Полученные таким способом показания вызвали сомнения у членов московского собора, и Геннадию пришлось оправдываться ссылкой на участие в розыске слуг великого князя. «А яз ли того Самсонка мучил? — писал владыка. — Ведь пытал его сын боярский великого князя, а мой только был сторож». Показания Самсонки носили сенсационный характер. Поповский сын утверждал, будто в ереси повинны московский дьяк Федор Курицын, доверенное лицо Ивана III, видные придворные священники протопоп Алексей и поп Денис и другие лица.
Иван III претендовал на роль высшего судьи и в светских, и в церковных делах. Обвинение в ереси лиц из его окружения было для него неприятным сюрпризом.
Конечно, никто не посмел назвать еретиком великого князя. Но и покровительство еретикам считалось тяжким грехом.
Новгородские наместники Захарьины деятельно помогали Геннадию в борьбе с его недругами- новгородцами, объявленными еретиками. Они лично участвовали в пытках заподозренных новгородцев, снимали допросы. Невзирая на помощь наместников, розыск в Новгороде протекал негладко. Новгородцы искали защиты у великого князя. Явившись в столицу, они били челом Ивану III «на Геннадиа архиепископа о том, что, рекши, он… (их) имал, и ковал, и мучил изо имениа, да грабил животы» их. Может быть, корысть и сыграла свою роль в преследовании еретиков. Но важнее было другое. Прежде владыка не мог управлять вольным городом, не уважая местных святынь и не пользуясь авторитетом у духовенства и населения. Теперь, когда Новгород утратил свою политическую вольность, затеянные гонения помогли ему покончить с вольнодумством паствы и привести Новгород в одну веру с Москвой.
Геннадий предъявил новгородским священникам-еретикам совершенно такие же обвинения (в двурушничестве и тайном «жидовстве»), какие в те же самые годы испанские инквизиторы предъявляли крещеным евреям в Испании. Фактически владыка склонился к тому, чтобы использовать опыт католической инквизиции и таким путем покончить с очагами вольнодумства на Руси. В письме 1490 г. он не только сформулировал главное обвинение в духе испанской инквизиции, но и наметил формы судопроизводства, которые позволяли достичь цели. Геннадий Гонзов дал епископам дельный совет: «Да еще люди у нас простые, не умеют по обычным книгам говорите: таки бы о вере никаких речей с ними не плодили; токмо того для учинити собор, что их (еретиков. — Р.С.) казнити — жечи да вешати». Владыка предлагал избегать богословских прений на соборе. Еретиков надо было лишить возможности отстаивать свои взгляды и сразу послать на казнь.
Однако осуществить намеченный сценарий суда не удалось.
Митрополит Геронтий умер в Москве 28 мая 1489 г. Старшим иерархом церкви в течение года и четырех месяцев оставался архиепископ Геннадий Гонзов. Он пытался использовать ситуацию, чтобы ускорить расправу с еретиками. В письме к собору Геннадий настаивал на том, чтобы члены собора «владыки (митрополита. — Р.С.) бы есте не спешили ставить доколе ереси не искорените».
Если бы планы всеобщего искоренения ереси увенчались успехом, Геннадий и его единомышленники получили бы шанс окончательно забрать руководство церкви в свои руки. Но обстоятельства не благоприятствовали архиепископу.
После смерти Геронтия московские власти прислали Геннадию вместо вызова на собор одну за другой две грамоты: одну — об избрании митрополита, другую — о поставлении коломенского епископа. Геннадий писал в ответ: «Прислал князь великий ко мне грамоту, а митрополит — другую о поставлении коломенского владыки, а безыменно кого, а велят ми отпись дати безыменно же, какову Геронтию митрополиту взяли у мене». Цель посылки в Новгород «безымянных» грамот была предельно ясна.
Старшему после митрополита иерарху церкви пришлось без обсуждения согласиться на избрание лица, не названного в царской грамоте по имени. В грамоте к новому митрополиту Геннадий писал, что «хотел того велми, чтобы мне быти на твоем поставлении», но государь ему «к Москве ехати не велел за своими делы…». Геннадию запретили ехать на собор и фактически отстранили от участия в выборах главы церкви.
26 сентября 1490 г. Иван III и собор поставили на митрополию симоновского архимандрита Зосиму Брадатого, принадлежавшего к числу недругов Геннадия. Зосима начал с крайне недружественного жеста в отношении Геннадия. Он потребовал от него «исповедания», что обидело последнего.
Разгром думы
В январе 1499 г. самодержец объявил об опале на князя И. Ю. Патрикеева, двух его сыновей, Василия и Ивана, и зятя С. Ряполовского. Бояре осуждены были на смерть. Перед нами не набор случайных имен, а правящий круг, осуществлявший управление государством на протяжении многих лет.
Двоюродный брат государя князь И. Ю. Патрикеев носил боярский чин в течение 40 лет, из которых 27 занимал пост наместника московского (этот пост он унаследовал от отца). Патрикеев возглавлял думу и принадлежал к ближайшему окружению государя. Когда строители приступили к починке старого великокняжеского дворца в Кремле, Иван III переселился на подворье к Патрикееву. К кругу высших руководителей государства принадлежал зять Патрикеева князь С. Ряполовский, за особые заслуги получивший титул «слуги и боярина». Ряполовские спасли детей Василия Темного в годы смуты.
Благодаря «молениям» митрополита Патрикеевй избежали смерти. Их постригли «в железах» (в кандалах) и разослали по монастырям в заточение. «Слуга» Ряполовский был обезглавлен палачом на льду Москва-реки на пятый день после ареста. Вскоре же казнен был боярин князь Василий Ромодановский из рода Стародубских князей.
Историки потратили много времени и остроумия на то, чтобы объяснить, что произошло в Москве. Одни связывают казни с династической борьбой, другие — с неудачами во внешней политике. Патрикеевы и Ряполовский были сторонниками замирения с Литвой. Они не смогли добиться от литовцев признания за Иваном III титула государя «всея Руси».
Предположение, будто глава Боярской думы, брат Ивана III, мог лишиться головы из-за подобного рода проступков, кажется сомнительным. Речь шла, по-видимому, о серьезных разногласиях внутри правящего круга.
Сразу после победы над новгородцами братья Ивана III потребовали произвести раздел завоеванных территорий, что соответствовало удельным традициям. Братья получили отказ. Но московским боярам великий князь отказать не мог. Московская знать получила обширные земли. Описание новгородских пятин на рубеже XV–XVI вв. выявило тот факт, что знать вскоре же лишилась новгородских пожалований.
Странный парадокс. Новгородские земли были отобраны не только у опальных бояр, но и у прочей московской знати, включая таких фаворитов, как бояре Челяднины или Захарьины.
Что же произошло?
Москва провела конфискацию новгородских вотчин в основном в конце 80-х годов. Десять лет спустя Иван III вернул в казну конфискованные земли. Московская аристократия вполне оценила все выгоды новгородских пожалований и, видимо, противилась конфискации всеми силами.
Вывод из Новгорода знати был мерой крайне непопулярной среди московского боярства, и Ивану III пришлось искать обходные пути. Он решил передать Новгородскую землю в удел, чтобы, не нарушая старину и закон, вывести из Новгорода московскую знать.
В начале 1498 г. титул великого князя новгородского получил Дмитрий-внук.
Но менее чем через год Дмитрий лишился новгородского титула. Дмитрий-внук был слишком тесно связан с Боярской думой и ее руководством, т. е. с теми, кто получил самые обширные и самые плодородные земли в Новгороде. Он не хотел ссориться с московской думой.
Иван III передал Новгород сыну Василию, несмотря на то что в 1497 г. сын участвовал в заговоре против отца и попал под стражу.
Была ли передача Новгорода Василию формальным актом? Скорее то был хорошо продуманный ход.
Иван III прибегнул к экстраординарной мере, чтобы вывести Новгородскую землю из-под контроля Боярской думы. Бояре и прочие знатные люди, присягнувшие на верность Дмитрию-внуку и продолжавшие служить ему в Москве, должны были покинуть владения князя Василия.
