— Успокойтесь, Билл, — мягко сказал ему Гибсон. Он уже достаточно давно знал Маккарти и легко мог распознать состояние своего спутника.
— Зачем же? — спросил Маккарти. — Почему мне надо было сегодня прилетать сюда?
— Речь пойдет об Оливере Мэйсоне.
— Вот как?
— Да. — Гибсон сделал музыку немного громче. — Когда фейерверк окончится, вам придется расстаться с Оливером. Он не может оставаться у «Маккарти и Ллойда».
— Но я считал…
— У меня было два долгих разговора с моим другом из министерства юстиции. Вы знаете, какой властью обладает эта женщина.
— Да. — Маккарти уважительно склонил голову.
— Она заботится об интересах президента, а следовательно, и о ваших.
— Я понимаю.
Гибсон несколько раз моргнул и сжал зубы. Подобная реакция была его ахиллесовой пятой, определенным показателем того, что он чувствует себя неуютно, поэтому он никогда и не поднимется выше заместителя главы администрации. Высшие посты в Вашингтоне предоставлялись лишь тем, кто никогда не выдавал своих чувств, если не хотел их показывать.
— Она снова все обсудила со своим специальным уполномоченным в Нью-Йорке, — пояснил Гибсон, — и хотя он обещал не преследовать Оливера, он не готов позволить Оливеру по-прежнему возглавлять ваш отдел арбитража. Просто потому, что тогда все будет слишком прозрачно. Слишком явное злоупотребление властью. Оливер даже не может оставаться у «Маккарти и Ллойда» и работать над отдельными проектами, как мы с вами говорили. Собственно, ему придется взять долгий отпуск от работы с ценными бумагами и радоваться тому, что он не сидит в федеральной тюрьме.
— Понятно, — сказал Маккарти. — Могу только сказать, что он хороший друг. Он много для меня сделал и много сделал для президента. Некоторые мои пожертвования взяты из денег, добытых мне Оливером.
— Никогда больше не связывайте с этим президента, — уведомил его Гибсон.
Маккарти поднял на него глаза. Он никогда не слышал от Гибсона такого тона.
— Оливер обещал никогда больше не заниматься сделками на основе инсайдерской информации после того, как все окончится, Эндрю, — стал оправдываться Маккарти. — И я ему верю. А если он хоть раз нарушит свое обещание, я лично помогу вам засадить его в тюрьму.
— Это не то, — сказал Гибсон. — Вы тихо отпустите Оливера, как только агнец будет принесен в жертву. Вы отпустите также и Картера Баллока. Собственно, вы навсегда закроете отдел арбитража. Мы говорили о шестимесячном перерыве, чтобы остудить страсти, а потом снова создать отдел, но это исключено.
Маккарти почувствовал, что задыхается. Приказ Гибсона был чреват невообразимыми осложнениями.
— Но…
— Не противьтесь, Билл, — предупредил Гибсон. — Вы должны считать — при том, как все получается — что вам еще очень повезло. Мы уверены: вы не знали, что творится в вашем отделе арбитража, но вы же знаете, как начинаются расследования сделок на основе инсайдерской информации и разрастаются, точно снежный ком, если кому-то вступило в задницу.
Маккарти сник.
— Безусловно, знаю.
Все на Уолл-стрит знали, что скандалы о сделках на основе инсайдерской информации разрастаются быстрее, чем облако от атомного взрыва.
— Это может превратиться в чертову охоту на ведьм, когда люди начнут идти на любые сделки, чтобы уберечь себя, и готовы обвинить любого, на кого им укажут прокуроры, лишь бы спасти свою задницу, независимо от того, обладают они информацией на этих людей или нет. — Гибсон покачал головой. — Может стать по-настоящему худо. Доброе имя невинных людей может быть вывалено в грязи, — зловеще добавил он. — И мы не хотим, чтобы такое случилось с вами. Президент вами дорожит. Как я уже говорил, он всегда будет вас оберегать, но он будет держать это обещание лишь до тех пор, пока вы будете держаться договоренности. Мы же договорились об определенных условиях. И вы должны принять эти условия, в том числе и новые.
— Хорошо. — Маккарти посмотрел в окно. Лимузин снова ехал по Парковой дороге имени Джорджа Вашингтона, направляясь к Национальному аэропорту. Он отчаянно пытался найти выход, но не находил. — Я дам Оливеру солидный пакет в качестве отступного. — Ничего не поделаешь, придется согласиться и принять директиву. Стоит заколебаться, и Гибсон может выйти из игры. — Баллоку тоже.
— Я думаю, это разумно, — сказал Гибсон. — Я рад, что мы утрясли этот вопрос. — Он поднял руку. — Я бы подождал сообщать Оливеру, что он расстается с «Маккарти и Ллойдом». Мне бы не хотелось, чтобы он в этот момент создал нам проблемы.
— О'кей, — покорно согласился Маккарти.
Они снова переехали через мост Ки, и несколько минут спустя лимузин остановился у места высадки пассажиров компании «Дельта». Гибсон попрощался с Маккарти за руку.
— Выше голову, Билл. Все выйдет. Через пару месяцев все вернется в нормальное состояние.
— Я знаю, — пробормотал Маккарти.
— Помните, — крикнул Гибсон, когда шофер уже открыл перед Маккарти дверцу, — никому ни слова про то, что произойдет в Нью-Йорке через пару недель. Надо, сколько возможно, держать это в тайне. Особенно затею в центре. Безопасность и так далее.
— Правильно.
— И еще одно, Билл! — крикнул Гибсон.
— Что?
— Подстригитесь.
Маккарти криво усмехнулся, вспомнив, как он приказал Джею сделать то же самое. И вышел из лимузина, где работал воздушный кондиционер, в удушающую жару. На западе на горизонте маячили черные тучи. Маккарти надеялся, что гроза не задержит его вылета в Нью-Йорк.
Глава 12
Оливер лежал на диване — на том же диване, на котором два-три дня назад они с Эбби разделили грамм кокаина. На лбу его была махровая салфетка, смоченная холодной водой, верхняя пуговка полосатой рубашки была расстегнута, он спустил узел галстука чуть ли не до середины груди, а его мокасины с кисточками валялись на полу. Оливер перевернулся на бок, и салфетка свалилась на пол. Он потянулся, чтобы ее поднять, и застонал.
— Что не так, Оливер?
Кевин О'Ши сидел в кресле-качалке в нескольких футах от дивана и потягивал ледяной чай. Волна жары придавила Нью-Йорк, и, несмотря на наличие кондиционера, в комнате можно было задохнуться.
— Ничего, — мрачно ответил Оливер.
— Да ладно, — не отступался О'Ши. — Скажите, что вас допекает. — Несмотря на то, как вел себя Оливер Мэйсон, он нравился О'Ши.
О'Ши был темно-рыжий, с зелеными глазами и белой кожей. Он был выше шести футов, с широкой грудью, не столь мускулистой теперь, когда ему перевалило за сорок и у него не было времени тренироваться. Да и живот начал выпирать благодаря его пристрастию к макдоналдским чизбургерам — таким путем он снимал стресс от своих новых обязанностей. Он ухватил кожу на талии большим и указательным пальцами, проверяя, помогла ли строжайшая диета, установленная для него последние несколько дней женой. Лицо его помрачнело. Пояс крепче обычного прилегал к талии, а мясистый валик над ним казался еще шире.
