– Есть вещи, которые не можете сделать ни ты, ни Палач, ни Полярник. Это мой народ, а я такова, какой меня сделали Альберт, Антон, мой дед и ты тоже. Я солдат, хотя и не ношу оружия. Мы не можем этого избежать. – Она погладила Мужа по щеке. – Пожалуйста, Рауль, не делай все хуже, чем есть. Я и так очень боюсь.
Санмартин закрыл глаза. Благодаря урокам старшего сержанта разведслужбы Шимацу они оба знали, что такое подвергаться допросу.
– Я понимаю, Рауль, что мой способ борьбы – без насилия – никогда не подействует на людей вроде Суми и Мацудаиры, но и ваш способ ни к чему не приведет, если мой народ – весь до единого человека – не поймет вас. Я должна им объяснить.
– Я их всех ненавижу!
– Пожалуйста, пойми, Рауль. Кто-то должен это сделать. А если нам каким-то образом удастся пережить плен, – продолжила она, – я хочу только одного. Я устала быть внучкой Хендрика Пинаара, мадам спикер, правой рукой хеэра президента и женой заместителя командира батальона. Некоторое время я хочу пробыть просто Ханной – женой Рауля и матерью Хендрики. И если это потребует сверхособого разрешения Антона Верещагина, Альберта Бейерса и даже самого Господа Всемогущего, то мы должны заплатить за него любую цену.
– Прости. – Голос Санмартина смягчился. – Понимаю, что наш брак был не из удачных.
– Он удачнее большинства других, – отозвалась Брувер, щелкнув мужа по носу. – Помни только хорошее. Например, ресторан, куда ты однажды меня повел.
– Die Koffiehuis?[25]
– Потом меня спросили, правду ли ты говорил, пригрозив, что сожжешь заведение, если еда будет скверной.
– Может, и правду. Я так нервничал.
– И ты и я. А сейчас мы оба нервничаем снова. Обними меня.
Санмартин повиновался.
– С кем ты об этом говорила? – спросил он.
– С Альбертом и Антоном. – Она прижала пальцы к его рту. – Они оба согласились, что это единственный выход. Я знаю, что если бы сначала обратилась к тебе, то никогда не смогла бы повторить. Антон считает, что чем скорее я отправлюсь туда, тем больше у нас будет шансов. Я не успела повидать Ханса, Катерину и Исаака, поэтому расскажи им все сам.
Хотя Брувер и потрясла первая встреча с чернокожим, потом она очень привязалась к Исааку Ваньяу и была единственным человеком, называвшим Кашу Владимировну ее настоящим именем Катерина.
Санмартин попытался что-то сказать, но Брувер остановила его.
– Тише! Тимо знает, что мы не будем отвечать на вызовы. Я предупредила его, что следующие пять часов у нас выходной.
Ожидая самолет, который должен был вывезти ее с гор, Брувер внесла в свою записную книжку два стиха из Евангелия: «Иисус был раздет донага пред врагами Его, пытан и умерщвлен» и «Отче Мой, если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем, не как Я хочу, но как Ты».
У Рауля Санмартина за всю жизнь была только одна подружка – в Аргентине, когда ему было пятнадцать. После того как мать отправила его учиться в Императорскую военную академию и была арестована за подстрекательство к мятежу, он несколько раз писал этой девушке, но никогда не получал ответа.
Услышав новость в тот же вечер, адмирал Хории немедленно вызвал Суми.
– Насколько я понял, полковник Суми, вы захватили спикера Ассамблеи Брувер-Санмартин?
– Да, она явилась протестовать против нашей операции с заложниками. Глупо, не так ли? Я уже начал лично ее допрашивать. – Суми отодвинул от себя чашку с рисом. – Она утверждает, что приняла яд, который позволит ей умереть, если мы будем обходиться с ней слишком сурово, но это явная ложь.
– Пожалуйста, прекратите ее допрашивать. Вы не узнаете от нее ничего полезного.
– Пока я был с ней очень мягок. Еще несколько часов…
– Она необычайно упряма.
– Это верно, – согласился Суми.
– С нашей стороны было бы разумно освободить ее, – настаивал Хории. – Пожалуйста, сделайте это.
Суми встретился глазами с адмиралом.
– Сожалею, но не могу выполнить ваше пожелание. Она враг нации, и это дело службы безопасности, а не военных.
Хории пришлось уступить.
Среда (317)
Сидя на металлическом стуле в помещении склада, превращенном в тюремную камеру, Луи Сниман наблюдал за Ханной Брувер, которая переходила от одного заключенного к другому, говоря со всеми по очереди. Сниман разглядел кровоподтеки на ее лице.
Заметив взгляд священника, она подошла к нему.
– Хеэр Сниман.
– Вроу Брувер, – кивнул Сниман. – Пожалуйста, простите, что я не могу встать.
Брувер улыбнулась одним уголком рта.
– Вообще-то когда мы с вами обсуждали роль женщины в обществе, то, очевидно, имели в виду нечто совсем другое.
– Как мой сын? – спросил Сниман, будучи не в силах скрыть тревогу.
– У Яна и Наташи все прекрасно. Рауль говорит, что Ян – превосходный молодой офицер, и вам будет приятно услышать, что он порядком досаждает маньчжурам.
– Слава Богу. – Сниман обратил внимание, что остальные заложники прислушиваются к их разговору. Он с довольным видом откинулся на спинку стула. – Благодарю вас, вроу Брувер. Как вы себя чувствуете?
Брувер скорчила гримасу.
– Полковник Суми старался не оставлять следов. К тому же он спешил. Подозреваю, что этим я обязана адмиралу Хории. – Самой худшей пыткой был электрошок, и ее руки конвульсивно дернулись. – Могу я что- нибудь для вас сделать, хеэр Сниман?
– Да. Пожалуйста, убедите этих дикарей вернуть мне инвалидное кресло.
– Посмотрю, что мне удастся.
Любопытство все-таки одержало верх в Снимане.
– Почему вы здесь?
– Адмиралу Хории нужны заложники.
– Интересно, ценой какой информации можно купить вашу свободу?
Брувер села, смахнув с пола пыль.
– Даже если бы они спрашивали меня только о втором имени моего мужа, и то эта цена была бы слишком высокой. Нам нужно остановить торговлю информацией.
– Это торговля с дьяволом.
– Если ее не прекратить, мы потеряем последние шансы на свободу. Для этого я и прибыла сюда. Конечно, это звучит немного мелодраматично в устах женщины, сидящей на бетонном полу.
– Понимаю, – промолвил Сниман.
– Возможно, вы и в самом деле понимаете, хеэр Сниман. Полагаю, они расстреляют нас через несколько дней.
– Все в руках Божьих.
– Как всегда.
Сниман внимательно посмотрел на нее.
– Вы серьезно? Не знал, что вы верующая.
Брувер хитро улыбнулась.
– Разве святой Павел не говорил, что женщинам в храме следует помалкивать?
– Напомню об этом в следующем письме к вам. Вы очень похожи на вашего деда. Почему вы так добры
