— Вас троих друг на друга поставить — как раз пять аршин и получится, — ответил дед. — Только туда не суйтесь: с фокусами галерея, а с какими, — сам не знаю... Говорили всякое...
Сейчас эти картины прошлого отчетливо припомнились и Васе, и Ереме. И оба разом почувствовали неуверенность и страх. А что, если проход обвалился? И вообще — есть ли он?
— Хватит сидеть! — сердито сказал Вася. — Возвращаться все равно не будем!
— Не будем! — ответил Еремка. — Только, наверно, надо было все-таки дождаться, когда разведчик очнется. Может быть, он как-нибудь по-другому мог карту переслать через фронт.
— Почтой, что ли?
— Ты те сердись, — сказал Еремка. — Я ведь отчего говорю... Просто боязно стало: взяли карту без спроса и вдруг не донесем.
— Надо донести! — оборвал его Вася.
Люба хорошо знала своих односельчан. Васиной сестре — Дарье Прохоровой — можно было сказать всю правду. Ей исполнилось двадцать три года, но выглядела она сорокалетней женщиной. Состарила ее беда, прочно поселившаяся в когда-то дружной и веселой семье. Накануне войны умерла мать. Через год под Москвой погиб отец. В 1942 году сгорел в танке жених Дарьи. А потом оккупация... И будто ушла молодость. Поблекла Дарья, увяла. Жила одной ненавистью к фашистам.
Выслушав Любу, она сказала отрывисто:
— Вечером сведешь меня к раненому. Негоже ему одному оставаться...
С родителями Еремки объясниться было труднее. Особенно с матерью. Не умела она сдерживаться я могла от страха за сына натворить бед. Люба пошла на хитрость. Она сказала, что Еремка на рассвете пошел на Быстрянку ловить раков.
— Еду забрал. Много... — добавила она. — Может, и на ночь останется...
— Что же он вчера ничего не сказал? — подозрительно спросила мать.
— Боялся, что не отпустят, — нашлась девочка. — Меня попросил передать.
Пока Люба улаживала семейные дела, в деревне назревали новые события.
Лейтенанту Мюллеру позвонили из штаба батальона.
— Вы офицер вермахта или алкоголик с задатками кретина? — загремел из трубки начальственный голос. — Вместо того чтобы ловить вражеского разведчика, вы изволили пьянствовать! Нам известно, что он вскочил в машину, а дорога идет через расположение вашей роты! Я спрашиваю: где он?
Мюллер не успел ответить — трубку на другом конце провода бросили. Взбешенный лейтенант швырнул трубку телефонисту. Удивительнее всего было то, что как раз вчера Мюллер не выпил ни рюмки. «Какой подлец донес, да еще наврал? — подумал лейтенант, сжимая кулаки. — Я до тебя доберусь!»
И началось дознание. Мюллер перешерстил всю свою роту и в конце концов узнал, что слух о его вчерашнем пьянстве пошел от патрульных, задержавших ночью сына полицая Стоедова.
Так обнаружилась ловкая выдумка Васи. Лейтенант жил в избе у. Стоедова и знал, что сын полицая никуда ночью не выходил. Значит, это был какой-то другой мальчишка.
— Не иначе как Васька Прохоров, — сказал Стоедов. — Отпетый малый и на выдумку горазд...
В избу к Дарье Прохоровой ворвались два солдата.
— Мальчишка где? — гаркнул один из них.
— А вам-то что за дело! — с нескрываемой ненавистью ответила Дарья, и гитлеровцы почувствовали, что допрашивать ее бесполезно.
Подземный коридор привел Васю и Еремку к колокольне. Здесь он суживался и шел дальше в толстом фундаменте, сложенном из плит дикого камня. Ребята не разговаривали — боялись, что их услышат. Вася двигался впереди. Дойдя до крутого поворота, он осветил одну из плит, отличавшуюся от других железной скобой.
Дед Михей раскрыл пионерам и этот секрет. Если потянуть за скобу, плита повернется — и откроется вход в подвал колокольни.
Вася приложил палец к губам и на цыпочках миновал опасное место.
Коридор свернул влево. Каменный фундамент остался позади. Подземный ход круто устремился вниз. Здесь тоже было сухо, но уже чувствовалось холодное дыхание колодца. Впереди тьма поредела, и ребята остановились у края коридора. До этого места дошли юные спелеологи с дедом Михеем.
Сверху долетали искаженные эхом звуки. Взвизгнул ворот, и вскоре мимо мальчишек промелькнула большая железная бадья. Внизу заплескалась вода, и бадья медленно проплыла обратно.
— Слушай, — шепнул Еремка. — Если мы найдем тот ход и дойдем до своих, то по этому ходу можно целую армию в тыл провести!
— Армию не проведешь, а вот разведчики будут ходить запросто!
— И как мы раньше не додумались!
— Я и говорю: круглые дураки! Мы бы и сейчас не достукали... Мне знаешь что помогло? Разведчик бредил про колокольню и про колодец, а потом — карта еще... Тут я и вспомнил про ход!..
Вася снял узловатую веревку, намотанную вокруг пояса, привязал к круглому каменному выступу, будто нарочно выточенному для веревочной петли, и сказал, готовясь к спуску:
— Ерик! Что бы ни случилось, надо добраться до своих!
Руки и ноги работали с привычной ловкостью. Вася не боялся ни глубины, ни темноты. Он верил, что обнаружит вход в галерею, ведущую к развалинам крепости. Когда его колени, касавшиеся каменной стены колодца, вдруг потеряли опору, Вася не удивился. Сделав еще два перехвата руками, он нащупал ногой острый край нижней галереи, которая выходила в колодец как раз под верхним коридором.
Небольшое усилие — и Вася встал на пол галереи. Он дернул за веревку. Ерема ответил сверху таким же коротким рывком и тоже начал спускаться.
Все остальное произошло в считанные секунды. Завизжал ворот. От этого звука Еремка замер. Только сейчас он сообразил, что может случиться. Он заторопился вниз, лихорадочно перебирая руками веревку. Но тяжелая бадья настигла его, ударила по голове, оглушила. Руки на секунду разжались. В следующее мгновенье он снова сжал пальцы, но схватил пустоту.
Упал он ногами вниз. Холодная вода вытолкнула его на поверхность. Еремка инстинктивно вцепился в край бадьи, которая, накренившись, наполнялась водой. Цепь, прикрепленная к дужке, начала натягиваться.
«Если держаться крепко, — вытащат!» — мелькнула мысль. «Вытащат — и узнают про ход!» — перебила ее другая. Вспомнились брошенные в мальчишеской запальчивости слова: «Я б себе язык откусил!» Они показались наивными, глупыми. «Фашисты и без его языка догадаются! Спустятся в колодец — и конец Васе и всему! Вместо своих по тайному ходу пойдут в тыл враги!»
Бадья отделилась от воды и потащила за собой мальчика. С огромным усилием он разжал пальцы и, погружаясь в ледяную воду, последний раз увидел высоко над головой небесную голубень, просочившуюся между бадьей и каменными стенками...
Долго лежал Вася над колодцем. Он не звал Еремку, не кричал — знал: не поможет. Не плакал. Он лежал, как мертвый. Потом встал, зажег свечу и пошел по галерее.
Он не был так осторожен, как раньше: шагал не глядя под ноги и окончательно пришел в себя только тогда, когда пол дрогнул и стал опускаться. В этот миг он подумал о карте и сделал отчаянный прыжок вперед.
Свеча потухла. Вася зажег ее и осмотрелся. Сзади него на полу почти во всю ширину коридора чернел зазор. Только справа и слева вдоль стен виднелись узкие безопасные обходы. Вероятно, это и был один из «фокусов», о которых предупреждал ребят дед Михей. Когда-то ловушка работала исправно. Каменная плита свободно вращалась вокруг невидимой оси. Стоило наступить на плиту, как она поворачивалась и человек падал вниз — в глубокую яму под полом. Со временем нехитрый механизм попортился. Плита подалась под тяжестью Васи, но не повернулась до конца. Это и спасло его.
Теперь он пошел у самой стены, освещая перед собой каменный пол.
Связной командира разведроты, пожилой солдат Добромамин, прозванный разведчиками Мамкой, нес в солдатском котелке завтрак для капитана Чухнина.