шести вечера из комнаты в комнату, примеряя Миркиной дочке все виденные на департаментских молодицах платья, блузки на узеньких шлейках – еврейская девочка из России будет стесняться? – какие-то брюки с черными кожаными заплатами на коленках и ягодицах, – будет стесняться! – Товин мутносеребряный браслет с зеленым камнем, курсы учителей младших классов, курсы дипломированных секретарш, построенную тройками роту десантников с лицом Гади и в красных беретах, с «крылышками» на груди, «Ауди» и «Фиат 127». Себя самого: посмотрел в зеркало у Товиной постели. Бычий бугор лба, нос клубнем, багровый загар раскрытой груда, глаза растворенной сероты – подсвет желтый... Боже, полный милосердия.
Эйлон вылез – размеренный и злой – прошелся у собственной калитки, положил ладонь на переплетение железных узоров,
– Навестите меня, доктор? – Арнон чуть было не потянул Пи-Эйч-Ди за рукав.
– Что, батюшка мой, скукотища заела? – Эйлон даже не улыбнулся, губы его заковало.
– Наоборот. Есть у меня причина взять у вас несколько уроков русского языка.
– Нешто в Московию посылают?
– Доктор Эйлон, Артур – ко мне приехали. Из России.
– Эва... – И на трудовом, новехоньком древнееврейском, – Сестра?!
– Дочь двоюродной сестры, – Арнон и по сей день не помнил степеней родства на Святом Языке. – У маминой сестры были дети... Так что дочь... Хочу сказать... Моя двоюродная сестра уцелела, и ее дочь, оказывается, около двух лет здесь. Завтра пойду к ней. А сегодня – предлагаю небольшой русский вечер. «Смирновка». Есть, говоря по правде, нечего.
Первый стопец они выпили, хвалясь друг перед другом – локоть приподнят, выдох, все до дна! И закашлялись.
Разлили по второй.
– Я полагаю, – сказал доктор Эйлон, – не следует приобретать квартиру по государственным...каналам. Мне рассказывали, что качество строительства отвратительное... Кроме того – в пригороде: будет ей далеко к вам приезжать. Не помню, говорил я, – у меня в Германском Посаде есть двухкомнатная... Поселите ее покуда там – мебель прекрасная, холодильник, плита, телевизор...
– Уж разрешите мне все это ей – купить. Новое. – Арнон разлил водку.
– Я вам как-будто ничего не дарю. Если ей у меня понравится – будем рассчитываться. А то как бы не появилась в газетах статья об одном крупном чиновнике, похитившем у многодетных семей и молодоженов еще одну квартиру для «русских»... Причем сведения эти попадут в газету от ваших же подопечных... Я позавчера слушал передачу на том языке, который вы называете русским. Выступал некто Липский. Ну, я вам скажу... Позвольте, как там было? А! «Сомнительный человеческий материал, который представляют из себя ассимилированные евреи...»
– Пусть говорит, как ему нравится.
– Он уверен, что это вам нравится – поэтому и говорит подобные пакости!
– Вы когда-нибудь пробовали оставить в покое мою службу?.. Артур, водки мы еще выпьем? Или это и все, на что способен сомнительный человеческий материал...
– Арнон, квартиру не покупайте. Купите ей машину, пошлите ее в Ниццу, но не швыряйте деньги в бездонную дыру нашего родного сортира!
– Без этого сортира – утопили бы нас в сортире.
– Блестяще. И в самом деле после таких заявлений американцы начинают рыдать и забрасывать вас тысяче долларовыми купюрами?
– Заткнись.
– А квартиру где купишь?
– Нигде. Поселю мою русскую красавицу у тебя, попрошу небольшую отсрочку. А там глядишь – и платить не придется...
– Так оно и будет.
– За каким чертом мне делать из тебя благодетеля, доктор. Пятый год тебе не дает покоя качество моего русского, а теперь – тебе не дает покоя моя русская племянница. Ей двадцать пять! А из твоей квартиры, как и из тебя самого, труха сыплется! Дохлятина... Ты в армии был? Звание?! Воинский номер?!
– Командир! Ты уже давно превратился в жирную чиновную свинью. Если ты не возьмешь у меня квартиру – лучше не выходи вечером во двор. Я в присутствии твоей племянницы начну говорить с тобой по-российски – но всерьез! – и она сбежит от тебя обратно в Москву!
– Она уже два года живет в Государстве. Уверен, что ей наплевать на антисемитские выкрутасы. О, русский язык! Смирр-но! Рав-няйсь! Еб твою мать!
– Полковник. Ты болван.
– Квартиру возьмешь?
– Артур, тебе опасно пить водку. У тебя заболят все твои печенки-селезенки. Труп ходячий... Артур, к тебе ходят какие-то молодые ребята из Университета – я видел. Парни по высшему классу...
– Ну что ты, Арнон. Это всего лишь жалкие докторанты на факультете сравнительного литературоведения... Есть и философы. Для твоей родственницы необходим преуспевающий молодой взяточник, член Правящей партии.
– Доктор, ты гораздо больший болван, чем я.
А эти твои... докторанты поведут дочь моей двоюродной сестры в Университет... В Университет, – а не в бардак для левых дегенератов!
– Или в молитвенный дом для правых фашистов. Арнон, если ты сию же секунду не поумнеешь – больше шансов тебе не представится. Квартиру возьмешь?
– Куплю.
– Порядок. Купишь у меня?
– Нет выхода.
– Тогда я пойду спать. В случае моей смерти от ночного пьянства с отставным полковником- бюрократом, квартира для твоей племянницы будет потеряна... Разве что ты заставишь друзей из Министерства Вероисповеданий выдать справку в том, что я воскрес.
– Спокойной ночи, квартировладелец. Завтра вечером я приведу к тебе в гости: русские любят искусство, а у тебя, я знаю, висит на стенах всяческая мазня... Будь здоров, ладно?
– За три дня ручаюсь. А потом я тебе не нужен.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Сколько шуму, – а водки и половины не выпили. Куда нам до русских...
Боже, полный милосердия, что Ты еще приготовил для меня, Тайного Советника Арнона Литани?
...Арнон отправил «Смирнофф» обратно в морозилку, за пакеты с горошком; завел будильник наручного трехциферблатного хронометра на семь утра. Подумал – и переставил на восемь. Некуда спешить. Встану в восемь. Выеду – в половине девятого. По дороге куплю подарок и продукты. К одиннадцати часам буду знать, какая дочка у Мирки.
май 1978 – октябрь 1979. Иерусалим.
Художник Марк Байер
Фотография: Людмила Коробицина
<![if !supportFootnotes]>
<![endif]>
<![if !supportFootnotes]> [1]<![endif]> легитраот (искаж. древнееврейский) – до свидания; точнее – свидимся.
