прогулку. Подводники постоянно грубовато подтрунивали друг над другом и даже в самых трудных ситуациях проявляли «истинно германский боевой дух». На самом деле они вели себя совершенно по- другому. Особенно трудно им приходилось в Северном море.
Через два дня сигнальщик заметил вдали две струйки дыма. Командир увеличил резкость мощных цейсовских окуляров, и перед его глазами предстали высокие, чуть скошенные назад трубы и мачты с несколькими торчащими под углом в сорок пять градусов грузовыми стрелами. Нечего было даже и думать о подводной атаке пароходов водоизмещением 18 000 и 22 000 тонн. Субмарина не смогла бы незаметно и достаточно быстро подобраться к ним. Матес решил дождаться темноты и произвести залп в надводном положении. Стрелка часов ползла как черепаха, медленно отмеряя минуты и секунды. На северо-западе, там, где солнце погрузилось в воду, остался чуть искрящийся светлый отблеск.
Лодка на полном ходу развернулась, и силуэты обоих кораблей четко обозначились на горизонте. Кожаные тужурки и свитера уже не спасали от холода. Около полуночи Матес приказал лечь на боевой курс. В центральном посту слышалось только мерное жужжание приборов и напряженное дыхание людей. Кое- кто из них в душе желал лишь как можно скорее выпустить торпеды — пусть даже безрезультатно — и вернуться на базу.
Матес налег грудью на перископ, наводя его на цель, и истерично выкрикнул:
— Первый аппарат, пли!
Стоявшие на мостике почти не ощутили легкий толчок. В центральном посту старшему механику показалось, что секундомер отсчитывал не секунды, а часы — так долго тянулось время. Вскоре уже почти никто не сомневался в том, что они промахнулись. Вряд ли на считавшейся более надежной парогазовой торпеде «Г-7а» отказал взрыватель.
Командир обвел суровым взглядом застывших, как изваяния, подчиненных и приказал описать круг, чтобы еще раз выйти на боевую позицию. Он был твердо убежден в том, что след торпеды остался незамеченным.
Вскоре нос подлодки был точно направлен на выгнутый мостик транспорта. Командир минно- торпедной части предложил выстрелить одновременно двумя торпедами. Матес одобрительно кивнул в ответ.
— Второй и третий аппараты к залпу готовы!
Торпеды одна за другой вырвались наружу. Им предстояло преодолеть расстояние в 220 метров.
У правого борта судна вровень с мостиком с грохотом поднялся огромный огненный столб. Корабль буквально распался на две части, которые почти сразу же затонули. Командир «У-44» жадно отхлебнул кофе прямо из горлышка термоса и приказал подойти поближе. Среди коротких и крутых волн он не заметил ни одной головы. Значит, никому из команды не удалось спастись.
Лицо Матеса сделалось сосредоточенным и строгим. Он уже прикинул, что сегодня может добиться заветной цифры в 40 000 тонн и тогда Рыцарский крест ему почти гарантирован.
Всю ночь сигнальщики до рези в глазах всматривались в темноту, пытаясь что-нибудь рассмотреть. Лодка непрерывно маневрировала, но так и не сумела обнаружить второй корабль. Когда забрезжил рассвет, стало ясно, что дальнейшие поиски ни к чему не приведут. Пароход, резко изменив курс и увеличив скорость, сумел под покровом ночи уйти от погони.
Последующие несколько дней боевого плавания в Северном море не отличались разнообразием. Отстояв вахту, усталые и насквозь продрогшие моряки валились на койки и засыпали мертвым сном, а их сменщики привычно занимали свои места. Правда, первые два часа на подлодке царило радостное оживление, но постепенно подводники как-то сникли и каждый задумался о своем. Старшина механиков, садясь обедать, процедил сквозь зубы:
— Страшно даже представить себе, что такое тонуть в ледяной воде…
Подчиненные испуганно покосились на него и как-то сразу сникли.
Около пяти часов утра, когда сон особенно крепок, раздался голос сигнальщика:
— Справа по борту вижу верхушки мачт!
— Приготовить корабль к бою! — рявкнул Матес.
Лодка шла параллельным курсом. Расстояние между ней и конвоем сокращалось очень медленно. Наконец командир увидел танкер и сопровождавший его то ли эсминец, то ли корвет. Едва ли не каждые полчаса они то скрывались в волнах, то взлетали на их гребнях. Внезапно эскортный корабль развернулся и, словно гончий пес на добычу, устремился к лодке. Сбылись самые худшие опасения капитан-лейтенанта: их обнаружили.
— Все вниз! Тревога!
Лодка провалилась в пучину, будто тяжело груженный лифт. Инженер-механик направил всех свободных от вахты в носовую часть, чтобы еще больше ускорить погружение. Достигнув сорокаметровой глубины, лодка остановилась.
Первая серия глубинных бомб легла совсем рядом. Мощный удар потряс субмарину. По полу забарабанил град стеклянных осколков.
— Глубже! — прохрипел командир.
Раздирая барабанные перепонки, прогрохотали еще четыре взрыва. Погас свет, но зажглось аварийное освещение.
— Немедленно сообщите о всех повреждениях в центральный пост! — инженер-механик не узнал своего голоса — в горле застрял сухой царапающий ком, губы словно одеревенели.
Оглушительный треск заглушил последние слова. Очередной бомбоудар швырнул лодку в сторону.
— В отсеке вода, — прозвучал в переговорной трубе сдавленный голос.
В кормовой части старший механик почувствовал, что вода дошла ему уже до живота. Он сунул дрожащую руку в карман кожаной тужурки, вынул фонарик и пошарил жидким лучиком вокруг себя. Сквозь рваную дыру в корпусе с бульканьем хлестала вода. Лодка с сильным креном на корму медленно погружалась в бездну. Рядом со старшиной механик в чине ефрейтора с искаженным от ужаса лицом судорожно хватал ртом воздух. Неожиданно он дико завопил и ударил ладонью по крепежной стойке. Старшина механиков все понял, с трудом приподнялся и вынул из зажима тяжелый никелированный пистолет. Щелкнул туго взведенный курок.
— Ну давай, не тяни, стреляй, — глухо пробормотал ефрейтор.
Ствол пистолета два раза дрогнул, повинуясь движениям легшего на спусковой крючок и сотрясаемого мелкой дрожью пальца. Прогремели два выстрела. Тело ефрейтора дернулось и медленно погрузилось в воду.
Старшина механиков отбросил карманный фонарь и провел рукой по доходившей уже до шеи воде. Он зажмурился и поднес пистолет к виску. Грохнул третий выстрел, наступила тишина.
Итоги года
С сентября 1939 года и до конца мая 1940 года потери союзных и нейтральных держав в торговом тоннаже составили 175 000 брутто-регистровых тонн. Однако количество кораблей, плававших под британским флагом, почти не уменьшилось. Это объяснялось, во-первых, позицией членов военного кабинета, сознававших всю уязвимость положения островного государства и потому сразу же после объявления войны Германии принявших решение о размещении за рубежом, главным образом в США, множества заказов на строительство торговых судов. Во-вторых, под юрисдикцию Великобритании временно перешли корабли стран, ставших жертвами гитлеровской агрессии. Достаточно вспомнить, что одна только Норвегия накануне войны обладала торговым флотом общей грузоподъемностью в 4,5 миллиона тонн. Треть из него досталась англичанам, так как экипажи всех норвежских кораблей, находившихся в открытом море, последовали призыву короля Хакона VII и направили их в британские порты.
Поэтому операции германских надводных и подводных сил к лету 1940 года не смогли сколько-нибудь существенно подорвать военную и экономическую мощь Англии. Более того, через девять месяцев
