он вчера начертал на доске, решительно требуя самым точным образом перевести их дома на латынь. Иоанна в то время думала о чем-то постороннем, и теперь торопится выполнить задание. Вокруг нее невероятный шум Толстая Лотхен красит губы пламенным красным цветом, и все девицы окружают ее и громко наперебой дают ей советы, как ей придать губам форму сердечка. И среди всего этого шума внезапно раздается голос Шульце:
– Иоанна Леви, немедленно к директору.
– Иоанна, что ты натворила? Что снова случилось? – окружают ее девочки.
Все полагают, что это связано с тем, что произошло две недели назад у доктора Хох, учительницы алгебры. Вот уже двенадцать лет она ходит в траурных одеждах по жениху, который пал на Мировой войне. Высокая лента связывает ее волосы на затылке по моде, которая была еще тогда, в дни кайзера Вильгельма. Вся она в полосах, как зебра, благодаря черному и белому цвету. Волосы ее черно-белые, лицо белое, одежда черная. Две недели назад доктор Хох забыла учебник по алгебре и попросила его у Иоанны, которая сидит на первой парте. Ничего не подозревая, дала ей Иоанна учебник, но совсем забыла, что днем раньше сидела она в своей комнате за учебником алгебры, и вместо того, чтобы делать уроки, вырезала из коммунистической газеты головы вождей, начиная Лениным и кончая Тельманом, и вложила вырезки в учебник. Можно представить себе выражение лица доктора Хох, когда она увидела коммунистические головы среди алгебраических формул! И так белое ее лицо побелело во много раз сильнее, и, не сказав ни единого слова, взяла она Иоанну за руку, и повела к директору. Только там она тонким требовательным голосом рассказала доктору Гейзе о коммунистических вождях, поселившихся в учебнике алгебры! Нельзя сказать, что директор так же заволновался, как госпожа Хох. Равнодушным движением он извлек эти головы из учебника алгебры, бросил их в ящик своего стола, и, совершив некоторое усилие, строго сказал: «Политика в стенах школы решительно запрещена!» Но тут же перевел разговор на другую тему, и попросил Иоанну завязать шнурки на ботинках. Затем вернул ее на урок алгебры доктора Хох, и на этом для него и инцидент был исчерпан. Для него, но не для несчастной Иоанны. В тот же день она стала известна всей школе, как коммунистка. И учителя и привратник Шульце не раз бросали на нее враждебные взгляды. И, конечно, все они немилосердно критиковали директора школы доктора Гейзе за проявленную к девочке мягкость.
– Пошли уже, тебя там ждут, – говорит привратник Шульце Иоанне.
Как идущая на эшафот, плетется Иоанна за привратником. Ученицы в коридоре смотрят ей вслед. Слышен звонок, перемена закончилась. Она не успела перевести на латынь оставшиеся шесть предложений из двенадцати.
Открывает Шульце двери в кабинет директора, и опять нет конца его изумлению! Высокий гость встает, идет навстречу Иоанне, и кладет руки на е плечи.
– Ты не предполагала встретить меня здесь, Иоанна?
Иоанна стоит, и вся комната кружится вокруг нее и вокруг графа.
– Иоанна, скажи хоть слово, – Оттокар действительно рад видеть эту странную девочку.
– Я… – заикается Иоанна, – я думала, что никогда вас больше не увижу.
– Но почему, Иоанна? Я ведь пригласил тебя в гости.
– Да, пригласили… Но, после того, как она передала свой дом нацистам, я ужасно стыдилась.
– Стыдилась меня? – скульптор убирает руки с ее плеч. – Ты что, подозревала меня?
– Нет, нет, не подозревала. Только стыдилась. Все эти дня у меня не проходит этот стыд.
– У меня тоже, Иоанна. Но прийти и проведать меня ты можешь, ведь мы же оба этого стыдимся. Разве не так, Иоанна? – смотрит граф ей в глаза.
– Но что сейчас будет? – Иоанна краснеет от смущения.
– Что значит, что будет, детка? Кому? Чему?
– Дому. Что сейчас будет? – в голосе Иоанны сердитые нотки.
– Но, Иоанна, опять ты сердишься на меня из-за того, что сделала тетушка?
Теперь Иоанне нечего больше сказать. Сейчас гнев ее ни к чему не приведет. Сейчас она стоит лицом к лицу с графом, который чувствует ее смущение и неловкость. Как бы из дальнего далека слышит Иоанна щелканье кнопок, закрывающих его перчатки.
– Сейчас возвращайся на урок, – говорит он, – а я ухожу.
– Нет, – приходит в себя от шока Иоанна, – ни в коем случае!
– Но, Иоанна, – говорит граф, который уже надел шляпу. – Что случилось?
– Вы не можете сейчас уйти, – с большим волнением говорит Иоанна, – вы должны подождать со мной, пока кончится урок доктора Дотермана.
– Почему, Иоанна?
– Из-за предложений, – шепчет она, – я не успела их перевести.
– Какие предложения?!
– «Не забывай, что ты не более, чем животное среди животных». Это шестое предложение, которое я должна перевести на латынь. И тут меня позвали к вам. А за ним идет предложение, которое никак не могу перевести. «Человек может быть счастлив только после своей смерти». А за ним…
Оттокар смеется до слез, и тут начинает смеяться и она. Приближается к его стулу и весело рассказывает:
– Если я сейчас приду на урок, он будет на меня ужасно орать: «Хотя я и стар, но, как старый боевой конь пробуждается на сигнал трубы, я пробуждаюсь при виде этой преступной неряшливости!» И еще он назовет меня… – Иоанна прикусывает язык.
Смеющийся граф приближает колени к ее коленям, и руками держат ее руки.
– Ну, как он тебя назовет, Иоанна? Как тебя назовет доктор Дотерман?
– Не скажу вам.
– Но, Иоанна, я же твой друг, – сжимает граф горячие руки девочки.
– Назовет меня – Анхен. – Совсем потеряла привычную свою сдержанность Иоанна.
– Анхен! Очень симпатично! – смеется граф. – Слушай меня, Анхен…
– Не называйте меня так, – всерьез сердится Иоанна.
– Слушай, Иоанна, – говорит граф серьезным тоном, хотя глаза его насмешливы, – давай договоримся так. Я подожду с тобой до конца урока. После него есть еще урок?
– Нет, этот урок последний.
– Тогда мы позвоним к тебе домой, и попросим разрешения, чтобы ты меня проводила, и вместе пообедаем.
– Не надо об этом сообщать домой. Они привыкли к тому, что я возвращаюсь поздно.
– Ага. Где же мы пообедаем? В большом ресторане или у Нанте Дудля?
– Ну, конечно, у Нанте Дудля, – загораются глаза Иоанны.
Раздается звонок. Урок латыни закончился. Лицо Иоанны краснеет, и ладони покрываются потом.
– Ну, пошли, Иоанна.
– Ранец… Я должна взять ранец.
– Я буду тебя ждать у малых ворот. Поторопись.
Иоанна скачет по ступенькам, и не отвечает на сыплющиеся на нее со всех сторон вопросы. Под лестницей поджидает ее Шульце.
– Иоанна, кто этот господин, который приходил к директору?
Иоанна не знает, как отнестись непривычному уважительному обращению к ней Шульце, и выкрикивает два, мало вразумительных слова, как торопящийся человек, в изумленное лицо привратника.
– Один знакомый, – и она уже около выхода, там ожидает ее Оттокар, граф-скульптор.
В полдень Берлин погружен в прозрачный мартовский воздух. Над темными крышами распростерто весеннее голубое небо. Белые легкие облака проплывают по нему, как большие, распластавшие чистые крылья, птицы. Этот чудный день волнует Оттокара, и все в ней происходящее с того момента, как возникла в ней страсть к Клотильде Буш. Это вывело его душу из каменного состояния. Граф и Иоанна стоят на мосту святой Гертруды. Бронзовой спиной она повернута к реке Шпрее, а ликом – к старикам, гуляющим по мосту. Река безмятежно спокойна. Скучно скользят по ней небольшие лодки. Солнечные лучи неярко отражаются
