вежливо пояснял издателям, что всякая попытка обойти цензуру будет пресекаться самым жестким образом. Большинство правильно поняло его, но до некоторых все доходит не сразу. Поэтому пока выпускаются лишь девять газет. Эфир представлял собой известную трудность, но Шу составил программы того, что и как следует говорить на африкаанс. Несмотря на отлаженный порядок, мрачные предчувствия не оставляли его.
Газета «Африканер» захотела опубликовать крошечную статью, в которой обосновывался тезис о том, что африканеру аморально покупать у неафриканера. Автор, Доминее В.К. Стрейдом, безуспешно пытался доказать, что это рассуждения чисто богословского характера.
Африканеры – сложный народ. В ответ на утверждение, что белое – это белое, они начинали доказывать, что белое – черное или, как минимум, серое, и дальнейшее ведение дискуссии требовало высокого умения. «Вы должны понимать, что африканеры в национально-политическом контексте…» Все верно, но что-то в Стрейдоме настораживало.
Старший цензор прослужил в этом ведомстве тридцать один год из сорока девяти прожитых на свете. Он. был уверен в себе и доверял прежде всего собственной интуиции.
Что-то в нем чувствовалось фальшивое… Шу набрал номер Реттальи.
– Значит, это и есть разведка, – сказал Санмар-тин, шагая по взлетно-посадочной полосе рядом с Реттальей. – Что-то мне время не нравится.
Ретталья улыбнулся. Форма у него была отлично сшита, заметил Санмартин.
– Лягушек легче ловить в пруду на фонарь. Меньше хлопот. Ты вернешься в Йоханнесбург к утру, причем помудревшим. А что ты думаешь о «Коффи-хейсе»?
– Так себе.
– Рауль, в Токио такого не купишь за кучу денег, – сказал Ретталья обиженным тоном и бросил Санмартину пачку сигарет.
– Что это?
– Мелкие деньги.
– Я не курю, – сказал Санмартин, разглядывая пачку.
– Как сигареты они достаточно паршивые. Но когда «ЮСС» начала фокусничать с валютой и та словно сквозь землю провалилась, пришлось придумать какой-то эквивалент денег.
– Но ты же платил обычными деньгами, – заметил Санмартин.
– Я – да… Через неделю адмирал объявит о переменах.
Санмартин изобразил средним и указательным пальцами правой руки ножницы.
– И три минуты спустя весь штат «ЮСС» не будет стоить выеденного яйца. В моем городе многие пострадают от этого.
– Я хотел бы, чтобы ты и Варяг, – сказал Ретталья, – завели тут друзей после этого.
У входа Ретталья остановился и предупредил Санмартина:
– Пока не очутишься в звуконепроницаемом помещении, веди себя тихо. Работа займет, возможно, несколько часов, так что перед возвращением можешь выпить чашечку кофе.
Санмартин с отвращением поежился.
– Ничего, кроме чая. – Он последовал за Ретта-льей внутрь здания, потом спустился. – В этих твоих застенках запросто приобретешь клаустрофобию, – заметил он.
– Зато столько преимуществ. – Ретталья остановился перед массивной металлической дверью. – Милости просим. И – оставь надежду всяк сюда входящий. – Он сделал знак, чтобы Санмартин проходил.
В помещении сидел привязанный к стулу мужчина. Голова его была закрыта черным колпаком. Ретталья кивнул.
– Это Терон. Школьный учитель. Он из «братьев», низшего звена, – сообщил Ретталья, отвернувшись от пленника. – А это сержант разведки Менсиес. Сержант, позвольте узнать, он сейчас под воздействием инъекции?
– Мы можем привести клиента в чувство в любой момент, когда пожелает майор, – ответил Менсиес, следя за Симадзу, который был здесь старшим.
– Великолепно. Пожалуйста, держите меня в курсе, – приказал Ретталья и остановился у мониторов, контролирующих физическое состояние пленника.
– Мне кажется, дыхание клиента становится прерывистым. Ваше мнение, сержант?
– Полностью согласен с вами, уважаемый майор. Однако хотел бы, с вашего позволения, предположить, что подобные вещи не выходят за рамки допустимого. Вводить сейчас стимулирующее средство было бы нецелесообразно, – произнес Симадзу.
– Вполне согласен с вами, сержант. Никаких стимуляторов. Но пожалуйста, позаботьтесь, чтобы кислородная маска находилась поблизости. Будет крайне неприятно, если он отправится к праотцам, – наставительно сказал Ретталья.
– Предложение майора весьма ценно. Сделаем, как будет угодно майору. Должен сообщить, вас искал главный цензор и просил связаться с ним.
Ретталья кивнул и обратился к Санмартину:
– Надо мне пойти на медицинские курсы, как ты думаешь?
– Все это – как из старинного фильма, – сказал Санмартин. – Что это вы там ему впрыскиваете?
Ретталья заметно помрачнел.
– В основном серотонин и скополамин. Возможно, еще иботеническая кислота и кое-какие другие снадобья, состав определяю не я. Одно могу сказать: действует.
– А я думал, что полоумные ученые всегда говорят жертве, что ей вкалывают.
– Это в кино. Иногда имеет смысл сказать, но вообще-то такая информация засекречена и мы не можем раскрывать ее перед клиентом.
– Я не про то.
– Это непростая игра, Рауль. Правда – такая хрупкая вещь. Во время нашего небольшого разговора клиент попытается сказать нам только то, что ему хочется. И мы пытаемся сделать то же самое. Для того чтобы в результате возникло взаимопонимание, нужно воспользоваться маленькими обманами, как это обычно случается в повседневных контактах. – Ретталья улыбнулся и провел рукой по редеющим волосам. – Не будь их, зачем были бы нужны офицеры разведки?
– Действительно. И что – никаких хлыстов и клещей?
– Ну что ты! Мы стараемся вести дело профессионально.
В разговор вмешался Симадзу, но сделал это весьма тактично:
– Уважаемый майор, с вашего позволения… Клиент начинает приходить в себя. Я считаю, что сейчас – самое время начинать.
– Приступайте, сержант, Рауль!
– Я вернусь через час или около того.
– Прекрасно. Чао.
– Чао.
Четыре часа спустя Ретталья застал Санмартина спящим.
– Рауль, ты живой? Пора идти обратно. Санмартин потянулся.
– Если я умер, могли бы прислать мне ангела поприличнее. Ну и как прошло?
– В лучшем виде. У нас было девятнадцать имен и еще три-четыре под вопросом. Этот Терон шепелявит, но мы разобрались в том, что он говорил. Думаю, у нас есть глава их окружной наблюдательной комиссии, священник по фамилии Сниман.
– Хорошо бы еще и понять, о чем ты… А какую легенду ты предложил Янни Терону, чтобы он раскололся?
– Он повредил шею в дорожной аварии. С кем из друзей связаться? Кого предупредить?
– А почему нет? При такой дозе он поверил бы, что он сам Махди[11] .
– Ну и дальше?
– Мы положим его в постель, а «друзья» обязательно придут.
– Да, ты далеко не благотворительностью занимаешься.
