затянулся и швырнул сигарету в лениво плещущиеся волны.
Показавшиеся на горизонте черные точки ненадолго пропали, потом появились снова и, постепенно разбухая, приобрели очертания субмарин. На черных с веерными релингсами рубках отчетливо просматривались изъеденные морской солью бортовые номера: «У-506» и «У-507».
На следующий день, на рассвете, в небе послышался характерный гул приближающегося самолета. Звук стремительно нарастал, и в атаку на буксировавшие шлюпки подводные лодки пошел бомбардировщик с американскими опознавательными знаками. Один за другим вздыбились огромные водяные столбы, от сильных толчков дернулись стальные тросы.
О воздушном налете командиры субмарин немедленно доложили Деницу. В радиограммах особо подчеркивалось, что бомбежка не причинила лодкам никакого вреда и что все спасенные моряки и бывшие военнопленные итальянцы пересажены на французские корабли.
Налет дал Деницу повод дополнить пресловутый приказ № 154 не менее преступной директивой, которую вскоре стали называть просто «Директива „Лакония“». Суть ее выражалась двумя фразами: «Запрещается принимать какие-либо меры по спасению экипажей потопленных кораблей… Данные меры противоречат элементарным правилам проведения боевых операций».
Командир 5-й флотилии подводных лодок капитан 3-го ранга Мёле немедленно направил в штаб командующего подводным флотом запрос, и один из высокопоставленных офицеров в приватной беседе объяснил ему, что во время рейдов у побережья США было потоплено довольно много кораблей, и если бы заодно погибли бы их команды, у противника не хватило бы экипажей для постоянно спускаемых со стапелей новых судов.
Отныне Мёле, вызывая к себе командиров отправлявшихся на боевое задание субмарин, постоянно приводил им именно этот аргумент и, как правило, говорил в конце инструктажа: «Официально командующий не может открыто приказать вам убивать моряков с торпедированных кораблей, здесь каждый должен действовать так, как велит ему совесть».
Коренной перелом
Ветер неистовствовал, лодки сильно качало, и мостики часто захлестывали волны. Не успевала схлынуть вода, как сверху снова стремительно накатывался огромный вал.
Солнце не показывалось уже несколько недель. Из-за плотно покрывших небо туч вода выглядела свинцово-серой. Облака выбрасывали на головы сигнальщиков потоки дождя и крупные колкие градины. В северной Атлантике на 140 дней осеннего и начально-зимнего периода приходилось 116 штормовых дней.
Число боеспособных субмарин еще более возросло, и Дениц приказал добиваться успехов любой ценой. Если в сентябре тоннаж 98 потопленных кораблей составил 485 000 брутто-регистровых тонн, то в ноябре германские подлодки отправили на дно 119 судов общей грузовместимостью более 700 000 тонн. Согласно сведениям из английских источников, осенью 1942 года их флот понес наибольшие потери за всю войну. Но именно тогда Ставка Верховного Главнокомандования Красной Армии подготовила план наступления, предусматривавший окружение сражавшейся в Сталинграде вражеской группировки.
19 ноября залпы тысяч орудийных стволов и минометов на протяжении почти полутора часов вспарывали воздух, превращая степь в некое подобие лунного ландшафта. Начался второй этап битвы за город на Волге. Войска Юго-Западного и Донского фронтов прорвали оборонительные рубежи гитлеровцев и 23 ноября сомкнули кольцо окружения вокруг 6-й армии. Пятнадцатью днями ранее западные союзники высадились в Северной Африке.
В декабре из штаба подводного флота поступило распоряжение подвергнуть конвой в Атлантике усиленным атакам.
— Эрвин, внимание! Запрашиваю курс! — старший матрос нажал на клавишу переговорного устройства и повторил приказ командира. Он был накрепко привязан линем к перископной тумбе, упирался ногами в релинг и все равно инстинктивно вздрагивал при каждом резком крене лодки. Она переваливалась с боку на бок, взлетала на вершины валов и через несколько секунд вновь падала к их подножиям. Постоянно бившие о мостик и надстройки волны скатывались с них шумными водопадами.
Переговорные устройства были единственными средствами связи между субмаринами, собиравшимися вместе для групповой атаки.
— Внимание, Рихард! Курс триста двадцать градусов. Через два часа поворачиваюсь и ложусь на триста сорок. Как Вольфганг и Адальберт? Конец связи.
— Проклятие! — в сердцах выругался командир. — Тогда нас так качать начнет и слева опять ничего не разглядеть. Меня уже сейчас вот-вот наизнанку вывернет!
Он посмотрел на часы, и в этот момент сбоку сильно ударила волна. В лицо плеснуло ледяной водой, ноги заскользили по накренившейся палубе. Командир намертво вцепился в поручень и зажмурился. Лодка словно замерла на месте, а затем начала медленно выпрямляться. Командир шумно, как тюлень, отфыркивался, сплевывая за борт соленую влагу. Сигнальщики, успевшие вовремя нагнуться, злорадно улыбнулись.
Командир отстегнул страховочный линь, зашел под козырек мостика и, стараясь перекричать вой и грохот, отрывисто бросил стоявшему на вахте второму помощнику:
— Если услышите что-то новое, немедленно сообщите мне!
Он запахнул полы реглана и нырнул в черную пасть люка.
Через два часа лодка изменила курс.
Разгулявшиеся не на шутку волны все время клали субмарину на правый борт, и рулевым приходилось изо всех сил налегать на штурвалы, чтобы вновь поставить ее на киль. Далеко не все члены команды выдерживали качку. Их мутило, они то и дело обессиленно прислонялись к стенкам…
Еще через час в переговорном устройстве приглушенно прозвучали долгожданные слова:
— Говорит Конни! Слушайте все! Конвой в пределах видимости. Позиция сорок три градуса пятьдесят две минуты северной широты, сорок один градус тридцать семь минут западной долготы. Скорость девять узлов. Сильное охранение. Рекомендую временно прекратить все переговоры. Подтвердите прием.
— Подтверждаю! — четко произнес командир в переговорную трубу и, широко расставляя ноги, прошел в центральный пост. Здесь он на несколько секунд замер за спиной штурмана, склонившегося над путевой картой. Затем он пролистал томик лоции, взял циркуль и принялся вместе со штурманом заново рассчитывать направление атаки.
Лодка двигалась параллельно конвою. Над ломкой линией горизонта, словно тонкие иголки, торчали мачты кораблей. Волны с шумным плеском ударяли теперь по корме, ветер набрал еще больше силы, солнце медленно садилось в мертвенно блестевшую воду. В морской дали показались точки, постепенно превратившиеся в мостики и рубки.
— Взять левее!
Силуэты кораблей почти растворились в темноте, и определить дистанцию до них можно было только с помощью прибора ночного видения.
— Полный вперед!
Расстояние до конвоя быстро сократилось, и командир сумел разглядеть почти каждое судно. Транспорты шли посередине, охраняемые с флангов подпрыгивающими между белопенных валов сторожевиками.
— Первый и второй аппараты к бою готовы!
Внезапно прямо перед лодкой взвилась ракета, оставив за собой искристый хвост и озарив призрачным светом нависшие над бурлящей водой облака.
— Справа по борту сторожевик! Идет прямо на нас!
— Тревога!
Командир спрыгнул последним и сразу же опустил над головой крышку люка. Он распорядился выключить все шумно работающие механизмы, и в отсеках воцарилась тишина. Стрелка глубиномера стремительно перескакивала с деления на деление. На глубине в 120 метров лодка замерла. Грохот близких
