Бонхёффера, Белл от их имени попросил: «Если бы вы могли при удобном случае разъяснить, что требование суровой кары не распространяется на тех жителей Германии, которые против немецкого правительства, которые отрицают нацизм и стыдятся совершенных нацистами преступлений, я уверен, такое заявление имело бы самое благотворное влияние на дух оппозиции. Я не верю, что политика лорда Ванситтарта есть политика британского правительства. Но пока британское правительство не может или не хочет объяснить, что с теми, кто выступает против Гитлера и Гиммлера, мы будем обращаться лучше, чем с приспешниками нацистов, вполне естественно, что немецкая оппозиция верит в нашу приверженность политике лорда Ванситтарта. Если в Германии есть люди, готовые вести войну против чудовищной тирании нацизма изнутри, разве это правильно – обескураживать или игнорировать их? Можем ли мы позволить себе отказываться от их помощи в достижении нашей цели? Если мы, сохраняя молчание, дадим им понять, что для Германии, независимо от того, является она гитлеровской или нет, нет надежды, тогда чем мы вообще занимаемся?»
Ответ министра иностранных дел был датирован 4 августа.
«В своей речи в Эдинбурге 8 мая, – писал он, – я уделил много внимания Германии. Я сказал, что, если кто-то в этой стране действительно желает возврата к государству, основанному на уважении законов и прав граждан, он должен осознавать: ему никто не поверит, пока им не будут приняты конкретные меры для освобождения от существующего режима. В настоящий момент я считаю нецелесообразным делать другие заявления. Я отлично понимаю опасности и многочисленные трудности, с которыми сталкивается оппозиция в Германии, но пока она еще себя никак не проявила. И пока она не докажет, что намерена последовать примеру угнетенных народов Европы, подвергаясь риску и предпринимая активные шаги для противодействия и свержения нацистского террористического режима, я не вижу, каким образом мы можем расширить заявления, уже сделанные правительством о Германии. Полагаю, из этих заявлений ясно, что мы не намерены отказывать Германии в праве занять место в будущей Европе. Однако чем дольше немецкий народ терпит нацистский режим, тем больше возрастает его ответственность за преступления, совершаемые этим режимом от имени народа».
Попытки Белла добиться более конкретного ответа от американского посла в Лондоне тоже не принесли успеха. Тогда, не отказываясь от всего, что было сказано им и немецкими пасторами, епископ Белл 10 марта 1943 года выступил в палате лордов и предъявил свидетельства, как он это назвал, реальности существования оппозиции в Германии. Он отметил, что для проведения этой оппозицией активных действий ей необходимы поддержка и одобрение союзников.
Менее чем через месяц Бонхёффера арестовало гестапо.
2
Причиной холодного приема, оказанного в Лондоне инициативам Бонхёффера и Шёнфельда, стали события почти двухлетней давности. Уже начинала проявляться причудливая смесь характерных особенностей немецкого движения Сопротивления, которая в итоге сдерживала их действия. Нельзя забывать, что они были заговорщиками, и то, чем они занимались, являлось самым настоящим предательством. Эти люди стали участниками заговора, имевшего целью свержение главы государства, лидера, которому все граждане, одетые в военную форму, приносили клятву верности. Для людей подобных Бонхёфферу акт насилия, который он одобрил и для осуществления которого работал, после долгих и мучительных размышлений был принят как необходимость во имя духовности, религии, Бога. Но так было не для всех участников движения.
Осенью, зимой и ранней весной 1939–1940 годов, в период напряженного ожидания, последовавший за оккупацией Польши и объявлением Британией и Францией войны Германии, активность лидеров Сопротивления в церкви, гражданских ведомствах и армии была довольно высока. Среди первых, предпринявших шаги к мирным переговорам между противниками, был друг и коллега Бонхёффера, юрист- католик доктор Иозеф Мюллер из Мюнхена, входивший в число заговорщиков, сплотившихся вокруг генерала Остера. Доктор Мюллер был другом кардинала Михаэля фон Фаульхабера, мюнхенского архиепископа, который бесстрашно проповедовал против нацизма. Доктор Мюллер не делал секрета из того факта, что он полностью разделяет отношение кардинала к Гитлеру. Через кардинала он имел доступ в Ватикан. После объявления войны Остер вызвал его в абвер и зачислил на военную службу. В октябре Мюллер уехал из Германии, чтобы приступить к работе в Риме, где ему предстояло в течение трех лет поддерживать прямые контакты с Британией[5].
К концу месяца он уже добился некоторых результатов благодаря друзьям в Ватикане, которые от его имени обратились к британскому посланнику при папском престоле сэру Фрэнсису д'Арси Осборну. Тогда ответ был благоприятным, с оговоркой, что Гитлер и его режим должны быть устранены, и тогда Британия сможет вести переговоры с новым правительством Германии, свободным от всех связей с нацизмом. Сам папа Пий XII заявил, что готов выступить в качестве посредника между британским правительством и немецкой оппозицией. Мюллер поспешил сообщить новости в Берлин, где Донаньи, помощник Осборна в абвере, составил докладную записку, которая должна была воодушевить армейское командование на осуществление внезапного удара, о котором велась речь еще с мюнхенских событий 1938 года.
Успех не был достигнут. «Это не что иное, как предательство своей страны, – объявил Браухич, командовавший вооруженными силами. – Почему я должен на это идти? Это будет акт, направленный против народа Германии. Все немцы за Гитлера». Тогда заговорщики обратились к начальнику штаба генералу Гальдеру, который и сам участвовал в Сопротивлении. Говорят, что Гальдер в смятении даже прослезился, но решил, что нарушение присяги, данной им Гитлеру, не может быть оправдано. Оба генерала предпочитали саботировать политику Гитлера традиционным, доступным для Генерального штаба образом – возражать против его воли (разумеется, насколько это было в их силах), утверждая, что его желания технически невыполнимы.
Группа активных заговорщиков, возглавляемая Остером, состояла из воистину выдающихся личностей. Помимо Дитриха Бонхёффера в нее входил его брат Клаус Бонхёффер и их зять Ганс фон Донаньи[6]. Еще одним агентом абвера, который оставался в движении Сопротивления до самого конца, был Ганс Бернд Гизевиус. Некоторое время он служил в гестапо. По его собственным словам, в 1940 году Остер «нелегально» вовлек его в абвер. Под прикрытием работы в генеральном консульстве Германии в Цюрихе он поддерживал регулярные контакты с Алленом Даллесом, представителем американской секретной службы в Швейцарии. Полковника (позже генерала) Ганса Остера коллеги считали человеком с большим сердцем и ясным умом, искренним и честным. Гизевиус утверждал, что Остер начисто лишен личных амбиций, но был непреклонным администратором, который говорил сам себе: «Я осуществляю связь». Он был сыном пастора и в 1940 году разменял свой пятый десяток. Любил ругаться и притворяться циником, однако разделял с товарищами, также занятыми в Сопротивлении, религиозные убеждения, служившие ему духовной опорой. Он выступал в роли координатора движения, особенно для его военного крыла, вместе с тем, очевидно, не знал Ульриха фон Хасселя, занимавшегося тем же в гражданском крыле движения, до весны 1940 года. Только тогда он узнал, что Хассель занят поиском других подходов к британцам.
Хассель был патрицием по рождению и воспитанию, аристократом и интеллектуалом, избравшим дипломатическую карьеру. Он был послом Германии в Италии до 1937 года, когда его несогласие с политикой Риббентропа привело к увольнению и отставке. Его знаменитые дневники, которые он некоторое время прятал в чайной коробке, зарытой в саду его дома в Эбенхаузене (Бавария), являются бесценным источником информации о заговоре, который он полностью поддерживал. После отставки он занял должность, которая позволяла ему относительно свободно ездить по разным странам. Он должен был докладывать об экономической ситуации в странах Европы и посему регулярно посещал Швейцарию, Италию и оккупированные Германией страны, где поддерживал контакты с людьми, симпатизирующими или поддерживающими заговор. По словам Гизевиуса, этот человек обладал острым чувством юмора и дипломатической тактичностью.
В ноябре 1939 года на Хасселя неофициально вышли сами англичане. Старый итонец Дж. Лонсдейл Брайанс, член лондонского Брукс-клуба[7], человек, много путешествовавший и завязавший дружеские контакты со многими европейскими дипломатами, задумал прекратить войну, которая, по его мнению, не нужна была никому, кроме Гитлера. Воспользовавшись знакомством с министром иностранных дел лордом Галифаксом, он предложил неофициально обсудить этот вопрос с интеллектуальной элитой Германии на нейтральной территории. Обнаружив, что министр
