питательной средой. Их предки прилетели на Землю из межпланетного пространства внутри большого метеорита, известного под именем Муррейского. Стремясь найти следы жизни в космических объектах, научный сотрудник Геологического управления микробиолог доктор Сислер отбил кусок этого метеорита…»
— Совсем как ты, Коротышка, — с удовлетворением заметил Клайд. — Ну и умница!
— Ничего особенного, — отмахнулся Джеймс. — Да, так вот: «Он раздробил его внутреннюю часть, не подвергавшуюся воздействию высокой температуры, возникшей при полете сквозь атмосферу, и „поселил“ полученную пыль на питательный студень. Вскоре после посева на поверхности студня среди безжизненных каменных пылинок появились и стали расти колонии живых клеток — организмов внеземного происхождения. С тысяча девятьсот шестьдесят первого года, времени первоначального посева пыли, эти колонии развиваются дальше и дальше уже в земных условиях».
— А ты, Коротышка, не раздроблял внутреннюю часть твоего метеорита, — заметил внимательно на этот раз слушавший Фред Стапльтон.
— Зачем же мне было это делать, если плесень была прямо на изломе осколка? — резонно возразил Джеймс. — Я ее просто пересадил. И, заметь, она растет! Кстати, неплохо бы посмотреть, как она там, — вдруг забеспокоился он.
— Успеешь, успеешь. Есть у тебя что-нибудь еще? — настойчиво осведомился Фред.
— Да, успеешь, — озабоченно пробормотал Джеймс. — А вдруг там что-нибудь новое?.. Ну ладно, у меня осталось немного. Вот еще интересные сведения, на этот раз уже из Советской России…
— Большевики тоже занимаются этим? — искренне поразился Фред.
— А почему бы и нет? — возразил Клайд. — Делают же они ракеты, спутники и запускают космонавтов в межпланетное пространство.
— Ну, это все для пропаганды, — отмахнулся Фред. — А что большевики занимаются наукой — впервые слышу!
— Если они делают ракеты и запускают космонавтов, то тут, видишь ли, без науки не обойдешься, — вразумительно сказал Джеймс.
— Будем еще об этом спорить! — воскликнул Фред. — Ты мне про плесень давай!
— Так вот о чем тут речь, — начал Джеймс, дымя трубкой. — «Ученые из Туркменистана Байриев и Мамедов провели в тысяча девятьсот шестидесятом году очень интересный эксперимент с обломками Сихотэ-Алинского метеорита, упавшего на Землю в тысяча девятьсот сорок седьмом году. Они также раздробили один из осколков и посеяли полученную пыль в питательный бульон. После вторых суток в бульоне появилась едва заметная тонкая микропленка. Под микроскопом было установлено, что в ней находятся подвижные микробы, живые существа из космоса. Они похожи на так называемые озокеритовые палочки. Ученые назвали их „метеоритные палочки“. Они выделяют жироподобное вещество матово-белого цвета с особым блеском. А их колонии образуют даже генеративные нити, отчетливо заметные под микроскопом. Метеоритные палочки продолжают успешно развиваться уже во многих поколениях». Следовательно, — заключил Джеймс, — находка живых микроорганизмов в метеоритах вовсе не исключительна, что я и хотел вам доказать.
8
У костра воцарилось молчание. Прогоравшие ветки покрывались серой золой, под которой все еще просвечивали багровые жаркие угли. От леса надвигалась заметная прохлада, будто деревья влажно дышали медленно распространявшимся холодком. И небо, казалось, опустилось ниже и глубже, раскрыв темно-синюю чашу над лесом и склонами, откуда все так же безумолчно журчала вода безымянной речушки. Только теперь это журчание стало намного слышнее, будто речушка приблизилась к костру. От зенита к горизонту промелькнула яркая, огненная линия. Она прочертила все небо, как неожиданно возникшая ракета, и так же неожиданно закончила свой путь за темным лесом.
— Тоже метеорит, — тихо сказал Клайд. — И может быть, тоже с какими-то космическими микроорганизмами, а, Джеймс, как ты думаешь?
— Что я могу думать? — так же вполголоса ответил тот, не отрывая взгляда от неба, словно стремясь все еще увидеть какой-то след промелькнувшей огненной линии. — Это происходит не по расписанию. Тем
