На нем была полинялая кожаная шапка, поверх темного кафтана большая сума с дорожными припасами, в руке метательное копье, за спиной лук и колчан, на боку длинный охотничий нож, у седла тяжелая лесная секира. В нескольких шагах за ним ехал широкоплечий мужчина зрелого возраста, большой лоб и блестящие глаза сообщали ему вид воина. Но одет он был не как ратник: его коротко подстриженные волосы были скрыты под саксонской соломенной шляпой, поверх длинной одежды не было воинской перевязи и за исключением висевшей у седла секиры, которую имеет при себе в глуши каждый путник, не было видно другого оружия; заключая по большому, привязанному к седлу мешку, путешественника можно было принять за торговца. Возле него ехал юноша в такой же одежде и с таким же снаряжением; за спиной у него висел узелок, а в руке была ветка, которой он погонял свою лошадь. По обращению к ним проводника ясно было, что не считал он путников людьми важными: коротко отвечая на вопросы старшего из них, он высоко поднимал голову, и только по временам, когда дорога круто шла вверх или когда путники отставали, он мрачно оглядывался назад, но тотчас отводил взгляд, как от неприятных товарищей. С одного возвышения на другое тянулся трудный путь среди древних сосен по пескам и камням; на почерневшей земле не росло почти ничего, кроме молочая, вереска и темных лесных ягод. Все было тихо, только вороны каркали на вершинах деревьев; знойный воздух был пропитан запахом смолы, и ни одно дуновение ветерка не освежало воспаленных щек. Дорога стала подниматься вверх, и соскочив с коня, юноша нарвал на обочине пучок ягод и дал их всаднику, который поблагодарил молодого человека ласковым взором и начал на латинском языке:
– Не видишь ли конца лесу? Устали кони наши, а солнце склоняется к закату.
– Ствол за стволом, отче, и ни одного светлого луча впереди в лесу.
– Ты не привычен к трудным дорогам, Готфрид, – с участием сказал старший. – Неохотно я взял тебя в пустынную страну и недоволен теперь, что уступил твоим просьбам.
– Но я счастлив, отче, – с веселой улыбкой возразил юноша, – что могу сопутствовать тебе недостойным слугой.
– Юношам всегда приятны странствования, – сказал всадник. – Посмотри на нашего проводника: это могучее дикое дерево, ждущее только прививки.
– Не ласков он с нами.
– Если он неприветлив, то почему он должен оказаться нечестным? Он поклялся Гильдегарде и мне в целости и сохранности провести нас за горы, да и не выглядит он плутом. Но если бы он и оказался таковым, то и в этой глуши нашелся бы кое-кто посильнее него.
И путник наклонил голову.
– Посмотри, он нашел нечто, не позволяющее ему продолжать путь.
Осанка проводника изменилась; выпрямившись, сидел он на коне, приподняв копье, как бы готовясь к нападению.
Незнакомец подъехал к проводнику.
– Имя тебе – Инграм, как я слышал?
– Я Инграбан, туринг, – надменно ответил проводник, – а вот это Ворон, мой конь.
Он потрепал по шее благородное животное, черное как и его крылатый тезка, и под рукой всадника конь заржал и поднял голову.
– Я вижу, что знакомы тебе пути и вдали от родины.
– Часто ездил я гонцом моих соотечественников к графу франков, за Майн.
– Значит, Гильдегарда, вдова графа, издавна благосклонна к тебе?
– Я сражался в дружине ее мужа, когда его убили венды. Гильдегарда женщина добрая, к тому же она печется о моем больном оруженосце.
– Я встретил тебя у одра больного и очень рад, что нашел столь надежного проводника. Что препятствует тебе ехать?
Проводник указал на следы на песке.
– Здесь пронесся целый табун коней, – сказал незнакомец, взглянув на следы.
– Больше трех всадников, и при встрече с ними враждебен будет их привет, – ответил проводник.
– Откуда ты знаешь, что это враги?
– Разве в твоей стране путник ждет ласкового привета в глухомани? – спросил проводник. – Проехавшие здесь были воины; они говорят на чужом языке и принадлежат к племени вендов, что на реке Заале, называемой так сорбами. Далеко рыскают они на конях своих за охотничьей добычей и за стадами скота. Да вот их знак, – и проводник тронул копьем короткую камышовую стрелу с каменным наконечником. – Они пересекли нашу дорогу вслед за последним дождем.
– И ты надеешься провести нас за горы тайно от чужеземцев?
– Было бы у вас мужество, а добрая воля у меня есть. На лесистых холмах мне известна не одна тропа, которой избегают их отряды; советую вам, однако, хранить молчание и держаться неподалеку от моего коня.
Незнакомцы осторожно двинулись вслед за проводником.
Тропинка то спускалась в тихую лесистую долину, то пролегала по болотистой почве и руслу ручья, то снова, на другой стороне, поднималась в лес. Среди высокоствольных буков путники ехали спокойнее по мшистой почве, позолоченной косыми лучами солнца. Но тропинка снова ушла в глубокую долину, и на опушке леса проводник остановился.
– Это долина Идисы, – склонив голову, сказал он, – а вот там течет Идисбах, по направлению к Майну.
Он поехал высокой луговой травой по направлению к броду; переправившись, они свернули на север, вдоль цепи холмов. Пустынно и безлюдно лежала цветущая долина. Порой путники ехали заброшенными пахотными полями; еще видны были борозды, но терновник и колючий дрок стояли на них плотной стеной,
