– Нарост на дверях! Снег пойдешь сгребать!
Долговязый Эгон откладывает карты и вперяет взгляд в мастера у прилавка.
– Продолжим игру, крестьянин! – подталкивает его косоглазый партнер.
– Король пик! – говорит Эгон слабым голосом, не отрывая глаз от мастера.
– Да, женщина, хотя бы сгребать снег. Но то, что небо дает тебе от своей щедрости, правительство забирает по своей злобе. Ты разве не слышала, женщина? О горах мусора, которые не дадут возможности сгребать снег с дорог. Новые налоги – в пользу сборщиков податей и пустой правительственной кассы. Ему, правительству, наплевать на то, что снег будет горами лежать на дорогах.
– Твое здоровье, Пауле!
– Твое здоровье, мастер!
Теперь и косоглазый игрок откладывает карты и смотрит испуганным взглядом на одноглазого вещателя.
– Иисусе! – всплескивает руками Флора. – Что вы говорите? Не будут убирать снег? Последнюю надежду заберут у людей! А как отпразднуют несчастные бедняки рождественские праздники? Они что, не христиане?
– Что ты всполошилась, женщина? – закатывается хохотом мастер. – Какое дело правительству, как христианские души проведут праздники? Ха-ха-ха, женщина! Ведь и так это правительство продало свою душу сатане и еврею. Свою душу и наши – вкупе с ней. Еврей убивает наши тела, а сатана пожинает наши души и уносит их в преисподнюю! Рюмку, женщина! За упокой германской души! Прозит!
Шенке встает со своего места, подходит к прилавку, горбун – за ним. Косоглазый картежник прислушивается, Эгон бросает мимолетный взгляд на Хейни, сидящего у печки и, видя, что тот далек в своих мыслях отсюда, и стакан его пуст, бежит за косоглазым партнером. И вот, уже многие собрались, напряженно вслушиваясь в весьма разумные слова одноглазого проповедника. Нет большего мудреца, чем тот, кто предсказывает беды, как этот мастер, который испытал много трудностей и бед, и теперь сеет свою мудрость среди людей и сорит деньгами. Пиво течет рекой.
– Пей, дорогой. Да, да, я сказал то, что сказал. Евреи это нарост на теле Германии. Еще стакан, дорогой? И какой выход? Порядок! Должен быть порядок, новый порядок. Прошу угоститься пивом, парень, не надо столько колебаться. Порядок и сильная рука! Сильный человек необходим народу, твое здоровье, дорогой! Сильный лидер, твое здоровье! Что сказал, то и сказал. А снег не уберут. – Хлопает одноглазый мастер по плечу косоглазого картежника. – Не уберут, и все тут! Пей, дружище, и не расстраивайся так сильно. В эти дни люди должны помогать друг другу. И все время, пока в кармане грош, все рабочие – братья.
Число слушателей, пьющих за чужой счет, все увеличивается. Мастер уже успел подружиться со многими. Полные руки Флоры подают бокалы с пивом направо и налево, лицо ее пылает. Бруно извлек сигару изо рта и моет стаканы.
– Пей, дружище, – поддерживает мастер колеблющихся, – торопись, ибо правительство уже готовит налоги на пиво. Таковы дела, господа. От каждой пачки сигарет, одна сигарета в пользу правительства, от каждого бокала пива два глотка для канцлера Брюннинга, чтоб горло его высохло, дружище.
Окружающие его слушатели покатываются со смеху. Одиночки остались сидеть у столиков и не отрывают глаз от окон, за которыми все еще бушует ветер и валит снег. Хейни все еще сидит перед пустым стаканом. Кулаки строителя сжатыми лежат на столе. Мужчина с кепкой набекрень гуляет между столиков с одного края трактира в другой, стуча ботинками по полу и не отрывая взгляда от пива, льющегося беспрерывной струей из крана.
– Сиди спокойно, – приказывает ему строитель, – тебе что, неясно, кто этот старый сутенер?
– Ясно – когда такая скука и отличное пиво бесплатно.
– Кто ты? – вскакивает с места строитель, натыкаясь на стол и рискуя рассыпать спичечный домик. – От имени кого ты явился сюда соблазнять дураков пивом и всякими мерзостными разговорами, а? Кто оделил тебя звонкой монетой – ловить обманом души?
– Кто говорит и от чьего имени? – кудахчет горбун в сторону строителя. – Из сердца нашего он говорит, из плоти нашей!
Голова мастера вертится на тонкой шее. Здоровый глаз поворачивается к строителю. Лицо искривилось и вспотело. Пауле, стоящий рядом, чуть закатывает рукава. Голова его набычилась, готовая к бою.
– А ты кто? – поднимает голос мастер. – И от чьего имени тычешь нос сюда? Я говорю от своего имени. Вопль мой из сердца и из сердец всех. А о сотенках моих я тебе не обязан отчетом. Я не скряга еврей, чтобы спать на своих сотенных. Не так ли, господа?
– Точно так! – поддерживает его Пауле.
– Вернемся к делу, – говорит косоглазый картежник, облизывая пену с бокала с пивом.
Видит строитель нахмуренные взгляды, обращенные на него, видит профиль мастера, одним движением руки смахивает со стола спичечный дом. И выходит из трактира, хлопнув дверью.
– Ушел! – сообщает горбун.
– Итак, господа, – отмахивается одноглазый оратор и продолжает свою речь, – что говорить, топчут маленького человека. Грабят и топчут. Правительство и евреи, банки и денежные мешки. Гадка жизнь в этой нашей особенной стране. Мерзость!
Слова эти, как бумба, падают в дремоту Хейни, и он внезапно вскакивает с места, идет к прилавку и возвышается, огромный и хмурый, перед одноглазым говоруном.
Люди вокруг замирают. Эгон первым отодвигается в сторону. С Хейни опасно вступать в спор.
– Что здесь происходит? – спрашивает Хейни и вперяет прямой взгляд в побледневшее лицо мастера. – О чем и почему ты открываешь здесь свою пасть, а?
Отпрянув от этого огромного рабочего, мастер скашивает на него свой единственный глаз. С приближением Хейни к прилавку, изменилось настроение слушателей, и мастер это мгновенно чувствует. Оборвался смех, прекратилось журчание пива из крана. Рука Флоры отдыхает на закрытом кране. Бруно вернул сигару в рот и пускает клубы дыма. Единственный глаз мастера как бы спрашивает Пауле, тот кивает головой в сторону прилавка.
– Мы беседуем, – говорит мастер, обращаясь к Хейни, – как и все люди беседуют в эти дни. Не так ли, господа?
– Так, – говорит Пауле, – каждый, у кого накопилось в животе, говорит от сердца.
– Пей, товарищ, пей! – подносит мастер бокал Хейни.
– Я тебе не товарищ, – отталкивает Хейни бокал от себя, – не нуждаюсь в твоих угощениях. Флора, стаканчик водки, – Хейни многозначительно, широким жестом достает из кармана кошелек, расширяет грудь и победоносно оглядывает всех. Грязные пресмыкающиеся, он покажет им, кто тут господин в трактире. Он покажет этому старикашке одноглазому, как раскрывать здесь пасть. И Тильде покажет, которая днем и ночью точит его, чтобы не тратил деньги и соблазнялся питьем.
– Еще стаканчик, Флора.
Хейни опустошает стаканчик одним глотком, чувствует теплоту в теле, и снова:
– Еще стаканчик!
Единственный глаз мастера следит за Хейни и усиливает его гнев.
– Ты… – ударяет Хейни по прилавку – зачем пришел сюда, а? Откуда у тебя так много денег – угощать незнакомых людей пивом, а? Откуда, я тебя спрашиваю?
– Откуда? – посмеивается мастер. – Так девственницы спрашивают, когда видят внезапно брюхо толстяка перед своими зубами. Ха-ха-ха!
Все вокруг покатываются от смеха. Даже Хейни поневоле смеется. И уже одноглазый болтун касается его плеча, и единственный его глаз хитро поглядывает. Хейни смеется, сначала колеблясь и сдерживая себя, а затем – в полную силу.
– Еще стаканчик? – спрашивает Флора.
– Наливай, женщина, и не задавай много вопросов? – отвечает ей мастер.
– Убери свои копыта! – с угрозой в голосе кричит ему Хейни. – Не нуждаюсь в твоем доброжелательстве.
Мастер все же подталкивает стакан в руку Хейни, и тот опустошает его, но кошелька своего не
